– Мы будем говорить только с повелителем.
– Так говорите! Ой, моя спина, — разгибая заломившую поясницу, я, хромая, прошла мимо них, и раздраженно оглянувшись, бросила через плечо. — Чего надо?
Они молчали.
– Ладно, сейчас. Будет вам повелитель. Чаки, тащи корону, — доковыляв, плюхнулась на трон.
Выглянув из своего убежища, Чаки свесил сверху руки и осторожно водрузил мне на голову венец Саурона, а назгулы одновременно с двух сторон четко протянули ятаган и чашу. Поудобнее перехватив свои знаки власти, я кивнула.
– Я за него. Вообще-то, я и есть темный властелин. Вот такие дела, ребята.
Казалось, на лица демонов высыпали мешок муки. Они пошли пятнами, и замершие слова так и остались у них на языке. Низко склонив головы, они дали мне возможность хорошенько разглядеть свои, отливающие темной радугой, крылья — их упругость и мощь чувствовались даже с того расстояния, что нас разделяло. Интересно, они пристегиваются или сами растут. Спрашивать было как-то неудобно. Наконец, оторвавшись от созерцания их спин, я вспомнила об обязанностях гостеприимной хозяйки и подняла демонов.
– Хватит шеи гнуть, в чем собственно дело? Защита нужна? Тысяча фариков. По праздникам — скидки. Постоянным клиентам подарки на день рождения. Работаем круглосуточно, с гарантией. Доверьтесь нам, и ваши враги станут нашими. Ненадолго. Для нас нет неприкасаемых. Идет?
И вспомнив о врагах, я, стремительно нагнувшись к Байраку, прошептала:
– Будь другом, сбегай на кухню. У меня там уже чайник выкипел. Отвлеклась с этим магом. — И склонившись на другую сторону трона, спросила первого зама. — Ты его добил?
– Ушел, провалился сквозь стену.
С досады, хлопнув рукой по колену, я фыркнула:
– Теряешь форму. Задумайся!
Демоны, почтительно поцеловав подол платья, подали мне свернутый пергамент. Это было приглашение на бал по случаю завершения столетнего сезона разрушений.
Визг радости огласил мрачный стены главного зала Мордора.
– Наконец-то, я тоже еду на бал!!!!
Валинор, покои эльфа врачевателя.
Галадриель задумчиво гладит шелковистую гриву единорога. Он косит на неё фиолетовым глазом и вздыхает. Они проникновенно молчат.
— Это очень опасно.
— Знаю. Но иного выхода нет, я все равно пойду во второй мир. Мне надо только сменить имидж. Там не приветствуют единорогов.
Они снова замолкают, значительность жертвы, приносимой Изиком, кажется эльфийке непомерной. Слеза осторожно ползет по её щеке, устыдившись своей слабости, светлая королева Лориейна незаметно смахивает её и в одночасье принимает решение.
— Хорошо!
— Не ходи, друг, может она сама башку себе свернет. — Раздается долгий стон с широкой кровати, закрытой прозрачной кисеей. Кабинет психологической помощи уже который день не пустует. Сурово покачав головой, строгий эльф готовит успокоительное. Минерассе заползает под полог, грустно смотрит на пациента, и словно извиняясь, трется о спинку кровати. Она ходит ходуном, но Изик не замечая этого, погружается в свои мысли.
— Я должен вернуть себе самоуважение. Будь проклята моя трусливая натура: когда Эльфи освободилась, я испугался, да так, что остановился только на границе Мории. Теперь я в одиночку верну аранель или погибну!
Королева, налив в тонкий бокал валерианового настоя, тихонько присела на краешек постели.
— В тебе говорит гнев и отчаянье, Гимли. — Она ласково провела пальчиком, по его согнутой спине, и гном, напряженно вздохнув, повернулся к ней лицом. В тот же момент Изик, словно получив удар копьем в белоснежную грудь, присел на все четыре копыта, — борода, предмет гордости владельца и зависти соплеменников, роскошная рыжая борода, всегда надушенная и разделенная на хитроумные косички, тайно лелеянная ночами, была отхвачена кривым разрезом и представляла собой лишь несколько торчащих в разные стороны оборванных клочков волос, словно жалкий ручеек, что остается от некогда мощного водопада, если камни засыпают русло матери-реки.
— Знаешь, как у нас называют гномов без бороды? — Гимли смущенно закрыл нижнюю часть лица полотенцем и, притянув мохнатое ухо единорога, быстро прошептал что-то. Изик дико заржал но, вдруг сообразив, что в присутствии дам его сородичи должны вести себя несколько иначе, применил поистине титанические усилия, чтобы успокоиться. Не получилось. Его непослушные мысли залетали по всему залу, и неодобрительно поджав губы, эльфийка вышла в соседний покой. Там, возле окна, неподвижно стоял Леголас. Упершись лбом в стекло, он который час неподвижно глядел на шумящие под окном меллорны. Руки, перевязанные тончайшими бинтами, кровоточили непереставая. Присев на подоконник, Галадриель жалостливо поцеловала его в лоб.
— Бедный мальчик. Она же могла убить тебя.
— Она это уже давно сделала.
Нежный эльфийский выговор затрепетал в роскошных стенах — изогнутых стволах, что вырастая из пола, поддерживали сплетенный из тончайших зеленых веточек ажурный потолок.
— Изик хочет один идти в мир демонов. Мне страшно. — Впервые признавшись в собственных страхах и неуверенности, прекрасная эльфийка явно приуныла. Они, как никто другой, сейчас отчетливо понимали, что убив единорога, Эльфи навсегда утратит способность быть прежней. Неизвестность её судьбы пугала их. Уже немного пришедший в себя гном вскоре присоединился к ним. Войдя бочком в дверь, он философски рассуждал с невидимым собеседником.
— Она, конечно, отрастет, а пока придется поносить фальшивую. — И сочувственно вздыхая, обратился к другу. — Очень больно?
— Нет. — Тихо ответил эльф и отвернулся.
В зеркальных покоях, с лазоревой чашей посередине, где терялось всякое понятие о времени, и воздух был напоен волшебством ожидания; в покоях, где прошлое сливалось с будущим, и были изгнаны даже крупицы настоящего, где в колоннах отражались духи ушедших предков, где шепот многоликих миров блуждал по гулким плитам яшмового пола, разбившись на сотни туманных фигур, неслышно двигались три тени. Четвертая тень, просунув рогатую голову в приоткрытую дверь, с любопытством подглядывала.
— Ма гованнэн, — нараспев произнесла светлая королева. Поверхность чаши помутнела, пошла волнами, изображение, всплывая, начало приобретать знакомые черты, но дальше, дальше, увы, все пошло наперекосяк. Потому что, внезапно вспыхнув, стена, где висело самое большое зеркало, со звоном раскололась на две половины, и на пол выпал пылающий Морред. Сбивая огонь, он покатился по полу, успевая при этом и ругаться, и восторгаться.
— Ну Эльфи. Ну выдает! Пламя в тысячу градусов! Защита вообще непробиваемая! Прекрасная королева, мне нужна новая кожа! И немного воды, я весь горю! — С губ волшебника слетели тонкие язычки пламени, он, вскрикнув, зашипел и скрылся в дымном облаке. Запахло горелой кожей. Охнув, гном, опомнившись, первым сгрёб его в охапку и забросил в чашу предсказаний (её размеры — с хорошую ванну, вполне это позволяли), тем самым спася жизнь мага и испортив зрелище одновременно. Поднявшиеся клубы густого пара скрыли всех присутствующих. Вода моментально вскипела, но пар тут же осел, повинуясь заклинанию холода. Оперевшись на гладко-скользкий край, волшебник блаженно зажмурился и снова повторил:
— Ну Эльфи. Ну выдает. Ещё одна вспышка гнева, и я в завязке, ребята, так и сгореть недолго.
На шум в зал вбежал хозяин дворца — он заметил густой дым из окон и, очень кстати, захватил с собой два ведра воды со льдом.
— Да что у вас тут произошло? — Выливая воду на раскаленного Морреда и совершенно не изменившись в лице, поинтересовался он.
Кожа мага, вздувшись мелкими пузырьками, приобрела багровый оттенок. Перехватив второе ведро, он жадно отпил из него, а остатки опрокинул себе на макушку.
Заприметив напряженно глядящую на него Галадриель, Келеборн взял жену по локоток, отвел в сторону и не таясь зашипел на неё.
— Допрыгалась, послала ребят на верную смерть. Романтики ей, видишь ли, захотелось, и наклонившись к самому ее уху твердо, закончил. — Курица!
Вспыхнув от незаслуженной обиды и взмахнув длинными рукавами, королева выскочила вон.
Проводив разъяренную супругу довольным взглядом, Келеборн быстро подошел к Леголасу доверительно шепнул:
— Беда с нашими бабами. Послушай моего совета — никогда не давай жене воли. Подомнет, не заметишь. Ушла?
Гном кивнул, прикрывая дверь. Тогда, достав из широких одежд бутылку здравура, старший эльф подмигнул.
