Сергей Шведов - Иван Царевич и Серый Волк

– Это Валерка, гад, будь он проклят. Вырастим бога, вырастим демиурга. Всех кинем и президентов, и королей, и премьеров.

– Бредит, что ли? – удивлённо покосился на Ивана Кляев.

Царевич, однако, не был уверен, что все, о чём сейчас бормочет Самоедов, лишь беспорядочный бред повреждённого в схватке с монстрихой мозга. Припомнились ему и эскизы с фотографиями, изъятыми вчера у художника Кляевым. В тех эскизах явно прослеживалась пусть и безумная, но всё же мысль. Если взять в расчет, что с помощью Мишки выращивались гоблины для Вероники, то почему бы ни предположить, что и это жуткое существо появилось на свет не без участия его творческой фантазии. – Девушка, значит, оказалась с характером? – ласково спросил Царевич у Самоедова.

После бутылки коньяка, усвоенной организмом, глаза у Мишки приняли более или менее осмысленное выражение. Он, похоже, мог уже реагировать не только на благополучно сдохнувшее существо, но и на другие пока еще полные жизни объекты, в лице Царевича и Кляева. С некоторым сомнением во взоре он оглядел камуфлированных гостей и сделал для себя важные выводы.

– Я требую адвоката, – сказал он неожиданно твёрдым голосом. – Рехнулся, – подвел итог происшествию Кляев. – что, впрочем, неудивительно.

Царевич не то чтобы собирался оспаривать поставленный Васькой диагноз, а просто считал, что Самоедов рехнулся раньше, чем повстречался с монстрихой, которая, к слову, сама явилась продуктом шизофренического бреда. Хотя, возможно, бредил Мишка не в одиночку, а в паре с Валеркой Бердовым.

– Ты не помнишь, Вася, эта самая Натали искала в гробнице фараона только золото или что-нибудь еще? – Иштар какую-то они искали, – вспомнил наморщивший лоб Кляев. – Начало всех начал. Мать всех богов. – А Камасутра им нужна была, чтобы возродить ее дух? – Черт его знает, – пожал плечами Кляев. – Помню, что Натали питалась мухоморами, чтобы пробудить в себе древнюю силу. И, естественно, объевшись мухоморами, она много чего увидела и познала. В частности имела контакт на астральном уровне с птицей Сирин. Я, правда, пропустил, о чём они там беседовали, очень уж муторно написано.

– Жертвы богине она приносила? – А как же, – удивился Кляев. – четырех мужиков закамасутрила и по углам фараоновой гробницы похоронила. А в чём дело-то?

Царевич на Васькин вопрос не ответил, а пристально смотрел в заюлившие под вопрошающим взглядом поросячьи глазки Самоедова – Сознавайся, извращенец, ты ведь собирался вступить с монстрихой в сексуальную связь?

– Я протестую, – взвизгнул Самоедов. – Связь предполагалась исключительно астральная – о контакте материй мы даже не помышляли. – А кто это мы? – Валерка меня подбил, – сразу же сдал подельника Самоедов. – Для меня астральные миры – тёмный лес. А он говорил, что в свете открывшихся перспектив слияния двух миров появилась уникальная возможность воздействия на окружающую нас духовную субстанцию, с целью корректировки мироздания и переводе его в качественно иную плоскость бытия. – Загнул, однако, – почесал затылок Кляев. – А гоблины здесь при чём? – Гоблины – это часть второго мира, которые могут появляться в нашей реальности только тогда, когда мы найдем для них человеческую основу. – Ты что же, гад, людей в зверей превращаешь? – набычился Кляев. – Да ничего подобного. Просто на основе рисунка и приходящей из астрального мира субстанции возникает качественно новое существо, способное действовать во всех измерениях.

– То есть сначала фотография человека, потом похожий на него рисованный гоблин, а потом этот гоблин оживает и начинает шустрить на наших улицах? – спросил Царевич.

– Наверное, так, – пожал плечами Самоедов. – Но я их не оживлял, я их только рисовал.

– А зверюга, откуда взялась? – не поверил Самоедову Кляев.

– Чистая случайность, – заюлил Мишка. – Это всего лишь иллюстрация к новому Валеркиному роману.

– Значит, первооснова всех превращений – литературный образ? – спросил Царевич. – Вначале было Слово, – напомнил известную истину Самоедов. – А наш брат иллюстратор идёт за фантазией писателя. – Новый роман Бердова, это, как я понимаю, продолжение «Гробницы фараона»? – Да, – кивнул головой Мишка. – Полностью роман я не читал, мне принесли только отрывки, вот по ним я и работал. – И наработал, – хмыкнул Кляев, скосив глаза на монстриху. – Куда теперь эту тварь девать? – По идее, она должна самоликвидироваться, поскольку человеческой крови она ещё не попробовала и не стала полностью материальным субъектом нашего мира.

– А если бы попробовала и стала? – полюбопытствовал Кляев. – Не знаю я, – дёрнулся Самоедов. – Ничего я не знаю. Моё дело маленькое, рисую и все. – Плату яблоками получил? – Ну, яблоками, – нехотя признался Самоедов. – А что, нельзя, что ли? – Собирайся, наркоман, – распорядился Царевич. – Поедешь с нами.

На лице Самоедова появилось сомнение: ехать с Царевичем ему не хотелось, но ещё меньше ему нравилось соседство с «девушкой», которая могла ещё, чего доброго, ожить и довершить начатое дело поедания художника, вздумавшего столь неудачно исполнить роль хаоса. Того самого хаоса, который, по словам древних мудрецов, рождает жизнь во всех её формах и проявлениях. Правда, и тут Мишка абсолютно прав, Слово всё-таки важнее хаоса. И до творца этого, с позволения сказать, «слова» Царевичу ещё предстояло добраться. Не было никаких сомнений, что Валерка Бердов знает о творящихся в городе паскудных делах если не всё, то очень многое.

Подгоняемый нетерпеливым Кляевым, Мишка стал неохотно одеваться. При этом он не выпускал из виду зловредную монстриху, с которой, между прочим, начали происходить странные вещи, чрезвычайно Царевича удивившие. Сначала стали блекнуть ярко-зелёные чешуйки. Потом испарилась левая нога, за ней рука, а после пропала и страшная морда. Зато на софе осталась лежать вполне земных и привычных размеров девушка лет семнадцати, одетая в пестрый домашний халатик и обутая в шлёпанцы на босу ногу. Причём девушка была явно живая.

– Михаил Семёнович, – сказало чудное создание, хлопая длинными ресницами, – я такая рассеянная: пришла и забыла, зачем пришла.

У Самоедова настолько откровенно отвалилась челюсть, что слегка опамятовавший Царевич поспешил ему на помощь:

– Вы за яблоками пришли, девушка. – Ах да, – спохватилась красавица. – Вы обещали угостить меня ещё одним яблоком, Михаил Семенович.

– Кто вы такая, девушка, и как вас зовут? – официальным тоном спросил Кляев. – Я живу в квартире напротив, учусь на первом курсе института. А зовут меня Ева.

– Очень рады были с вами познакомиться, – шаркнул вежливо ножкой Царевич. – К сожалению, у Михаила Семеновича яблоки закончились, но, по-моему, остался в холодильнике томатный сок. Вы не хотите томатного сока?

– Нет, томатного сока я не хочу, – гордо и обиженно отказалась студентка. – А вы из милиции? – Мы из ФСБ, красавица, – не моргнув глазом, соврал Кляев. – Отряд специального назначения. Настоятельно рекомендую вам вернуться домой и никогда более не переступать порога квартиры этого змия-соблазнителя с его липовыми яблоками. – А разве яблоки растут на липах? – удивилась шибко образованная студентка.

– У Самоедова растут, – твёрдо сказал Кляев. – Идите, девушка. Мы здесь при исполнении.

Красавица обиженно надула губки, стрельнула навылет в Царевича голубыми наивными глазами и зашлёпала к выходу. Бдительный Кляев закрыл за ней дверь не раньше, чем убедился, что Ева Васильева действительно живёт в квартире напротив. Ибо в той квартире её ждала рассерженная мама, не сдержавшая негодования по поводу долгого отсутствия дочери.

– Девиц соблазняем? – ехидно полюбопытствовал Кляев, вернувшись от двери. – Мамой клянусь, – Самоедов для убедительности даже перекрестился. – Ни сном, ни духом. Яблоком я ее действительно угостил, когда она ко мне по-соседски заскочила за сигаретой. Родители у Евочки строгие, вот она у меня иногда и покуривает. И не более того, уверяю вас. Я ведь ума ещё не лишился, чтобы ссориться с соседями, соблазняя их дочь.

– Ты нам мозги не пудри, – рассердился Кляев. – Откуда она ещё могла взяться как не из-под дивана?

Самоедов возмущенно запыхтел на Васькино недоверие, а Царевич всё более склонялся к тому, что Мишка не врет. Во-первых, Иван глаз не сводил с таявшей монстрихи, а значит, ну никак не мог прозевать момент, когда студентка вылезала из-под дивана, а во-вторых, эта Ева вела себя так, словно только что с луны свалилась и ничегошеньки не видела из происходящих в квартире жутких событий. – Что же она из воздуха нарисовалась? – возмутился Кляев. – Вот именно, нарисовалась, – осенило вдруг Царевича и, повернувшись к Самоедову, он грозно спросил: – А ну колись, стервец, ты ведь крокодилиху с Евы конструировал? – Я протестую, – взвизгнул Мишка. – Что за допрос в самом деле? Вы не имеете права как частные лица вмешиваться в мою жизнь! Я требую адвоката.