Мы отъезжали на трёх телегах под хвалебные возгласы увозивших нас мужиков и дружеские помахивания и подмигивания Роксане. Нам досталась средняя телега с пегой низенькой лошадкой. Обернувшись, я заметил, что Груша висит на Михе, а тот, вместо того, чтобы отдирать от себя прильнувшую к нему женщину, отвечает ей страстным поцелуем.
Среда, позднее утро.
Телегу неимоверно трясло. Несмотря на солому, положенную на дно, я отбил себе всё, что только можно, а мерзкие колоски и травинки опять набились под рубашку. Начало невыносимо припекать, поэтому я разделся до пояса, под заинтересованные взгляды пери. Через час я выяснил, что проще идти рядом с телегой, чем отбивать себе бока, через два - что если лошадь вдруг пошла рысью, то бегом за телегой не угонишься, а находиться на ней в это время невыносимо. В Верхние Волчки мы должны были доехать к утру, и я никак не мог взять в толк, зачем надо было ехать - путешествие пешком принесло бы меньше мучений. Может, мужики товар какой везли на продажу. На каждой выбоине Роксана демонстративно падала мне на спину, стараясь прижаться грудью, поэтому у меня возник дополнительный стимул идти. Мих же спокойно лежал на соломе и жевал травинку.
Надо бы расспросить его о местных обычаях, пока есть время, но я боялся заговорить. Накатил приступ тоски по дому: "Я в походе, - начал уговаривать я себя, - сейчас доедем до деревни, а оттуда автобусом на станцию - и домой… Блин, почему мне так выть хочется - может, это ликантропия начинается? Ладно, пусть Роксана немного поприжимается - отвлекает…"
С первой телеги Услада с мешками под глазами бросала на нас мрачные взгляды. Похоже, от сотрясения мозга она уже прочухалась.
Среда, часа два пополудни…
Мы почти доехали до опушки леса и остановились на привал. Мужики быстро соорудили костерок, натаскали откуда-то воды и сварили солонину. При тех голодных спазмах, что я испытывал, мне даже удалось съесть из общего котла ложек шесть без отвращения.
Неужели я никогда больше не попробую нормального мяса?
В лес я вошёл пешком.
– Садись, - Мих заговорил первый, - ещё долго.
– Я пока пройдусь, - отозвался я, - вообще не понимаю, как ты можешь на ней лежать, колется же!
Об отбитых боках я умолчал.
– Да, - засмеялся меч, - это тебе не твои "Жигули"!
Может, я и не могу усидеть на телеге, но уж на "Жигулях" я точно никогда не ездил! Неужели же я произвожу впечатление человека, способного сесть в "Жигули"? Или он просто марок никаких больше не знает?
– У меня, между прочим, "Лексус" 2005 года выпуска, если тебе это о чём-либо говорит, - я вложил в голос как можно больше елея, - а у жены "Хонда"! А до этого у меня были две "Тойоты"!
– Да ну? - наглеца это не проняло, - хорошо хоть не "Вольво", у него, видишь ли на крышке двигателя сорок восемь болтов, а ваши идиоты почему-то думают, что этот двигатель можно и нужно ремонтировать. Ненавижу хозяев "Вольво", а разработчиков тем паче!
– Нормальные люди машины не ремонтируют, - пусть паразит поймёт, что я отношусь именно к этим нормальным людям, - они ездят года три, а потом продают и покупают новые!
– Не волнуйся, - пропела Роксана, - как только мы получим лошадей, сможешь выбрать себе любую и назвать хоть Лексусом, хоть Хондой.
Среда, вечер
Кто мне объяснит, почему в лес надо обязательно въезжать под вечер? Чтобы волкам было удобнее? Почему мужики не спешили ехать по полю под палящим солнцем, а теперь вдруг начали погонять лошадок? Сообразили, что такими темпами мы здесь заночуем?
Наша кобыла остановилась, Роксана качнулась и прижалась ко мне. Мих лениво сел и сунул в рот новую травинку. Возница смачно сплюнул и вытащил откуда-то со дна телеги небольшой лук.
– Началось, - обернулся он, - оно завсегда так, как староста задурит, так лесные все наглеть начинают. Еще пара дней, никакого продыха не дадут, ты уж, батюшка, не подкачай, как приедем-то! И сейчас подмогни, заступник наш!
Привстав на телеге, и стараясь не думать о том, что со мной будет, если кобыле именно сейчас придёт в голову тронуться, я увидел, что поперёк дороги лежит здоровенная ёлка. Опять разбойники? Здесь что, разбой - официальный путь заработка? Сегодня я тебя граблю - завтра ты меня?
О, ё! Может, ну их всех, да и в обморок? Или под телегу? В обморок свалиться не получалось. Видимо, за эти дни я уже выбрал весь отпущенный мне лимит на обмороки. От порыва ринуться под телегу меня остановила мысль, что лошадь может тронуться - и что тогда? Мысль, что позориться перед Михом, Роксаной и половиной деревни не стоит, пришла самой последней, просто потому, что первые две не поддавались реализации, а других не было. Я схватился за топорик, хотя вилы придали бы мне больше уверенности - они, возможно, удержали бы это на хоть каком-то расстоянии…
Это напоминало незаконченную редакцию мутанта, забракованную режиссёром в связи с тем, что вызывала она не ужас, а неудержимые рвотные спазмы.
Звери - более всего они напоминали гиен-переростков под метр в холке - окружили полукольцом первую телегу. Отвратительные перекошенные морды с капающей слюной наводили на мысли о бешенстве, а свисающая клочьями шерсть недвусмысленно намекала на стригущий лишай. За ними вторым рядом стояли существа, имеющие некоторое сходство с людьми. "Оборотни в состоянии частичной трансформации", - решил я. Застывшие перекошенные лица, клочья шерсти на лице и теле, желтые глаза с вертикальными зрачками, полностью лишённые чего-либо человеческого - однако ж ума перегородить дорогу у них хватило. Я оглянулся по сторонам - слева от себя заметил плешивую спину гиены и немедленно упал на дно.
– Семь спереди, три слева, не менее двух справа и столько же сзади, из них получеловеческих особей не менее шести, - шепнула Роксана.
– Четверо справа и четверо сзади, - ответил Мих, протягивая руку вперёд, и вытаскивая откуда-то из-под соломы небольшой лук и колчан, - может, ещё подбегут.
Возница на нашей телеге - тот самый рыжебородый мужик - мотнул головой и издал жуткое горловое рычание. Гиена слева отозвалась утробным рыком, спереди донёсся хриплый лай и визг. С первых телег полетели стрелы, наш возница тоже прицелился и пустил стрелу. Гиена справа завизжала и задней ногой обломила застрявшее в плече древко. Что Мих, что возница, что стрелки спереди - все попали, вот только видимого вреда стрелы зверям не принесли, из кустов на нас вылетел двухметровый седой оборотень, утыканный стрелами, по мне так ему давно полагалось бы лежать.
Роксана отодвинула меня рукой и метнула нож - откуда у неё нож? - и детина захрипел, схватившись за горло - второй нож, и по траве покатилась гиена. Возница всадил стрелу третьей твари в глаз и немедленно переключился на правую сторону: впрочем, делать там ему особенно ничего не пришлось - Мих очень аккуратно и не спеша уложил всех четверых нападавших из лука прицельным выстрелом в глаз. И ни разу не промахнулся. И чего б ему Луком не назваться? Я снова привстал - драка сзади закончилась, а впереди, катаясь по земле, сцепились две здоровенных гиены, они катались по земле, оставляя на ней клочья шерсти и капли крови.
Мих лениво натянул тетиву и прицелился:
– Осторожней, - зашептал возница, - Горицвета нашего не задень ненароком.
Тренькнула тетива, и одна из гиен затихла. Из-под неё выбрался драный пёс и прыгнул на телегу.
– Ну молодец! - одобрительно проскрипел рыжебородый, - в самое яблочко, а то плохо Цветику нашему приходилось.
"Откуда с нами собака?" - машинально подумал я, - "не было ведь…"
Вот будет хохма, если с нами едет оборотень.
Возница спрыгнул с телеги и присоединился к находящимся впереди мужикам, которые принялись оттаскивать трупы и отволакивать дерево с дороги.
– Мих, - поинтересовался я, - ты ж меч, зачем из лука стрелял?
– Ты хочешь, чтоб я руки об это марал? - поинтересовался тот, сунул в рот очередную травинку и лёг, заложив руки за голову. Через полминуты он поинтересовался:
– Может, мне пойти ещё дерево на дороге порубить?
– Между прочим, было бы неплохо, - встряла Роксана, вытаскивая топорик, - неизвестно ещё, что там впереди, чем быстрее тронемся, тем лучше. Витёк, давай, не симулируй, бери топор, пошли поможем!
Быстро тронуться не пришлось - крестьяне сволакивли трупы в кучу и принялись жечь прямо посреди дороги, видимо рядом не нашлось ни одной поляны. Вонь стояла неописуемая, но отходить далеко от костра я боялся. По мере своих сил мы с Роксаной рубили для него сучья, потом слабая женщина тащила их к огню. Я же тихо радовался тому, что меня ещё ни разу не стошнило - привыкаю потихоньку.
Часа через два все сучья на ёлке были обрублены, все трупы разложены на три костра. Смрад стоял совершенно невыносимый, гореть оборотни не желали: чадили и дымили. Меня опять начало мутить.
