Мимо Альтареса с громким жужжанием пролетела большая зеленая муха, непроизвольно предложив новую тему для разговора.
– Похоже, кто-то из королевских рыбаков принес коробочку с опарышем и выронил одного… – предположил студент. – Других причин появления мухи во дворце пока не вижу.
– Она ищет Альтареса, – сказал Баррагин. – Мух всегда тянет, сам знаешь, на что.
Фармавир взмахнул рукой. Отогнанная муха улетела к профессору и закружила над ним, возмущенно говоря о чем-то своем, мушином. Профессор оказался кровожаднее: он ловко свернул исписанные листки бумаги в трубочку и ударил по опустившейся на стол мухе.
Бах!!!
Баррагин вздрогнул и едва не столкнул со стола баночку с кислотой. Стол, за которым работал профессор, качнулся, пустые пробирки подпрыгнули, а растворы в емкостях заколыхались. Удар подобной силы мог превратить вредное насекомое в мокрое место, но муха успела улизнуть.
– Шустрые спинокрылые… – профессор швырнул свернутую бумагу на стол. – Они всегда исчезают из поля зрения, когда человек хватает мухобойку и намеревается устроить кровавую мухобойню.
– Да вот она, – указал Фармавир. – На люстре уселась.
– Чует мое сердце, эта гадина еще попортит нам сегодня крови! – прорычал профессор. – Чтоб тебе об стену убиться, вражина!
– М-да, юркая бестия, – Фармавир подошел к основному лабораторному столу и попытался воздействовать на профессорское чувство прекрасного, чтобы тот успокоился и, наконец, подумал об отдыхе. – Итак, какие мучения нам предстоят в этот невероятно чудный и изумительно теплый летний день, когда нормальные люди предаются неспешному отдыху и смотрят на упорных работяг, как на сумасшедших?
Вредный профессор на поэтическую наживку не клюнул. Оно и понятно – ведь Гризлинс больше физик, чем лирик. Поставив на стол пустую колбу, профессор склонился над очередным исписанным листком и поставил галочку напротив длинной формулы.
– У меня хорошие новости, – объявил он. – Утром я обнаружил невероятное!
– Приказ о повышении зарплаты в два раза? – обрадовались студенты.
– Нет, – охладил их пыл профессор. – Повышение зарплаты, да еще в таких размерах – это невозможное. А невероятное заключается в другом: нам осталось выполнить последний пункт. Еще пять минут – и работа над очистителем будет завершена!
– Ушам своим не верю! – воскликнул Баррагин. – Вы серьезно?
– Абсолютно, – профессор улыбнулся, довольный произведенным эффектом. – А иначе стал бы я вызывать вас на работу в выходной день? Завершать работу – так всем вместе!
– Это надо отметить! – воскликнул Фармавир.
– Каким образом? – заинтересовался профессор.
– Конечно же, как следует выспаться по такому случаю!
– Хм… Вам, молодым, лишь бы выспаться… – ничуть не обидевшийся профессор снял с огня пробирку с синим раствором и торжественно вылил его в пятилитровую банку. Вылитое расползлось по прозрачной желтоватой жидкости и неожиданно перекрасило ее в оранжево-красный цвет. Жидкость забурлила, из банки повалили клубы плотного дыма. Удивленный непредусмотренной реакцией, профессор отошел и с более-менее безопасного расстояния стал наблюдать за тем, как тяжелый дым стекает по стенкам банки на каменные полы, меняя их цвет с серого на красный, и утягивается в открытые вытяжки, встроенные в стены у самого пола. Когда на профессора накатывало желание подурачиться, он складывал из листков птички – простые фигурки, парящие на плоских крыльях – и запускал их в вытяжку. Грамотно сложенная птичка вылетала из вытяжки и парила над городом часами, пока не падала или пока ее не сбивали настоящие птицы или стражники.
– Больше похоже на краситель, – осторожно сказал Баррагин, – а не очиститель.
– Не переживайте, красители тоже важны и нужны, – произнес профессор. – Главное, мы завершили работу. А что вместо очистителя получился краситель – так это не проблема. Сейчас передохнем пять минут и начнем новые опыты. Но о выходных придется забыть – у нас мало времени, а работы выше крыши.
Фармавир тоскливо выдохнул и обреченно сел за свой стол. Мечта отдохнуть растаяла, как снег на майском солнце. Да и кипа заданий до сих пор не убывала. Едва он успевал выполнить пару-тройку заданий, как появлялся посланник от первого советника и добавлял еще с десяток приказов. В такие моменты у Фармавира складывалось впечатление, что в королевстве работали только два студента и один профессор. Остальные жители писали жалобы и приказы или предавались праздности, как Альтарес. У Фармавира с первого дня зачесались руки набить ему ряху, но мешало постоянное отсутствие владельца этой самой ряхи на рабочем месте. С другой стороны, Альтарес не мешался под ногами, и еще неизвестно, хорошо это или плохо, если он присутствует на рабочем месте раз в неделю. При своей удручающей неграмотности Альтарес мог натворить дел, расхлебывать которые пришлось бы самым умным людям королевства.
Пока Баррагин и профессор рассматривали, как дым растекается по полу и приближается к их ногам, вредная муха слетела с люстры, прожужжала над ухом профессора, пролетела сквозь опускающийся из банки дым и… рассыпалась на лету красным порошком, оставив за собой двухметровой длины «инверсионный» след. След осел на пол и скрылся в расползающейся по лаборатории пелене.
– Оба-на… – пробормотал профессор.
Баррагин попятился и, спасаясь от расползающегося дыма, вскочил на кресло с металлическими ножками. Профессор решил перестраховаться и фантастически ловко для своих лет забрался на шкаф.
– Вот чем мне нравится наш дружный коллектив, – сказал Фармавир, – так это тем, что он спасается от мышей на полу молча, а не визжа, как резаные поросята.
– Присоединяйся, пока не поздно, – предложил Баррагин. Дым дотек до ножек кресла, на котором он стоял, и кресло закачалось, изменяя цвет и оседая. Баррагин сглотнул и торопливо перепрыгнул на стол у стены, столкнув при этом на пол баночки и пробирки. Страх волной прошелся по организму, и сердце ушло в пятки, но сразу же отправилось в обратный путь.
– Ну, все, – сказал Фармавир, – влетит тебе нынче за бездарную трату подотчетных веществ.
– Выговор я переживу, – отпарировал Баррагин. – В отличие от дыма, он не так опасен.
– Трудно возразить… – Фармавир дождался, пока дым дотечет до его рабочего места, превращая в красный порошок находившиеся на полу мелкие предметы, опомнился и ловко вскочил на стол. Посмотрел наверх и улыбнулся: в отличие от Баррагина и профессора он мог выбраться из лаборатории через верхнюю вытяжку и не попасть в облако дыма. – Я, пожалуй, сбегаю за помощью.
Он подтянулся к вытяжке и по железным скобам, проделанным для трубочистов, выбрался из лаборатории. Нижние вытяжки почему-то перестали пропускать воздух, и дым ровной пеленой заполнил лабораторию.
Кресло покраснело и рассыпалось песком.
– Что за гадость мы создали? – чертыхнулся Баррагин.
– Какой-то катализатор, не иначе, – предположил профессор. – Осталось проверить, на что способна жидкость, если вышедший из нее дым превращает в песок все, до чего дотянется, и можно приступать к массовому ее производству.
– Зачем Вам это нужно?
– Подобное вещество пригодится для уничтожения старых зданий и всякого хлама: достаточно обрызгать мусор, собрать песок в кучку и высыпать его в море, чтобы не мешался. У нас вышел отличный очиститель пространства от лишних вещей.
– Слишком отличный, чтобы иметь право на существование, – мрачно проговорил Баррагин.
Профессор подумал и вынужденно согласился: если катализатор превращает в песок все или почти все, то его могут использовать для совершения пакостей, какие только способны прийти в голову как настоящим темным личностям, так и недоумкам, наивно причисляющим себя к великим злодеям. Катализатор справится с любыми замками, дверями, врагами, надоевшими соседями… Искушение слишком велико.
– Зато его можно использовать против Горгоны, – заметил профессор. – Теоретически.
– Если колбы не разобьются на корабле во время шторма и не потопят его ко всем морским чертям.
Дым окутал нижнюю часть основного лабораторного стола, но тот не рассыпался, и Баррагин облегченно выдохнул: мебель сделана из дерева, а оно почему-то оказалось для катализатора крепким орешком.
– Радует, что хотя бы стекло не поддается его воздействию, – заметил профессор, когда жидкость в банке перестала бурлить. Последние сгустки дыма стекли на пол, наступило относительное затишье. Напоминающая грозовую тучу пелена полностью укрыла полы в лаборатории и начала оседать. Глазам профессора и Баррагина предстали красный пол и кучки песка вокруг медленно краснеющей и рассыпающейся деревянной мебели. Только пробирки и баночки не превратились в песок и лежали на полу, частично разбитые, но все такие же прозрачные. Банка с жидкостью тоже не изменилась, зато блестящая подставка потемнела и покрылась красными, похожими на ржавчину, пятнами.
