– Здесь, в Джеладо, мы не слишком пристрастились к искусствам, – продолжал робот.
Торрес откусил от своего отрубебургера и спросил:
– Против чего они протестуют?
– Против голода.
– Не знал, что голод добрался и до этой окраины.
– Почему, вы думаете, я беру с вас семь девяносто пять за ваш сэндвич?
– Да?
– Разве я еще не дал вам чек? Извините. – Нижней правой рукой, сжатой в кулак, повар ударил себя в грудь. Из узкой прорези выскочил чек и, покачиваясь в воздухе, опустился возле локтя Торреса на стойку из псевдолинолеума.
На улице сквозь ветер и снег бежали еще более разгневанные люди.
– Кого они обстреливают? – спросил Торрес.
– Отдельных представителей изящных искусств.
– Конкретно?
– Называют себя оперой, – ответил бронзовый робот. – До того как заняться гастрономией, я занимался музыкальной аппаратурой в большом министерском здании в столице и немного разбираюсь в опере. По-моему…
– Это не гастролирующая труппа «Пляшущего пахаря»?
– Совершенно верно. Только оперы не хватало в этих местах в век отрубей.
Доев бургер, Торрес положил на прилавок восемь однодолларовых купюр. Он вышел. Робот протянул руку и сгреб деньги.
Главная улица Джеладо была узкой и разбитой. В квартале от маленького автоматического ресторана находилась площадь. У подножия статуи были припаркованы два больших грузовых автомобиля. Один был выкрашен в лимонно-желтый цвет, другой – в цвет зеленой липы. «ГАСТРОЛИРУЮЩАЯ ТРУППА! „ПЛЯШУЩИЙ ПАХАРЬ“ – ПОЛНАЯ ВЕСЕЛЬЯ ФОЛЬКЛОРНАЯ ОПЕРА!» было написано огромными буквами на бортах грузовиков.
Около пятидесяти человек, главным образом мужчин, бегали вокруг. Снежные комья разбивались о борта, камни с мостовой отскакивали от окон кабин.
Задняя дверь одного из грузовиков была приоткрыта, и Торрес узнал Букера Маккристала, всматривающегося в толпу. Худой негр из посольства Барнума прижимал к груди сверток с деревенскими костюмами. Шел тихий снежок
Осторожно, увертываясь от пролетающих снарядов, Торрес подобрался к грузовику.
– Эй, Букер, – окликнул он.
– Пособник, – указал разгневанный мужчина на Торреса.
– Обжора, – сказал другой и замахнулся суковатой палкой. – Мы видели, как ты подъедал с противней подливку.
Торрес увернулся от снежного комка с половинкой кирпича внутри и вскочил в большой грузовик.
– Пит, – улыбнулся Маккристал, попятившись, чтобы впустить Торреса. – Какая волнующая и радостная встреча. До меня дошли недвусмысленные слухи о покушениях на твою молодую жизнь. Я даже слышал, будто ты насмерть разбился в Монтанас Неграс.
– Я выжил. – Внутри грузовик был заполнен костюмами, реквизитом и мебелью. Торрес сел в ободранное до гвоздей широкое кресло. – Вы выступаете в этом местечке?
– Если сумеем хотя бы разгрузить наше театральное оборудование. – Маккристал полностью прикрыл дверь, и что-то с лязгом ударилось о нее. – Другой мой грузовик битком набит актерами и певцами. Знаешь, Пит, жаль, что ты не отговорил меня оттаять того тенора, которого я оттаял. Он оказался страшно неприятным. Поет фальшиво. И продолжает тосковать по своему ледяному ящику. Все это мучительно трудно. Но, я полагаю, у тебя тоже были суровые обстоятельства. Какие-нибудь новости о несчастном Битти?
Торрес ссутулился, опускаясь в кресло из реквизита.
– Вы – совсем рядом с ОНИЦ тропологии.
Длинный негр махнул рукой.
– Не упоминай о нем. Мало того, что мы должны ставить «Пляшущего пахаря» в атмосфере холодной враждебности Джеладо, мы еще должны тащить сегодня вечером нашу уставшую от боев труппу в этот ОНИЦ для отдельного представления.
– Разве ОНИЦ не закрыт для всех?
– Увы, нет. Нет, наше посольство с трудом добилось этого, поэтому мы должны выступить с оперой перед зрителями – служащими ОНИЦ и их семьями. Семьи – значит маленькие дети. – Он теснее прижал к себе костюмы. – Дети хуже анархистов, Пит. – Он покачал головой. – Вот я работаю по избранной специальности, и, если честно не вполне доволен. Иногда я жалею, что не уступил своим первоначальным склонностям и не стал наемником, как ты. Хотя существует жуткое количество опасностей, связанных с…
– Я хочу попасть внутрь ОНИЦ, – перебил Торрес.
Маккристал слегка наклонился к сидящему Торресу.
– Они держат бедного пропавшего Битти там, Пит?
– Может быть, он был у них.
– Мне пришлось бы пойти на ужасный риск.
– Двести долларов.
– Нет, нет. Я говорил бы по меньшей мере о трехстах долларах за риск.
Торрес сказал:
– Если я собираюсь платить по восемь долларов за сэндвичи, надо бы начать записывать расходы.
Маккристал улыбнулся.
– У меня есть жутко хитрая мысль, – сказал он. – Я могу ввести тебя в представление. Выбери одну из шести мотыг вон там.
– А?
– Только покажись мне.
Торрес выбрался из широкого кресла и взял из груды мотыг, опертых на бутафорскую кормушку для кроликов, одну, с виду новую.
– Сойдет?
– Помаши ей немного.
Торрес взмахнул.
Маккристал рассмеялся.
– Изумительно! Жутко впечатляет, Пит. Полагаю, твоя работа предполагает некоторый актерский талантом. – Он подошел поближе к Торресу и склонил голову набок. – Вряд ли ты можешь петь тенором?
– Нет.
– Отлично, – сказал Маккристал, – мы введем тебя в хор выпалывающих сорняки. Ты откроешь шоу.
– Я не хочу все свое время провести на сцене.
– Тебе нет необходимости рассказывать мне, что ты намереваешься предпринять внутри ОНИЦ, – сказал Маккристал. – Я хочу сохранить по крайней мере частичную невиновность. На случай, если кто-нибудь разоблачит тебя и начнется что-то вроде переполоха. – Он протянул руку. – А, кстати: тебе лучше бы заплатить мне сразу сейчас. Я бы чувствовал себя просто жутко, если бы пришлось забирать деньги с твоего трупа.
– Двести пятьдесят долларов, – предложил Торрес. Он отложил мотыгу в сторону и потянулся за бумажником.
Маккристал поколебался, потом улыбнулся.
– О, отлично. Поскольку в роли выпалывающего сорняки ты выглядишь так нелепо впечатляюще, меня устроит двести пятьдесят. – Он наблюдал, как Торрес отсчитывает деньги в его ладонь. – Расскажешь мне, что ты выяснил о бедном Битти.
– Если не смогу, то оставлю для тебя записку на моем трупе, – заверил его Торрес.
Зрительный зал в ОНИЦ тропологии походил на большую украшенную куполом оранжерею из разноцветного стекла. Вечер был холодным, тихим, темным. Из битком набитого театра луна и звезды казались зелеными, пурпурными и оранжевыми.
Торрес, одетый в костюм выпалывающего сорняки, сделанный из псевдомешковины, с мотыгой в руках, стоял за щелью в еще закрытом занавесе. В зрительном зале разместилось двести откормленных, опрятно одетых людей. В пятом ряду пронзительно вопила четырехлетняя белокурая девочка в блузке с кружевными гофрированными манжетами, а шестилетний мальчишка бросал скомканные страницы программки в оркестр из пяти музыкантов, пока тот настраивал инструменты.
Позади Торреса по сцене носился Букер Маккристал, взбивая ряд бутафорских стогов сена, которые демонстрировались в первой сцене.
– Они какие-то очень слежавшиеся, – показал он на них рукой. – Больше не буду использовать виниловое сено.
Торрес передвинулся, изучая выходы из театра. Согласно планам этажей, которые он заучил наизусть, ему требовался «Выход 8», который открыл бы дорогу в коридор с витражами, ведущий в «Оранжерею 3».
– Не делай этого! Осторожно! – предостерег Маккристал.
Стог рухнул.
Повернувшись, Торрес увидел, что их ведущий тенор случайно наехал трактором на один из декоративных стогов.
– Вы все время на меня кричите, – пискляво сказал тенор. – Думаю, лучше бы я оставался мертвым.
– Если бы я мог заморозить тебя прямо здесь и сию же минуту, – сказал Маккристал, – поверь, я бы сделал это.
– Что за глупая у меня роль! – Тенор сдал назад и наехал трактором на механическую корову.
– Му, му, му, му, – начал поврежденный механизм.
– Снимите с трактора этого зомби из холодильника, – закричал Маккристал.
– Вы не говорили мне, что придется заниматься физическим трудом, – сказал тенор. – Дружище, за те годы, что я провел во льду, шоу-бизнес определенно изменился в худшую сторону.
– Му, му, му, му, му.
Торрес отошел от занавеса, прогулялся до механической коровы и выключил ее динамик.
Три дюжие блондинки-доярки собрали упавший стог.
Тенор теребил нагрудник своего комбинезона.
– Где мой суфлер на сегодняшний вечер, если уж говорить об оскорблениях?
– Сегодня на дневном спектакле ты проехал своим трактором по его ногам, – напомнил ему Маккристал.
– Вы можете позволить себе критику. В вас не кидали булыжники во время вашего лучшего номера, – сказал тенор. – Мне кажется, я не помню ни слова.
Маккристал вскарабкался на трактор. Отстукивая ритм по колену реанимированного тенора, он запел:
