— Ты приготовил для меня мою же одежду? — Хонору стало неуютно от осознания того, что сумасбродный преступник прикасался к его чистеньким вещам. Мало ли что зреет в этом извращенном умишке.
— Да. — У Ловэля был умилительно довольный вид, так и говоривший: «Хвали меня, какой я милый!»
— Благодарю, — выдавил Хонор.
Чуть трясущимися руками он схватил одежду и огляделся, ища путь к какому-нибудь укрытию, где он смог бы спокойно переодеться и не чувствовать ежесекундно на себе этот пронизывающий взгляд.
— Там за деревьями есть водоем, моя Венера, — заботливо подсказал Ловэль. В скромной улыбке чувствовалось сострадание, в наличие которого Хонор, конечно же, ничуть не верил. — Ты ведь желаешь омыть свое тело в утренней прохладе?
— Допустим, я желаю только лишь умыться, — проговорил Хонор, пытаясь разгадать по умиротворенному лицу Ловэля, а не замышляет ли тот какую-нибудь пошлость. — И я желаю уединения. Ясно?
— Ясно. — Ловэль послушно кивнул.
— Не ходи за мной, а иначе я выращу иву, которая немедленно раздавит твои кости,
— на всякий случай предупредил Хонор, опасаясь, что дрожащий голос выдаст его блеф. Однако наемник продолжал улыбаться. — Я ушел.
Он развернулся и, подавляя желание оглядываться через плечо на каждом шагу, двинулся в указанном направлении. Умыться в прохладном водоеме, избавившись тем самым от накопившихся внутри волнений и тягот, — что может быть лучше?
— К слову, моя Венера, в изумрудном море зелени спящий ты был похож на прелестного эльфа, — мурлыкнул Ловэль.
Хонор, вздрогнув, ускорил шаг.
Водоемом оказалась широкая река со спокойным течением и прозрачной водой. Умиротворение витало в воздухе, а тишина дарила ощущение защищенности и толику успокоения. Хонор быстро переоделся и прежде, чем натянуть рубашку, воровато огляделся. Зачерпнув ладонью холодную воду, брызнул ее себе на грудь и шею. Тело, попривыкшее к утреннему холоду, снова покрылось мурашками. Хонор задрожал, и мягкая перина, набитая лебяжьим пухом, вновь встала перед его глазами. А еще одеяло, горячий чай, теплые булочки на завтрак. Из горла вырвался хрип, и юноша, досадливо поморщившись, начал растирать руки от запястья до локтя.
Досадная слабость. Не время думать о комфорте!
Встав на колени, юноша зачерпнул еще воды и брызнул себе на лицо. Затем, дрожа от холода, начал собирать волосы в хвост, намереваясь вернуть алую ленту, дарованную матерью, на место.
Холод. Тишина. Благодать.
Рядом послышались булькающие звуки. Хонор, пылая праведным гневом, повернулся в сторону шумевшего. Нарушителем спокойствия оказалась Имбер. Маленькая торговка, что-то напевая себе под нос, бултыхала босыми ногами в воде.
— Убери свои грязные ноги от воды, — прошипел Хонор. — Я вообще-то тут лицо мою!
Имбер прекратила баламутить воду в реке и изумленно вылупилась на юношу.
— Умывайтесь на здоровье. — Она пожала плечами. — Я-то вам чем мешаю? В эту реку даже лесные звери испражняются, так что ей будет от моих грязных ног? Это же природа, все связано, все находится в жизненном круговороте. Вы же стихийник, господин Роуланд. Относитесь терпимее к природе.
Рвотные позывы в этот раз подавить было весьма трудно. Хонор с трудом оторвался от созерцания зеленой травы под своими ногами и перевел тяжелый взгляд на Имбер.
— Ты что-то сказала? После информации об испражнениях я прослушал.
— Говорю, все находится в круговороте. — Маленькая торговка непринужденно улыбнулась и погрузила ноги в воду. — Ух, святая каракатица, холодина несусветная! Ай, хорошо! В самый раз водичка!
— Мне как-то нехорошо, — пробормотал Хонор и побрел прочь от реки, еле-еле переставляя ноги.
— Эй, господин Роуланд, — крикнула ему вдогонку Имбер. — Природа любит стихийников!
— Вот только я что-то не горю желанием отвечать ей взаимностью, — проворчал он.
За те несколько минут, что он отсутствовал, поляна успела пробудиться. Где-то в ветвях щебетали птицы, лучи солнца все ощутимее дарили тепло, а гадкая Змеюка Зарина Эштель уже вовсю командовала, вытянувшись во весь рост на крыше кареты.
— Да, глянь, вон с того дерева, может, увидишь что, — распорядилась Зарина, и Хонор только и успел заметить, как сапоги Ловэля пропадают в ветвях дерева.
— Чуть свет, а ты уже шипишь? — буркнул он, останавливаясь у левого переднего колеса кареты.
— Кому-то же надо вытаскивать нас из передряги, — откликнулась Зарина, ловко спрыгивая на место кучера. — Потому что один глуповатый Бюрократишко вместо того, чтобы рулить на юго-запад, как указывал Львиный любимчик, поскакал к черту на куличики, чтобы, в конце концов, оказаться у черта на рогах!
— И что это за обвинения? У меня не было времени сверяться с картой, которой, кстати, у нас нет. Ах да, у меня еще нет ночного зрения совы, так что, даже если бы треклятая карта была, я бы ни черта не увидел!
— Так с какого перепугу вызвался изображать навигатор? — напустилась на юношу Зарина.
— Что? — не понял юноша.
— Скажу попроще. Зачем решил сам указывать лошадкам, куда им делать цок-цок?
— Как зачем? — Хонор начал сердиться. — Времени было мало. Я спасал наши жизни!
— Ты себя спасал, ботаник, — Зарина ткнула в него пальцем. — Себя, себя, себя!
Хонор раздраженно нахмурился.
«Ну, себя и что? Ладно, права, гадюка, но черта с два признаюсь в этом вслух».
— Короче, ты облажался, Бюрократишко, — сделала вывод Зарина, ничуть не заботясь о его чувствах. — Молись, чтобы Кудряшка увидел с верхушки дерева какой-нибудь ориентир, и мы сумели выбраться из леса.
— «Кудряшка»? — Лицо Хонора вытянулось. Когда это к ним успел присоединиться еще один спутник?
— Я имею в виду Шакуилла. — Зарина спрыгнула, метясь приземлиться прямо на ногу Хонору, но юноша успел вовремя среагировать. — Маньячина пополезнее тебя будет, Бюрократишко.
— Он исполняет твои команды, лезет для тебя на деревья, и ты уже зовешь его Кудряшкой? — Хонор был неприятно поражен. — Миловаться вздумала с преступником? Где граница твоего сумасбродства?
— Остынь. — Зарина явно удивилась этой вспышке ярости. — Ты того, обиделся, что ли?
— На что мне обижаться? — Хонор театрально всплеснул руками. — На дураков не обижаются. Я устал призывать тебя к здравомыслию. Мы теряем драгоценное время, когда нам давно уже нужно мчаться по направлению к территориям Братства Стихий.
— Чувак, такое дело. — Зарина цокнула языком и положила руку на плечо юноши. — Мы заблудились, сечешь? Из-за тебя, между прочим.
— Хватит меня обвинять!
— Но ты виноват.
— А можно мне вставить слово? — Ланиэль, высунувшаяся из кареты, скромно подняла руку, ожидая разрешения.
— НЕТ!
Гарпия сникла и присела на подножку кареты, абсолютно не представляя, как среди ругани, разбавлявшей утреннюю идиллию, продемонстрировать свою полезность.
— Ого, их вопли начинаются строго по часам. — Около Ланиэль остановилась Имбер. С кончиков волос девочки капала вода. — Такая стабильность восхищает.
— А у меня подобные конфликты вызывают беспокойство. — Гарпия вздохнула. — Никогда не видела, чтобы так часто и подолгу ругались.
— Ага, я тоже не привыкла к ругани, — согласилась Имбер, выжимая края своего шарфа. — Со мной обычно никто не ругается. Кредиторы сразу начинают гонять меня по всем улицам, напускать злющих животинок или просто проклинать, — все что угодно, кроме разговоров. Помню, однажды на меня натравили волкодава. Ох и громадная зверюга была — видать, кормили его нелегальным порошочком из разряда фермерских средств для роста овощей. Сожрал мой ботинок и выплюнул шнурок. Обслюнявленный шнурок. Моему возмущению не было предела.
— Радуйся, что тебя не съел. — Ланиэль сочувственно улыбнулась. — А не страшно так жить? Постоянно прятаться от тех, кому долг не вернула?
— Страшно? — переспросила Имбер. — Не особо. Моему руководству плевать на то, чем занимаются его подопечные в свободное время. Для него главное, чтобы дело исполняли сносно, а должен кто кому или нет — это Освальда Каменщика не интересует. Он говорит, что если ты оказался в долговой яме, то сам должен для себя решить: или ты ютишься на самом ее дне, забитый и беспомощный, или хватаешься за края и корчишь рожи тем, кто на высоте.
