- Еще бы не правда! - подхватил владелец "номера триста три".
- И что, по-вашему, нам следует предпринять? - спросил янки.
- Мне кажется, - сказал я задумчиво, - что Соединенным Штатам следует прежде всего заняться поисками моей машины и найти ее. Тогда появилось бы намного больше оснований надеяться, что найдут и ребенка: иное противоречило бы логике.
На миг тот задумался.
- Нельзя отрицать, - признал он, - что аргументы ваши привели меня в замешательство. Мы будем консультироваться с Вашингтоном.
- И лучше прямо сегодня, - посоветовал я.
- Другим дипломатам, чтобы добиться повышения по службе, достаточно было и много меньшего, - заметил, разглаживая машинально ленту на своей шляпе, мой спутник. - И теперь, когда с этим делом все ясно, сеньор, быть может, пожелает выслушать подробную историю моей машины "номер триста три"?
- Надеюсь, что для этого еще представится случай, - прервал его я, боясь поставить под угрозу успех моего дела. И потащил дряхлого автомобилиста за собой на улицу.
ГЛАВА XIII, то есть маленькое открытое окошко, через которое эта повесть с вами прощается.
Не стоит рассказывать подробно, как я нашел свой автомобиль. Полиция утверждает: никто его у меня не крал, а просто я забыл, где его оставил, и он там стоял много дней, пока я, случайно проходя мимо, не узнал его и не восстановил свои на него права. Я всегда отказывался признать правильность этой версии, но в то же время не могу противопоставить ей никакой другой.
Самое приятное было, что я снова зажил жизнью автомобилиста.
К моменту, когда моя подержанная машина оказалась у меня снова, я уже понимал, что мне нечего делать с ней без шофера, который будет не только ее водить, но и отвечать по всей строгости закона в случае убийства по преступной неосторожности. Все мои знакомые знают, что со своими доходами я не могу позволить себе такую роскошь, и я долго думал, где бы мне найти человека, какой мне нужен, - честного, осторожного и не требующего ни гроша. И вдруг я сообразил, что такой есть в моем собственном доме - я имею в виду Доминго, доказавшего свою преданность мне многими годами службы.
Чтобы избежать необходимости увеличить ему жалованье, я повел разговор с ним очень осторожно.
- Доминго, - начал я, - ты столько времени проводишь в четырех стенах, что стал какой-то вялый. Тебе бы надо каждый день по несколько часов дышать свежим воздухом.
- Да, почему-то стал вялый, - подтвердил он, зная, что одна из его обязанностей заключается в том, чтобы никогда не противоречить хозяину.
- Ну так с этим скоро все будет в порядке. Я тебя пошлю учиться водить машину, а когда научишься, будешь водить мою.
- Сеньор очень добр, - поблагодарил он.
Я купил ему эффектную форменную одежду, а через месяц он уже возил меня по улицам Мадрида так, будто всю жизнь только этим и занимался.
Как-то в конце одного зимнего дня мы возвращались из Эскориала, куда я поехал укрепить свою уверенность в том, что это знаменитое здание мне совсем не интересно; и вдруг машина остановилась, Доминго из нее вылез и стал копаться в моторе; когда он вернулся на свое место, он задыхался от рыданий.
- Что случилось? - испуганно спросил я.
- Несчастье, мой сеньор, страшное несчастье! - проговорил он сквозь слезы, которые ручьями текли по его лицу.
- Не мучай, Доминго, не томи! - взмолился я. - Какое несчастье?
- Сколько мой сеньор платит мне за работу?
- Ты же знаешь, Доминго: сто пятьдесят песет.
Мой шофер зарыдал еще сильнее.
- Бедный я бедный, какая ужасная неприятность!
- Но, Доминго, в конце концов, о чем идет речь?
Лицо его исказилось еще больше, и он ответил:
- А о том, что мой сеньор должен будет теперь платить мне семьдесят дуро в месяц... ы-ы, ы-ы... семьдесят дуро!
- Подумай, что ты говоришь, Доминго! Ты не выпил случайно?
- Ни капельки, мой сеньор.
- Ни капельки? А разве забыл ты о том, что шесть раз возвращал портному работу вместе со счетом? И как только язык у тебя повернулся просить у меня денег, злодей!
Казалось, еще немного, и он весь растворится в собственных слезах.
- Да разве они мне нужны, сеньор? Я вступил в профсоюз шоферов... сам не знаю... из тщеславия или чувства товарищества... и нам приказано требовать себе семьдесят дуро. А ведь вы меня знаете, я человек серьезный... Общественный долг, говорят, а уклоняться от исполнения долга я не могу...
Я наморщил лоб.
- Дай-ка лучше я сяду за руль, Доминго. Поговорим, когда приедем в Мадрид.
Он запричитал еще громче.
- Этого я и боялся! - рыдал он. - Что вы захотите сами ее вести и узнаете, что это невозможно, потому что я только что вынул из мотора деталь! Ой, беда, беда!
Я был ошеломлен.
- Если так, то ты совершил акт саботажа.
- Подлого саботажа, сеньор, так это называется! Но что еще я мог сделать, когда мне приказали товарищи? Их не слушать?
Полный негодования, в отчаянии он бил себя по лицу. Я не знаю человека, который, выполняя свой долг, обнаружил бы такую же, как он, способность к самоотречению, - ведь слуга мой ко мне очень привязан и сам по доброй воле никогда не стал бы меня обирать. По правде говоря, поведение Доминго даже подняло его в моих глазах. Я приказал ему:
- Верни деталь на место и поехали дальше. Я дам тебе твои семьдесят дуро.
И я это сделал. Но был вынужден, начиная с этого времени, реже ездить, чтобы экономить бензин, и отказался от скудного, но привычного ужина, и перестал курить свои любимые английские маленькие сигары. Ибо с тех пор, как я завел себе эту старую-престарую машину, весь мир, по-моему, решил жить за мой счет. Государство обложило меня таким налогом, будто рассчитывало содержать на мои гроши целую провинцию; когда мой автомобиль останавливался у какого-нибудь загородного ресторана, стоимость всех блюд там мгновенно поднималась, меня разоряли мелкие кражи в гаражах, и лишь позднее мне удалось найти такой, где сторожами работали двое отставных полицейских, а перед каждым выездом из гаража священник произносил короткую прочувствованную проповедь, в которой призывал водителя не подделывать счет за бензин.
Доминго непомерные расходы огорчали не меньше, чем меня.
Однажды я сказал ему:
- Машина отнимает у тебя слишком много сил.
- Что вы, очень мало! - поспешно возразил он.
- Ужасно, должно быть, проводить многие часы за рулем, выходить из машины посреди мостовой, когда лопнула шина, и под дождем и ветром менять колесо. Ты уже не молод. Не взять ли тебе помощника? Я возражать не стану.
Он посмотрел на меня, раздираемый сомнениями.
Я продолжал:
- Я мог бы дать ему, например... если бы человек оказался подходящий... половину твоего жалованья; и если ты согласен... на сто семьдесят пять песет... вспомни в первую очередь обо мне, ведь у меня с деньгами очень плохо.
Он, не раздумывая, согласился взять меня на это место.
- Можете приступать завтра же, сеньор. Вы приняты, - сказал он.
Вот почему вы всегда можете увидеть меня в машине рядом с моим шофером.
Первое происшествие было зарегистрировано 7 августа в половине шестого вечера. Мисс Мейбл Фертиг, поставив у тротуара свой красивый "беккерс" новейшей марки, цвета форели, модного в это время, зашла выпить чаю в кондитерскую "Новая Монголия". Пять или шесть человек, проходившие случайно мимо ее машины, и хозяйка фруктовой лавки, разговаривавшая с экономкой магистрата Симпсона, потом утверждали, что грузовик под номером шесть, принадлежащий Западной металлургической компании, понесся, вылетев на улицу из-за угла, на маленький "беккерс". Шофер грузовика не мог уже предотвратить столкновения, и уничтожение маленькой элегантной машины казалось неминуемым, когда, совершенно необъяснимым образом, "беккерс" попятился на несколько метров назад и въехал на тротуар. И поэтому грузовик, промчавшись мимо, его не задел.
Мисс Мейбл ни в малейшей мере не поверила тому, что ей рассказали о ее машине, и не придала никакого значения происшествию, не оставившему на ее красивом автомобиле даже царапины. Из "Новой Монголии" она вышла в сопровождении молодого чемпиона по теннису Г. В. Кройса и, похоже, слишком счастливая, чтобы задумываться о пустяке, о котором она даже ни разу не вспомнила, пока через несколько дней обстоятельства не заставили ее отнестись к нему со всей серьезностью.
Второе знаменательное событие, столь же необъяснимое, произошло неделей позже. "Пингр" мистера Кока ехал километрах в пятидесяти от города, когда с тропинки рядом с шоссе на асфальт ступил рассеянно человек. Столкновение казалось неизбежным, но властно и резко зазвучал клаксон "пингра", и человек, испугавшись, спрыгнул в кювет.
- Это вы просигналили ему, мистер Кок? - спросил чернокожий шофер у сидевшего слева от него хозяина.
- Нет, не я, Джон, - ответил достопочтенный джентльмен.
- Могу поклясться, что тоже не дотрагивался до пружины клаксона.