Маршрутом Земля - К чертовой Бабушке (СИ) - Сван Тата

— Не удастся нам поговорить, святой отец. Я ведь опасный государственный преступник. Меня бояться надо. Слышишь, Ночные Ведьмы свистят — это по мою душу. Так что хватай свои вещи и беги, прячься, может боги смилуются, живым останешься.

— Не беспокойся добрый человек, — успокоил Борха отшельник, — чертовы птицы сюда не доберутся. От скал до воды тут всего ничего, им развернутся негде, а над водой они не летают. А тебя я не боюсь, зла в тебе нет, душа чистая, хоть и не всегда ты по закону поступал. Да ведь законы люди пишут, людям их и нарушать.

И тут такое зло Борха разобрало, сам диву дался. Уж и не смог припомнить, чтобы кто-то смог его так задеть. Тут жить осталось полчаса от силы. Нет, чтобы о душе подумать, богам помолиться, так он с сумасшедшим отшельником пререкается. Не хватало еще философский диспут затеять о природе добра и зла.

Вот и заорал во всю глотку, не сдерживаясь: «слышь ты, старый хрыч. Ночных Ведьм не боишься, может тебе и Боевой Калган нипочем. А как насчет манипулы лучников — аджерейцев. Ты стрелы зубами ловить умеешь? Да тебе и стрела не понадобится, я тебе сам шею своими руками сверну, если ты сейчас же не уберешься в свою нору».

Покричал и вроде легче стало, уже спокойно продолжил

— уходи отшельник, прячься. Убьют тебя вместе со мной, считай из-за тебя, мне еще один грех на душу. А у меня и так своих грехов хватает, Как по Мосту Праведников перебираться стану с такой ношей?

Похоже, увещевания Борха не произвели на отшельника ни малейшего впечатления. Наоборот он как-то особенно гнусно захихикал и начал радостно подпрыгивать.

— Что ты путник, я не умею ловить стрелы зубами. Только меня обижать никому нельзя: ни лучникам-аджерейцам, ни Боевым Калганам, ни государственным преступникам. Я ведь святым считаюсь, могу и проклясть.

От такой наглости Борх просто опешил.

— Да что твое проклятие воинам Владыки, которые приказ выполняют. Ты и рта открыть не успеешь, как станешь похож на горного еегу, только вместо иголок из тебя стрелы торчать будут. А как ты существо морское безмозглое проклинать станешь?

Сказал это и сам себе удивился. Зачем что-то доказать пытаюсь. Ясно же, что отшельник двинулся умом тронулся. Оттого, наверное, и числится святым. Завещала же Нелана Ясноликая чтить ущербных телом, а почитать убогих духом. Видно судьба у Борха такая, окончить жизнь свою в компании с праведником.

Небо взорвалось слепящей голубизной. Все стало отчетливо видно только цвета приобрело такой немыслимой красоты, что за такое и умереть не жалко. Пурпурное море, алмазный переливающийся песок, иссиня черные скалы, а наверху серебристые фигурки лучников. Луки натянуты, кефаровые стрелы направлены точно в цель и все застыло, ждет приказа. Одна команда — и туча черных молний понесется вниз.

— А я еще на плато взбираться собрался, — подумал вор. — Прямо в лапы стражникам и угодил бы.

Вдоль всего обрыва, куда достигает взгляд, а видно по сторонам лиг на десять, с интервалом в два локтя, стоят аджерейцы. Их не меньше легиона. И утра ждать не стали, зажгли святой полог.

Борх такое только раз в жизни видел, на коронации нынешнего Правителя.

— Боги, — внезапно сообразил он. — Да Святой Полог на десять лиг должен стоить дороже дворца Юстус-арги великого и непогрешимого вместе с самим Юстус-арги. Это что, все ради него затеяли? Да что же им надо?

И тут вора проняло. А ведь Лунный браслет он так заказчику и не вернул. Вот он браслет, сидит на руке как влитой, не снять. А в свете Полога по браслету волны зеленые на лазоревом бегут и рунами вспыхивают. Так бы и смотрел, пока стрелами не прикончат. А медлят аджерейцы потому, что офицер в стороне стоит, еще не рассмотрел Борха. Сейчас ему укажут на вора и прозвучит приказ.

И все эти мысли промелькнули в голове у Борха буквально за считанные мгновения. И даже гордость какая-то возникла, не каждому дано умереть под Святым Пологом. Может, и спишется ему за это пара тройка грехов полегче. Все проще будет через Мост Праведников перебираться. Может, и дойдет на другую сторону. Да только мысли эти светлые сумасшедший отшельник своими словами развеял.

— А ведь и вправду здесь не удастся вволю поболтать, Пошли ко мне.

И так спокойно это говорит, как будто и нет вокруг красоты неземной, которую ой как немногим за всю жизнь увидать удается. И странно как-то: все вокруг цвета поменяло, божественным переливается, а отшельник как был загорелым да косматым так и не изменился вовсе.

Короче, махнул Борх рукой, что с убогого взять, и согласился: «ладно пошли». А сердце в голове барабаном бьет, бух, бух вот сейчас раздастся приказ, запоют стрелы и все, не станет Борха.

Отшельник этак бодренько в одну руку котелок с костра подхватил, в другую корягу горящую, зачем только надо и так светлее чем в полдень, а она горит под пологом светом неземным — красота несказанная, и засеменил к скале, рукой машет, зовет.

Вор за ним, а сам приказа ждет. Да только миг и святой полог погас. И такая тоска на душу навалилась. Куда идти, лучше стражников на берегу подождать, чтобы враз все и закончить. Да только отшельник пристал как пиявка, манит, зовет, горящей корягой расщелину в скале подсвечивает, точно знал, что святой полог погаснет.

Расщелина в скале узкая, под углом вниз спускается, едва протиснуться удалось и голову наклонять все время приходилось. Длиной локтей сто, а как закончилась, отшельник приказал стоять на месте, хоть вор и сам шагу сделать не мог. Увидел, куда попал и ахнул, ахнул сначала от восторга: рассмотрел зал красоты необыкновенной. Пещера гранитная небольшая, локтей двадцать в ширину и под сорок в длину. Красоту эту природа создала, но и человек руку приложил. Дно ровное- ровное мозаичными плитками выложенное. Потолок высоко, едва виден, а с потолка десяток колонн сталактитовых спускаются. Сталактиты обычные известняковые, только сверху покрыты наплывами горного аренита. Аренит порода мягкая, как мел и редкая как самородное серебро. А стоит раз в десять дороже золота по весу. И все потому, что светится в темноте, никакие светильники не нужны. Свет у аренита особый. Видно все, но только будто в дымке, в тумане, а приглядишься, все четкость обретает. И алтарь виден в центре зала, и ложе отшельника в глубине пещеры, и родник, что из стены бьет. Вода из родника в чашу каменную резную собирается и стекает вниз сначала по желобу, а потом в провал, что в углу пещеры расположился. И рисунки мозаичные на полу видны.

Посмотрел на пол и ахнул во второй раз. Только теперь не от восторга, а от собственной глупости. Попутал-таки Глухой Сапожник. Не хотел же идти за отшельником, понимал, что не в своем разуме тот, так нет же, пошел. Сейчас бы уже лежал спокойно на берегу, и мучился бы не долго, стражники свое дело знают, подняли бы на мечи, кисть перерубили, Лунное кольцо забрали, может быть, даже тело песком присыпали или в воду сбросили на корм рыбам. Вряд ли потащили бы тело в город на опознание. Лунный браслет — лучшее подтверждение.

А что делать сейчас и представить нельзя. Жить и так осталось от силы четверть часа. Из расщелины, ведущей к пещере, уже слышны команды офицера и чертыханья стражников.

А душу свою бессмертную Борх считай загубил. Теперь не то что на Мост Праведников нечего соваться, теперь молить Перена Огнебородого, чтобы в Гиену огненную пустил. Да и то, мыслимо ли вообразить, чтобы ничтожный отшельник перед самой смертью, когда ни хадж совершить не успеешь, ни пожертвование богатое сделать, притащил меня в Ложный Храм Кали неукротимой.

А Кали неукротимая не та богиня, которая оскорбления прощает. Это про других богов можно гадать, есть ли они на самом деле или святоши выдумали, чтобы деньги с паствы стричь. А в храм Кали в столице каждый может зайти да и попытаться сесть на трон Избранного.

Кто на трон усядется да живым останется тот тут же Верховным Правителем станет. Только прежде чем до трона добраться, надо через ленту Кали переступить. Она трон окружает. Обычная линия из трех полос, краской на полу нарисованная синяя, красная и зеленая полосы. Перед праздником искупления жрецы старую линию стирают, и тут же новую рисуют. Одни скребком стирают, а другие тут же рисует, что бы не дай бог зазор не шире ладони был. Кистью по полу водят, в ведро с краской кисть макают и рисуют. Каждый подойти может, посмотреть, особо смелые пальцем в не высохшую краску лезут, потом этим пальцем точку на лбу ставят. Благодать Кали получить хотят. Жрецы на это глаза закрывают, у них свой резон. Сами то жрецы через эту линию туда — сюда снуют, вроде как по делу. То светильник поправить, то метелкой пыль со статуи стряхнут.