— Кто старший? — говорю.
Старший вышел вперед. Живописен был до невозможности — бурый, мордочка тупая и широкая, в глубоких шрамах, сам крупный и мощный. Сидя, доставал ушами мне до пояса. Вышел и пискнул:
— Хорошо, Большой. Тебя ждут. Я Охранник, сын Охранника. Я провожу.
И покосился на Старшего Мыша. Я боялся, что Старший Мыш начнет чесаться или отколет еще что-нибудь вызывающее, из древнего презрения к этим воякам, но он вздохнул, небрежно облизнул ладошки и потер щеки.
Охранник подпрыгнул несколько, пожалуй, грубовато. И я сказал раньше, чем Мыш успел на эту грубость среагировать:
— Эти двое — мои друзья. Они со мной. Или разговора не будет.
Боевики поняли. Нас пропустили за ворота, и мы пошли по тоннелю, который был освещен, как главная улица в праздничный день.
Патрули нам попались еще дважды. Последний — уже рядом с контрольно-пропускным пунктом, перед самой территорией завода. Пункт этот был оснащен видеокамерами, а управлялись они компьютером. И другой Охранник — очень интеллигентного вида мышка, серый, некрупный, с любопытной мордочкой — довольно лихо ладил со всей этой человеческой техникой. Правда, когда камеры передали наше изображение, он не утерпел и выскочил посмотреть воочию на такое диво.
В крепости уже знали о нас. Нас встречали торжественно, как послов враждебного государства. Мы шли по обширному, бетонному, ярчайше освещенному прожекторами пространству, нас вел Охранник, а из сумеречных мест, образованных этим ярким светом, нас разглядывало множество внимательных глаз.
Я никак не мог отделаться от мысли, что освещение стратегически продумано, а в темноте сидят бойцы, вооруженные пулеметами — никак не меньше. Поэтому мне было неуютно. Мои друзья, вероятно, чувствовали то же самое, потому что жались к моим ногам.
Вскоре мы оказались в заводском цехе. Цех тоже освещался только по центру, и мы увидали мостовой кран с гирляндой из черепов, свисающей с крюка. А с боков, на множестве ярусов, уходивших в темноту, сидели смутно видимые бойцы в одежде из мышиной кожи, вооруженные от хвоста до зубов. Под крюком наш Охранник передал нас другому охраннику, более высокого ранга — и мы поднялись по лестнице куда-то в служебный корпус, но мне все это почему-то напоминало средневековый замок со слугами и верными вассалами.
Крысиный Король встретил нас в лаборатории, за дверью, обшитой броневыми листами. Внутри лаборатории был оборудован тронный зал. Непонятно как уцелевшие вазы цветного стекла, алюминиевые кастрюли, надраенные до блеска, бронзовые канделябры без свечей и торшеры с горящими лампами, расставленные в странном порядке по коврам из "пещерных водорослей", придавали этому одиозному производственному помещению элегантность королевских покоев. Все было, как в книжке про средние века: раболепная челядь толпилась по стенкам, четыре королевы, лоснистые, холеные, с блестящей шерсткой, в человеческих ювелирных украшениях, скомпонованных с чисто мышиным изяществом, восседали на дивной сохранности лайковом диване и манерно чистили друг друга.
Большой Босс сидел в черном офисном кресле, окруженном встревоженной стражей.
Глянцево-черный, очень крупный, в мышиной коже, с золотой пряжкой на длинных черных волосах, между настороженных ушей. Вибриссы длиной сантиметров по сорок, минимум, очень густые. Немолодой уже, с совершенно нестерпимым взглядом черных глаз, очень острых, холодных, пронзительных. Он был стопроцентный парапсихик, ребята.
Мои друзья спрятались за мою спину — и кто мог бы их осудить. Крысиный Король и на меня надавил так, что я чуть не сел на пол. Я в жизни не общался с такими сильными и бесцеремонными телепатами.
Устоять на ногах мне помогло только человеческое уважение к себе. Но никакой это был не поединок — я не отталкивал Короля в сторону, а наоборот, раскрылся, насколько сумел.
Я очень надеялся, что он меня поймет, но первое, что он сказал:
— Большой, я не понимаю.
— Что не понимаешь? — спрашиваю. — Я же предлагаю выгодную вещь. Все живы. Все почти сыты.
Он смерил меня взглядом и пискнул:
— Зачем тебе?
Если бы он не был телепатом, прозвучало бы довольно пренебрежительно. Но он вступил со мной в ментальный контакт, а это орудие обоюдоострое. Я тоже его чувствовал. Я почуял, что ему на самом деле интересно, дружелюбно интересно. Он оказался вовсе не тупым тираном, Большой Босс — он удерживал власть в мышиной стране с помощью своего гипертрофированного разума и был, похоже, правителем не из самых худших. Поэтому я подошел к нему и дался себя понюхать, а потом сел рядом с креслом, обнял своих друзей за шеи и стал рассказывать, перемежая рассказы мыслеобразами, насколько умел.
Большой Босс иногда вставлял реплику. Мышки не умеют по-человечески врать, поэтому он делал политику по-мышиному: нажимал и задавал резкие вопросы. Мне пришлось рассказать, что такое совесть, еще раз, очень подробно — а Король пискнул, что никогда раньше с таким явлением не встречался. Я объяснил, что оставлю синтезатор белка взамен пещеры Охоты, которую должно засыпать при старте — он выслушал, поразился, но спросил, почему я хлопочу обо всех подряд и что надеюсь с этого иметь. Объяснял я долго, он, кажется, так и не проникся, но сама сущность моего предложения восхитила и его, как всех прочих. Я собирался оставить Мыша и Поэта у Короля в качестве Гласа Народа, но поговорив с ним, понял, что это будет лишняя предосторожность: Большой Босс был, в общем, заинтересован в благоденствии подданных и сам.
Он даже предложил оставить жен и детей Мыша в своей свите — как моих друзей, но Мыш отказался. Не чесался, но потер затылок — и пискнул:
— Мы — не слуги. Мы — Бойцы, свободные. Мы найдем пищу.
Я только уговорил его слетать со мной, чтобы выбрать пару мощных синтезаторов и еще кое-какое агрономическое оборудование, оставив семью при дворе на время полета. Большой Босс даже поучаствовал в уговорах. Но Мыш согласился без энтузиазма.
Потом я предложил Королю выпить, чтобы скрепить договор. Мы хлебнули из моей фляги по глоточку — ром оказался крепковат для мышки, потому что Большой Босс после долго чистил вибриссы, а потом предложил поговорить об искусстве. Вот тогда-то я и подарил ему записи.
Моя щедрость настолько его потрясла, что он пообещал помощь своих механиков в починке звездолета. Так что получилось даже лучше, чем я думал, потому что мы надеялись хотя бы уговорить его не мешать. Правда, краденый ремонтный автомат мне не отдали — но требовать показалось грешно.
А Большой Босс сделал еще один глоток и вернул мне флягу. И прокомментировал:
— Приятно, но вредно. Путает мысли. Не увлекаюсь.
А Поэт пискнул:
— Это понятно. Алкаша бы съели. Власть под силу сильному телом.
Большой Босс потер кончик носа — польщенно, как мне показалось — прижал диски к животу и сообщил:
— У меня только две слабости. Любовь и искусство. Музыка лучше выпивки. Мысли яснеют. Живопись больших мы знаем. Ничего, если масляными красками. Нежно. Кино — тоже неплохо, но книги лучше. У старой бумаги тонкий вкус. Скульптуру видели. Невкусное искусство. Ничего не дает душе.
Я видел, как ему хочется попробовать диски на зуб — но воля у Большого Босса была тверже стали. Он только чуть-чуть обгрыз коробку, в которой они лежали, с уголка. И спросил, нет ли у меня человеческих бумажных книг в кожаных переплетах, потому что у его старшей жены слабость к романам, особенно в интересном положении.
Мне жаль было его разочаровывать.
Мыш с Большим Боссом не примирился, но был готов сотрудничать. А я с ним почти подружился, несмотря на предубеждение. Я вовремя вспомнил, что в каждом мире своя мораль — и эта мысль мне помогла в очередной раз.
Расставались мы дружески и даже печально.
Больше рассказывать, в общем-то, не о чем.
С помощью специалистов Большого Босса ремонт пошел очень быстро. Я им, можно сказать, доверил основную работу, потому что сам был занят налаживанием синтезатора белка, а еще мы с учеными Большого Босса строили в пещере рядом с Усыпальницей комплекс теплиц с подсветкой. Я собираюсь привести в Мышиную Дыру семена растений понеприхотливее, грибницы шампиньонов и еще какую-нибудь культуру в этом роде. Синтезатор — это капля в море, а сельское хозяйство, возможно, поможет мышкам решить продовольственную проблему.
Поэт сочинил оду про гуманизм, и публика встретила ее с интересом, но по окончании декламации неизменно требует комментариев.
Имена композиторов Звезды Грома мышки теперь знают, как родные, потому что мы дали несколько концертов по звездолетной трансляции. Я взял слово с Большого Босса не прятать еду и искусство от народа — и рядом с Пещерой Ветров теперь запланировано создание концертного зала.
Эдит сначала скучала, потом занималась фитнесом с помощью кое-какого корабельного оборудования, а потом со скуки открыла для мышек-самок курсы макраме. Ее ученицы превзошли ее через неделю, а через две подарили ей плед-шедевр из волокон "пещерных водорослей", с вплетенными зернышками песчаного жемчуга, с самым тонким и сложным узором, который только можно себе представить. Этот подарок Эдит оскорбил безмерно, и она сначала зареклась когда-либо иметь дело с мышками, а потом вспомнила про видеозаписи мышиных сонетов и остаток времени приставала к менестрелям. Теперь у нее целая куча записей и она надеется отвести их на Строн и прославиться.
