— Ну вот, — огорчилась Ксюша и с печалью посмотрела на Лаперузу и Углокамушкина, — узнали.
На голове Ксюши Мармик было сооружено нечто спиралевидное, раскрашенное в кричащие кислотные цвета. В мажорствующей среде это называлось экстремальной прической. Лицо Ксюши было в боевом раскрасе спецназовца, плюс утрированные «кошачьи глаза» на верхних веках, юбка «вуаля» камуфляжного цвета, колготки-милитари, куртка-дудун без рукавов песочного цвета, милые ботинки малинового цвета на толстенной подошве радужных оттенков.
— Ну и узнал, ну и что здесь такого, — взял артист из рук сына чашку с чаем и сел за стол напротив Ксюши. — У меня профессиональное видение, я человека в любом гриме и после любой пластической операции узнаю. Как я понял, вам нужно, чтобы Ксюша была неузнаваемой.
— Это мой друг, Саша Углокамушкин, телерепортер, а это мой отец, Николай Петрович. Да, — объяснил Толик, — мы хотели сделать Ксюшу неузнаваемой даже для родителей, если бы они увидели ее на экране телевизора.
В это время щелкнула входная дверь, и через мгновение в кухню вступила женщина в английско-ирландского стиля пончо, желтых вельветовых брюках, белых с золотом босоножках на тонких высоких каблуках и с психоделической акцентацией тонов в макияже. В левом ухе женщины болталась сережка-череп из туманного цвета драгоценного опала.
— Чем могу быть полезен? — галантно встрепенулся Николай Петрович, вскакивая с места и предлагая женщине стул. — Я польщен, что у вас есть ключ от нашей квартиры.
— Мама! — Толик подошел к женщине и, поцеловав ее в подставленную щеку, указал на отца: — Это мой папа и твой муж, Николай Петрович.
— Марина, — ничуть не смутился артист, целуя супругу, — я так устал от лицедейства и событий в мире, что даже не смог узнать тебя в первые секунды света, исходящего от твоего лица.
— Ну да, — улыбнулась Марина Яковлевна, с интересом оглядывая участников кухонной сцены, — ты прав — мир переполнен событиями. Ливадеев, подлец, снова сошелся с Ингой и снял «Венецианского купца» с репертуара.
— Дорогая, — Николай Петрович залпом выпил остывший чай и поморщился как от водки, — «Венецианского купца» нельзя снять с репертуара, но я с тобой согласен, Инга стерва и как артистка мало привлекательна, я уже не говорю об этой законченной сволочи Ливадееве. Кстати, Ксюша, — отвлекся от мировых событий артист, — тебе нужен к твоему раскрасу отвлекающий штрих, вот как у Марины, череп в ухе. — Он указал пальцем на супругу, приступившую к изучению холодильника и выбрасыванию оттуда негодных, на ее взгляд, продуктов. — Он выполняет роль блестящей палочки в руках гипнотизера.
— Точно, — согласилась с ним Ксюша, — нужен череп.
Саша Углокамушкин молчаливо восхищался родителями Толика Лаперузы. Они были естественны, как звезды. На них можно было не обращать внимания.
— Зачем тебе череп? — сразу же въехала в проблему Марина Яковлевна. — Если хочешь, чтобы тебя не узнавали на экране в соло-исполнении, наложи на лицо театральный символ.
«Половина лица — черный грим, половина — белый, — мысленно представил Саша Углокамушкин, — черта ассиметричного проявления настроения в уголках увеличенного алым рта».
— И на голове фиолетовая шапочка, — мельком взглянул на Ксюшу Николай Петрович, заодно поинтересовавшись у сына: — Чем это вы занимаетесь, почему не на занятиях?
— Коля, — раздался голос Марины Яковлевны из глубин холодильника, — ты поглупел. Сыну уже двадцать два года, и он зарабатывает в два раза больше нас с тобой. Кстати, — она прищурившись посмотрела на Сашу, — у вас идеальное лицо для роли тоталитарного соблазнителя.
— Не может быть! — Николай Петрович быстро подошел к Саше, охватил его голову двумя руками и большими пальцами оттянул ему нижние веки, внимательно разглядывая зрачки. — Что-то есть, но не для театра.
— Сколько кошмара, — вздохнула Марина Яковлевна, выбрасывая в пластиковый мешок для мусора пакеты с чипсами и упаковку быстрорастворимого супа, до этого она уже отправила туда полуфабрикатные шницеля. — В Москве не осталось ни одной престижной творческой профессии, кроме гангстеризма, стриптиза и депутата государственной думы. Пойду посмотрю, что у тебя творится в комнате.
— Мама, — испуганно попросил ее Толик, — только ни к чему там не прикасайся руками.
— Хорошо. А почему у тебя рука в перчатке, что-то случилось?
— Да, — кивнул головой Толик, — вырос шестой палец, а вместо ногтей — драгоценности.
— Прекрати, — оборвал сына Николай Петрович, — как ты разговариваешь с матерью?
— Нормально он разговаривает, — проговорила Марина Яковлевна, покидая кухню, — правдиво и уважительно…
— Ну нет, — доложил полковник Грюнвальд главе ГРУ, входя в кабинет, — это наглость.
— Конечно, наглость, — поддержал полковника Николай Олегович Дождь, идя ему навстречу. — Америка вообще не имеет права на существование после уничтожения индейцев на своей территории и пристрастия к хэппи-эндам.
— Я не об этом, — удивил генерал-полковника Грюнвальд. — Нас обокрали, вычистили все из блока «Монаха», а он у нас не был выведен на открытую систему, даже на «Миус» не выводился, работал в режиме прямой связи, на луче.
— Но это же невозможно, — растерялся генерал-полковник и потребовал: — прошу вас поподробнее, пожалуйста, и… — Он нажал клавишу экстренного соединения с начальником Генштаба Минобороны. — Это же почти начало третьей мировой войны. Если тебе с бодуна, конечно, не примерещилось.
— Что это, сынок? — вернулась на кухню Марина Яковлевна, держа в руке компьютерные распечатки. — Я хотя и далека от всех ваших компьютерных заморочек, но совсем не дура. Откуда вы скачали эту страшную инфу? Посмотри. — Она сунула в руки мужу пачку распечаток. — Наш сын вторгся на серверы Пентагона, НАСА, ЦРУ, ФСБ, ГРУ и какого-то тайного компьютера «Монах», который классифицируется как «пульт управления миром». Надо выглянуть в окно, вполне возможно, что уже началась война, и в Москве идут уличные бои.
— Мама, — укоризненно посмотрел на мать Толик, — я же просил тебя ничего не трогать.
— Это игра такая интернетовская. — Ксюша повертелась перед Мариной Яковлевной, демонстрируя свое милитаристское одеяние. — Очень популярная в Москве среди нетчиков, перцы просто балдеют от нее.
— Да, — поддержал Ксюшу Саша Углокамушкин, — она почти во всех ларьках продается.
— Ну вот, — облегченно вздохнул Николай Петрович, возвращая супруге распечатки, — а ты говорила, что не дура.
Профессор Кривицкий немного походил по комнате, а затем снял трубку и позвонил своему давнему приятелю и почти что коллеге по педагогической деятельности Сибирякову.
— Это тебе в оперативный отдел ФСБ надо позвонить, — посоветовал, внимательно выслушав Кривицкого, генерал-лейтенант. — Я сейчас несколько в другом направлении работаю, впрочем, — отринул от себя заботы Антон Ферапонтович, — я тебе как педагогу помогу. Значит, говоришь, молодой человек принес тебе снимки с изображением новообразованний в мантии на уровне границы Гутенберга под Северным и Южным полюсами… Стой-ка… Это же почти три тысячи километров в глубь земли, какие, к черту, снимки? Гони-ка ты, Кривицкий, этого молодого человека прямым ходом к психиатру, а еще лучше обходи его десятой дорогой.
— Я бы с удовольствием, — вздохнул Юрий Аркадьевич, — но на снимках спутниковая лучевая отбивка, и сняты они с диапазона активного лучевого компьютера непрограммированно-расчетного действия. Это компьютер разведки, я его знаю, он крадет информацию со спутников «Розат» и «Сакс» НАСА. Наша кафедра не раз получала информацию из ГРУ, но такой информацией разведка обычно не разбрасывается. Речь идет о формировании гигантских вулканов, более пятисот километров диаметра в основании, и не где-нибудь, а на полюсах. По сути — это катастрофа для человечества. Магнитное поле Земли при таком раскладе поменяется в течение нескольких лет, а если помнить, что внешняя литосфера в районе полюсов держит на себе всего десять километров земной коры, то извержение таких вулканических монстров может привести не только к изменению магнитного поля Земли, но и спровоцировать попытки расплавленного металлического ядра внутри обрести самостоятельность вне ее…
Юрий Аркадьевич не мог видеть, что сразу же после упоминания им о спутниковой природе переданных ему снимков Антон Ферапонтович Сибиряков, начальник высшей школы СВР, генерал-лейтенант ФСБ, вскрыл экстренный код пароля на своем КПК (карманный персональный компьютер), так называемом «наладошечнике», и через РДА-телефон вывел разговор на спецсвязь «Миус». Поэтому Юрий Аркадьевич не догадывался, что его очень внимательно, глубоко задумавшись, слушают директор ФСБ, глава СВР и, страдальчески морщась, как от зубной боли, Дождь Николай Олегович, начальник ГРУ.
