– Нет, батюшка! – заревели близняшки. – Лялька, дура, горшок с клеем опрокинула! Долька, дура, свечку уронила! У гуверняньки подушка загорелась, а мы из ее светлицы убежать не можем – к полу прилипли!
– Вот оно, утешение отцовское! – объявил Жихарь. – Вот она, отрада дедовская! Я так когда–нибудь из похода на пепелище вернусь! Перебор Недосветыч, мог ли ты вообразить, что вот такие умилительные чада твою старость покоить будут!
– А ведь еще младенец вырастет! – в ужасе сказал княжий тесть. Жихарь насупился.
– Если вырастет… Теперь в лесу и лучший охотник не найдет следа. Ясно, что у Беломора там был спрятан какой–нибудь летучий корабль. Или ручной огненный змей. Неклюд, пока у нас жил, в тереме не волхвовал, а вот в лес отлучался частенько…
– След всегда можно найти. Хоть год. Хоть десять, – неожиданно прогудел Демон Костяные Уши. – Собака не возьмет. Я возьму.
– Да, сэр Джихар! – вскочил король Яр–Тур, – Мы бы и сами могли догадаться!
Помните, как сэр Демон выследил нас в каменной пустыне, среди тумана? Чтобы спасти от голодной смерти?
– Ну, Демон, – сказал Жихарь. – Ну, благодетель! А еще говорил, что от тебя толку нам не будет! Тогда пойдем, господа побратимы!
– Надо его запах. Рубаху. Сапог, – потребовал Демон.
– Портяночка лучше всего подойдет! – подсказал Мутило, возревновавший к чужому успеху – к тому же еще и представителя другой стихии.
Собирались быстро, но с умом. Нашли и портяночку Беломора, набили дорожные мешки, проверили оружие.
– Нет, – сказал богатырь, когда из кабака высыпали все гости. – Пойду только я с побратимами. А вы сидите и ждите.
Посланец от варягов, которого звали Аскольд Волосатая Кобра, счел было отказ за оскорбление, но Жихарь отвел варяга в сторонку и нашептал ему на ушко, что, дескать, он, Аскольд, из всей толпы один настоящий воин и многоборский князь может доверить порядок только ему. Потом богатырь отловил Армагеддоновну и велел проследить, чтобы не увязались Ляля и Доля.
Собирались быстро, но на проводы заявился чуть ли не весь город.
Жихарь поднялся на крыльцо и сказал:
– Многоборцы и гости нашего княжества! Может, мы вернемся еще до ночи, может, вовсе не вернемся. Прошу об одном: живите, как при мне жили, утром вставайте, вечером ложитесь спать. Даже в шутку не деритесь – всякая рана впоследствии может открыться. Не забывайте садиться за стол, подъедайте старые припасы, потому что свеженины пока не предвидится – сами видите, нынче даже свиные отбивные со сковороды убежать норовят. Храните себя для светлого будущего, в которое приказываю верить. Кот и Дрозд, берегите детей. Соберите по деревням народ, запритесь в городе и никого не пускайте.
Мало ли кто в такие времена по дорогам шляется! Господа дружина!
Разъезжайтесь по заставам, перекройте все пути в Многоборье, как полагается при моровом поветрии. У дружинников за старшего будет Окул, и не спорить!
Сочиняй, передай Окулу свою ханскую бляху, пусть степняки в случае чего будут с нами заодно. Гостей ни в чем не неволю – кто хочет, уезжай восвояси, кто хочет – оставайся. Бабура, заколоти досками дверь в кабак!
Юноши и девушки, берегите стариков и наоборот! Не озорничайте, не время!
Потом натешитесь!
– А будет ли «потом» – как мы узнаем? – спросили из толпы.
Сперва Жихарь хотел отрубить себе мизиниый палец и приколотить его над княжеским крыльцом – мол, если кровь закапает, стало быть, мы победили. Но даже мизинца стало ему жалко.
– А так, – сказал он. – У нас самый ярый да чувствительный кто? Младой Кощей. Он это первым почует. Как только он какую девку за белую грудь ухватит – значит, жизнь налаживается!
– Ничего себе барометр! – сказал Колобок. Пока Жихарь возвещал свою княжескую волю, настырный Гомункул вскарабкался ему на шею и начал прилаживать свою сбруйку.
– Да уж оставался бы тут, – сказал богатырь. – Мы, может, на верную гибель… Тьфу ты!
– Не на гибель, а за гибелью, – поправил его Колобок. – Как же мне не пойти? Я ведь только на Луне и не бывал, хотя и пробовал туда доехать с оказией. Да только меня не взяли: мол, в невесомости крошки могут попасть в дыхательное горло…
– Зверье, – сочувственно сказал Жихарь, повернулся и побежал в дом.
Карина чему–то улыбалась во сне. Безымянный сын посапывал рядом. Ляля и Доля сидели на лавочке, опасно притихнув.
– Я скоро, – сказал богатырь. – Ты не думай, я обязательно вернусь… Ты откроешь глаза, а я уже тут…
– Колобок, береги батюшку. Батюшка, береги Колобка, – прошептали Ляля и Доля. Жихарь поцеловал всех и вышел. Что бы ни ждало его на следу Беломора, он решил без победы домой не возвращаться. Так жить никакого сердца не хватит.
…Демоны, как и водяники, не умельцы ходить по земле – крылья мотаются за спиной и мешают сохранять равновесие. Демон Костяные Уши еще и пригнулся к самой траве, громко сопел, принюхиваясь. Время от времени он поверял себя с помощью портянки. Хвост его ходил из стороны в сторону. Когда уходили, Мутило не удержался и вдогонку посоветовал надеть на следопыта поводок, так их еле растащили.
Да и сам Жихарь то и дело себя осаживал, чтобы не сказать какую–нибудь глупость вроде: «Ищи, ищи! Умница!» Демон то и дело запинался за всякие корневища и утыкивался рылом в землю. Потом Жихарь и Сочиняй по очереди просто тащили его на руках с наклоном вперед, как слепец палку. Бедный Монах и Яр–Тур молча шли сзади. Помалкивал и Колобок – видно, его на ремнях убаюкало. Уже начало вечереть.
А ведь можно просто–напросто сбежать во Время Оно, думал богатырь. Место в развалинах он запомнил, заклинание тоже. Забрать семью и податься туда.
Там–то наверняка все по–прежнему. Живут, а потом умирают. Иаков всегда приютит, да и в Вавилоне ему рады будут… Нет, в Вавилоне вряд ли, Вавилон они ограбили так, что за тысячу лет не забудется… Но жарко там, в песках, и водоносного платка больше нет. И друзей старых нет. Яр–Тур туда наверняка не пойдет, он сказал, что вернется в Камелот в любом случае. А в Столенграде люди станут ждать. Потом забудут, кого и чего ждут, по том даже имен своих не вспомнят. Высохнут до костей и будут бессмысленно бродить по улицам…
– Спишь, человек полосатый! – гаркнул Демон. – Пенек!
– Ой, прости! – очнулся Жихарь и понял, что пенек вовсе не он, а настоящий пенек – об него и стукнулся Демон.
Они шли через осыпавшийся ельник. Над самыми верхушками голых деревьев висела Луна, идущая на ущерб. А в Нави она была полная…
– Все, – сказал Демон. – Пришли. Ставь на лапы.
Перед ними едва возвышался холмик, закиданный ветками. Но хвоя давно опала, под ней обозначились доски, и стало понятно, что это всего–навсего землянка.
Жихарь толкнул дверь. Она была заперта изнутри. Значит, не выходил оттуда неклюд.
Богатырь отошел, чтобы с разбегу вышибить дверь, но Сочиняй–багатур опередил его – поковырялся кинжалом да открыл засов.
– Прощайте, – сказал Демон. – Сынам эфира нельзя под землю.
Жихарь хотел ответить ему что–нибудь хорошее, но суровый дух изгнанья резко взметнул крыльями хвою и через мгновение уже обозначился густой черной тенью на лунном диске.
– Сынам эфира нельзя, – сказал богатырь. – А вот я, как проклятый, как рудокоп, из–под земли не вылажу. То Бессудная Яма. То Адские Вертепы. То вавилонские темницы. То курган–могила.
– Земля символизирует материнское чрево, – зевая, сказал Колобок. – А также хтонический мир, населенный чудовищами…
Вниз уходили земляные ступеньки. На досках двери с обратной стороны был грубо намалеван знак – красная стрела, указывающая на белый серп.
– Если я что–нибудь понимаю в символике, – сказал король Яр–Тур, – то этот подземный ход ведет на Луну…
– Я видел… я видел: на хромом зайце ехал бородатый старик без макушки, шибко, шибко, шибко, оставил свою гору, оставил чужую, оставил сорочью гору, оставил снежную и переехал за ледяную, и тут сидел другой старик с белою бородой и сшивал ремнями дорогу, а с месяца свет ему капал в железный кувшин.
Николай Лесков
«И на Луне, поди, люди живут», – думал Жихарь. Он шел впереди, а Колобок, наклонившись вперед, освещал фонариком дорогу: отрабатывал свое участие и бесплатную езду на богатырской шее.
Ход был узкий и низкий, не укрепленный, земля влажная и тяжелая. Жихарю и Яр–Туру приходилось нагибаться, потому что даже Лю Седьмой и Сочиняй–багатур то и дело чиркали макушками по потолку, и каждый раз все замирали и останавливались в тревожном ожидании – не осыплется ли земля спереди или сзади.
Понятно, что не Индрик–зверь прокладывал этот ход – походил он скорее на подкоп из темницы.
