– Такую мощную боевую силу выпустить из рук! – с сожалением произнес Гавар. Язык у витаманта уже уменьшился до нормальных размеров. – Все-таки ты недотепа.
– Да, я такой! – радостно сказал Трикс, полузадавленный в дружеских объятиях. – Да!
– Быть может, ты об этом пожалеешь, – сказал Гавар.
– Если бы я сочинял пьесу о наших героических деяниях, – горько сказал Бамбура, – то я бы закончил ее на позавчерашнем дне. Например, на том, как ты победил Алхазаба, убедил кочевников вернуться в пустыню, а мы все тебя поздравляли и обнимали…
– Почему? – мрачно спросил Трикс.
– Потому что героическая драма должна заканчиваться хорошо! А если она заканчивается плохо, то это героическая трагедия!
– Драма мне нравится больше, – признался Трикс.
Повозка комедиантов медленно приближалась ко дворцу султана Абнуваса. Честно говоря, даже упряжные верблюды (а верблюд – не самое лучшее животное, чтобы запрягать его) могли бы тянуть повозку быстрее – но движение очень сильно замедляли стражники. Они шли позади, держа наперевес длинные пики. Они шли впереди, сжимая в руках мечи. Они толпились по обочинам дороги, держа на изготовку луки.
В общем, стражников было много.
А еще в небе летали драконы.
А еще на крышах домов сидели мрачные самаршанские колдуны, к каждому из которых для воодушевления и ободрения было придано по три стражника. А еще в канавах затаились алхимики, сжимая в руках колбы со зловещими бурлящими жидкостями.
В общем, Триксу было как-то не по себе. Они с Тианой ехали на своих боевых верблюдах, витамант Гавар шагал рядом, а комедианты, Иен и Халанбери мрачно сидели на повозке.
– И зачем ты решил вернуться в Дахриан? – простонал Майхель. – Отправились бы домой…
– Ты же сам требовал вернуться! – возмутился Трикс. – Ты хотел забрать сундучок с золотом, который был нам обещан!
– Хотел! – признал Майхель. – Но я бедный комедиант, директор странствующей труппы, который должен заботиться о своих актерах и которому звон золота заглушил вопли разума! Ты должен был меня отговорить! Но ты же сам заявил, что должен отчитаться перед Абнувасом!
Трикс вздохнул. Это была правда – он хотел рассказать султану, что угроза миновала, что войны не будет… и, если получится, заступиться за Аблухая и Сутара. А еще ему хотелось увидеть драконов и поблагодарить Мумрика за покровительство и науку в школе ассасинов. Да и с купцом Васабом следовало бы попрощаться. Но самое главное… самое главное было в том, что Триксу было неловко перед Дэриком. Почемуто Трикс был уверен, что если они снова встретятся, то обязательно помирятся – и коварный Сатор Гриз устыдится своего былого вероломства, а Трикс сумеет выпросить для них прощения у Маркеля – и тогда все закончится очень-очень хорошо, как в сказке…
– Извини, – сказал Трикс Майхелю. – Я виноват.
И посмотрел на Сатора Гриза, который ехал впереди процессии – в пышном облачении Великого Визиря.
Ну кто же мог подумать, что, упрятав в темницу прежнего визиря и шута, султан настолько приблизит к себе беглого со-герцога и его сына?
Дэрик ехал позади отца. Он тоже был в самаршанских одеждах, которые ему на удивление шли, и непрерывно оглядывался на Трикса. Взгляд Дэрика ничего хорошего не предвещал. Конечно, юноша помнил, что обратно в Дахриан его отправила Тиана, но, будучи высокородным по происхождению, обижаться на девочку он никак не мог – это было дурным тоном. Поэтому Дэрик предпочитал обижаться на Трикса.
– Вы-то ни в чем не виноваты, – попытался утешить Майхеля Трикс. – Вы честно выполняли свое поручение. Это мы с Тианой убежали от султана, когда тот решил пойти на сделку с Алхазабом…
Майхель только вздохнул, Шараж печально улыбнулся, зато неутомимо шагающий витамант рассмеялся и сказал:
– Глупец! Настоящий правитель не может себе позволить наказывать только невиновных. А судя по тому, что я слышал об Абнувасе, его доброте и любви ко всему живому, – при этом слове Гавар поморщился, – он должен был стать настоящим правителем.
– Почему это «не может себе позволить»? – возмутилась Тиана. – Правитель должен быть суров, но справедлив. Зачем ему наказывать невиновных? Это вызовет бурление народа!
– Бурление… – презрительно сказал Гавар. – Если правитель будет наказывать только виновных, то часть из них, самые хитрые и умные, от наказания неизбежно ускользнут. И поскольку они хитры и умны, то причинят вреда куда больше, чем недалекие бесхитростные преступники… Именно поэтому настоящий правитель должен порой казнить и преследовать тех, кто на первый взгляд совсем ни в чем невиновен. Ибо таким образом он… что он?
Трикс пожал плечами. А Тиана завороженно ответила:
– Случайным образом покарает самых хитрых предателей и заговорщиков…
– Верно! – обрадовался Гавар. – Ты не безнадежна, девочка. Советую все-таки подумать о предложении Эвикейта стать его женой.
– Никогда! – возмутилась Тиана.
– Слово «никогда» имеет смысл только для витаманта, – ответил Гавар. – Подумай, подумай… Я даже мог бы замолвить за тебя словечко перед Абнувасом.
– Ты что, считаешь, тебе ничего не грозит? – удивился Трикс.
– Думаю, что нет, – рассудительно ответил Гавар. – Ему требуется казнить тебя, Трикс, поскольку ты пошел против его воли. Тиану он может помиловать в силу природной слабости женского пола и податливости дурному влиянию. Комедиантов… – Гавар пожал плечами. – Может казнить, может высечь плетями, может отправить на соляные болота. Ну а я? Во-первых, казнить меня трудно. Я и так мертвый, убить меня окончательно – задачка не из легких. Во-вторых, за мной стоит Эвикейт и Хрустальные Острова. Пусть они далеко, но зато и смысла с ними ссориться у Самаршана нет. В-третьих, я могучий волшебник и глупо зря тратить на меня стражников и колдунов, ведь я так просто не сдамся.
– Я тоже волшебник, – напомнил Трикс.
– Ты удачлив и талантлив, – согласился Гавар. – Но тебе не хватает стабильности и собранности, того, что приходит с возрастом. И если не рассусоливать, как поступил глупец Алхазаб, то убить тебя нетрудно.
Трикс сглотнул возникший в горле комок. В общем-то он подозревал, что слова Гавара недалеки от истины.
– А вот и наш любимый султан, – с иронией продолжил Гавар. – Ну что ж, сейчас начнется потеха.
В отличие от бывшего визиря, взявший власть в свои руки султан предпочитал роскошным сводам дворца бесхитростную природу. Двери, ведущие в сад, были широко раскрыты, именно туда и направлялась процессия. Посреди круглой поляны, обрамленной цветущими кустарниками, стоял трон, простой, деревянный: из самшита, эбена, палисандра, северной узорчатой березы и атласного дерева. Над кустами порхали и пели крошечные цветные птахи – вначале Трикс поразился тому, что они никуда не улетают, но потом заметил, что каждая птичка привязана за ногу тонкой шелковой нитью. Видимо, желая быть ближе к природе, султан пренебрег расписными тканями, роскошными украшениями и драгоценными металлами – он был одет в простой белый халат из паутины горных пауков-птицеедов: невесомо легкий, прочный, как кольчуга, и дорогой, как груженный специями караван; на голову султан возложил тюрбан с неограненными алмазами и сапфирами. У ног его мирно лежал белый тигр (говорят, что приручить белого тигра удается раз в сто лет и на это требуется не меньше сотни тигров и тысячи укротителей) и боевой барашек редчайшей пустынной породы (барашки эти подчиняются только детям с рыжими волосами, да и тем порой норовят впиться в шею, отчего юным укротителям приходится носить длинные крепкие шарфы).
В общем, увидев, как прост и близок к природе стал добрый Абнувас, Трикс не пал духом только потому, что падать уже было некуда.
– Предатели схвачены и доставлены на суд султана! – торжественно объявил Гриз, приближаясь к трону. Абнувас поднял руку и погрозил ему пальцем:
– Не спеши, мой новый визирь. Пусть твое рвение не заставляет тебя делать поспешных выводов… К тому же… если они схвачены, то почему с оружием и верхом?
– Согласно воле султана, – поклонился Гриз, – мы по возможности старались избежать кровопролития.
Султан кивнул и посмотрел на Трикса:
– Трикс Солье, подойди ближе. Только вначале спешься… и оставь свою метлу на земле.
Трикс не стал спорить. Он спрыгнул с верблюда, едва не отбив при этом ноги, взглядом остановил Тиану, порывавшуюся тоже спешиться, и приблизился к султану. Аннет сидела у него за пазухой, благоразумно решив не показываться.
– Присядь, – добродушно сказал султан, указывая на траву перед троном. – Присядь, мой юный друг. Ах, в какое дурацкое, сложное положение ты меня поставил!
