Ознакомительная версия.
Тролль кивнул ему и, морщась, показал на свою тарелку.
— И это называется пемза, — сказал он. — Даже лаву не потрудились срезать. Песка бы хоть побольше положили…
Виктор уставился на тарелку тролля.
— Не знал, что тролли едят камень, — ляпнул он, не подумав.
— А почему нет?
— А вы сами разве не из камня?
— Ну да. А ты сам-то разве не из мяса? Или ты что-то другое ешь?
Виктор посмотрел на свою тарелку.
— Хороший вопрос, — признал он.
— Виктор делает клик у Зильберкита, — обернувшись, сказала Джинджер. — Похоже, они собираются снять трехчастевку.
Все заинтересованно загудели. Виктор осторожно отложил что-то желтое и желеобразное на край тарелки.
— Скажите, — задумчиво произнес он, — когда вы делаете клик, бывает ли у кого-нибудь из вас… слышите вы что-то вроде… чувствуете, что вы…
Он замолчал, подыскивая слова. Все смотрели на него.
— Вы никогда не чувствовали, как будто что-то или кто-то действует через вас? Не знаю, как иначе это выразить.
За столом понимающе переглянулись.
— Энто все Голывуд, — сказал тролль. — Тут так устроено. Творческая… эта… активность бьет ключом.
— Тебя, однако, крепко ударило, — заметила Джинджер.
— Здесь такое случается очень часто, — задумчиво сказал гном в накидке. — Такой уж он, Голывуд. На той неделе мы с ребятами работали в «Сказке о гномах» и вдруг все разом запели. Прямо так, ни с чего. Будто песня нам просто в голову пришла, всем семерым разом. Как вам это нравится?
— И какая песня? — спросила Джинджер.
— А кто ее знает? Мы ее назвали «Песня Хай-хо». В ней только это и есть: «Хай-хо, хай-хо. Хай-хо, хай-хо, хай-хо».
— По-моему, ничем не отличается от прочих ваших песенок, — пророкотал тролль.
На площадку они вернулись в третьем часу. Рукоятор, приподняв заднюю стенку ящика для картинок, чистил маленькой лопаткой внутренности.
Достабль уснул в своем парусиновом кресле, прикрыв лицо носовым платком. Зильберкит бодрствовал.
— Где вы шляетесь? — закричал он.
— Я проголодался, — сказал Виктор.
— Приготовься и дальше голодать, парень, потому что…
Достабль приподнял уголок платка.
— Давайте начинать, а? — пробормотал он.
— Нельзя же допускать, чтобы исполнители диктовали нам…
— Сначала закончи клик, а потом увольняй, — распорядился Достабль.
— Правильно! — Зильберкит погрозил пальцем Виктору и Джинджер. — Больше в этом городе вы работы не найдете!
К вечеру кое-как закончили. Достабль велел привести лошадь и накинулся на рукоятора за то, что тот до сих пор не приспособился перемещать ящик для картинок. Демоны протестующе скулили. Лошадь пришлось поставить прямо напротив ящика, а Виктору предложено было подпрыгивать в седле. Для движущихся картинок сойдет, заявил Достабль.
По окончании клика Зильберкит сразу уволил их, неохотно выдав им напоследок по два доллара.
— Он предупредит остальных алхимиков, — упавшим голосом сказала Джинджер. — Они все заодно.
— Я заметил, что мы получаем только два доллара в день, а тролли — три. Как думаешь, почему? — спросил Виктор.
— Троллей здесь не так много, — объяснила Джинджер. — А хороший рукоятор вообще может получать шесть, а то и семь долларов в день. Но исполнители вроде нас — мелкая сошка.
Она со злостью взглянула на Виктора.
— А у меня так хорошо все шло, — процедила она. — Может, не роскошно, но вполне сносно. И работы хватало. Меня считали надежной. Я начала делать карьеру.
— В Голывуде нельзя сделать карьеру, — возразил Виктор. — Это все равно что строить дом на болоте. Здесь все ненастоящее.
— А мне тут нравилось! Но теперь ты все испортил! Придется возвращаться в свою ужасную деревеньку, о которой ты, наверное, никогда ничего не слышал! Опять за коровами ходить! Спасибо тебе большое! Всякий раз, как увижу коровью задницу, буду тебя вспоминать!
Разгневанная, она направилась в сторону города, оставив Виктора с троллями. Некоторое время они молчали. Потом Утес кашлянул, прочищая горло.
— У тебя есть где остановиться? — спросил он.
— Пожалуй, нет, — ответил Виктор.
— Место найти нелегко, — заметил Морри.
— Думаю устроиться на ночь на пляже. В конце концов, здесь не холодно. А мне надо как следует отдохнуть. Спокойной ночи.
Он поплелся к берегу.
Солнце садилось, ветер с моря принес некоторую прохладу. Вокруг темнеющей громады холма загорались огоньки Голывуда. Голывуд отдыхал только с приходом темноты. Сырье не тратят понапрасну, даже если это сырье — дневной свет.
У воды можно было расслабиться. Никто сюда не заглядывал. Прибитые морем коряги и растрескавшиеся, покрытые солью доски были посредственным стройматериалом. Импровизированной белой изгородью окаймляли они линию прибоя.
Виктор прихватил пару веток, чтобы разжечь костер, и улегся на песке, глядя на набегающие волны.
С гребня соседней дюны, укрывшись за пучком сухой травы, за Виктором задумчиво наблюдал Чудо-Пес Гаспод.
Было два часа пополуночи.
Она все-таки воцарилась в этом мире, радостно излившись из глубин холма, залила его своим сиянием.
А Голывуд грезил…
Она же грезила за каждого.
В жаркой, душной темноте дощатой лачуги Джинджер Уизел видела во сне красные ковровые дорожки и восторженные толпы. И еще решетку. Во сне она снова и снова возвращалась к решетке, где порыв теплого воздуха поднимал ее юбки…
В чуть более прохладной темноте своей куда более дорогой лачуги признанный мастер картинок Зильберкит видел во сне восторженные толпы, а еще видел, как кто-то вручает ему награду за лучшие в истории движущиеся картинки. То была громадная статуя.
Улегшись посреди песчаных дюн, Утес и Морри беспокойно ворочались во сне, ибо по природе своей были тварями ночными и потому сон в темноте будоражил их извечные инстинкты. Тролли видели во сне горы.
Поодаль от них, у воды, под звездами, Виктору снились взмывающие полы плаща, топот копыт, пиратские корабли, схватки на шпагах, люстры с сотнями свечей…
На соседней дюне, приоткрыв один глаз, дремал Чудо-Пес Гаспод. Ему снились стаи волков.
А Себя-Режу-Без-Ножа Достаблю ничего не снилось — потому что он не спал.
Путь верхом до Анк-Морпорка получился долгим. Вообще Достабль предпочел бы торговать лошадьми, чем ездить на них. Но даже самая долгая дорога когда-нибудь подходит к концу.
Непогода, так заботливо обходившая стороной Голывуд, не тревожилась об Анк-Морпорке, и город сейчас заливало дождем. Впрочем, ночной жизни это не мешало — она лишь делалась чуточку мокрее.
Не существует товара или услуги, которые были бы в Анк-Морпорке не доступны, даже глубокой ночью. А Достабль наметил сделать многое. Нужно было изготовить рисованные афиши. Добыть миллион мелочей. Многие из них напрямую были связаны с идеями, которые ему пришлось изобрести и разработать в течение долгого пути верхом. А теперь ему предстояло доходчиво разъяснить эти идеи другим людям. И разъяснить по возможности быстро.
Достабль спешился. Его окружала серая мгла рассвета, а дождь лил сплошным потоком, плотным, как стена. Вода переливалась через края сточных канав. Мерзкие горгульи-водометы с городских крыш ловко изрыгали дождевую воду на головы прохожих — правда, сейчас, в пять часов утра, толпы на улицах несколько поредели.
Себя-Режу всей грудью вдохнул густой городской воздух. Осязаемый воздух. Вряд ли где найдешь более осязаемый воздух, чем в Анк-Морпорке. Вдохнешь его, и сразу ясно — этим воздухом уже много тысяч лет подряд дышат другие люди.
Впервые за последние несколько дней его мысли более или менее прояснились. Ну и дела творятся в этом Голывуде! Пока ты находишься там, все кажется естественным, кажется, так и должна быть устроена жизнь, а как оттуда выедешь и оглянешься — все становится похожим на радужный мыльный пузырь. Получается, пока ты жил в Голывуде, ты был не ты, а какой-то другой человек.
Ну, ладно. Голывуд — это Голывуд, а Анк — это Анк. С Анком не справиться никаким голывудским завихрениям.
Достабль шлепал по лужам, слушая шум дождя.
Спустя некоторое время он заметил — впервые в жизни, — что у дождя есть ритм.
Странно. Всю жизнь живешь в городе и ничего не замечаешь. Надо уехать из него и вернуться, чтобы вдруг осознать, что в шуме дождевых капель, падающих в канаву, есть свой особый ритм: ПУМпи-пум-пум, пумпи-пумпи-ПУМ-ПУМ…
Укрывшись от дождя в подъезде, сержант Колон и капрал Шноббс из Ночной Стражи дружески делили самокрутку. Они сейчас делали то, что Ночной Страже удавалось особенно хорошо, — держались в тепле, сухости и в стороне от всяческих неприятностей.
Эти двое стали единственными свидетелями того, как некая безумная фигура, что двигалась по улице под проливным дождем, вдруг принялась разбрызгивать лужи и выделывать немыслимые пируэты. Ухватившись за водосточную трубу, она сделала крутой поворот и, лихо пристукнув каблуком о каблук, скрылась за углом.
Ознакомительная версия.
