Вдалеке раздался какой-то короткий ор, до нас с подружкой допрыгало лишь усиленное до баса эхо:
— И!...И!...И!...
Я бы предположила, что там, вдали, кто-то чихнул, но в таком месте как-то не выходило думать по-простому. Все казалось, что на каждом шагу здесь уловки неведомого врага, который только и ждет, чтобы жертва расслабилась и умерила внимание. Лучше готовиться к худшему. Тем более с Тамаркиной историей на аперитив. Мы дружно присели от страха и на дрожащих ногах еще медленнее пошли вперед, потому что я пыталась вперед себя толкать Тамарку, а она — меня. В каком-то из провалов я краем глаза заметила два зеленоватых круглых отблеска, больше похожих на чьи-то органы зрения и, не в силах уже сдержаться, тихонечко, уходя в ультразвук, завыла:
— Аы-ы-ы...
Сзади зашуршало, мы с Тамаркой застыли, чувствуя, как шевелятся синие волосы на затылке, и окостенело развернулись. Из прохода вышло нечто косматое, больше напоминающее заросшего старичка высотой локтя в два.
— Труль Шлисович? — неуверенно предположила Тамарка сиплым с боязни голосом.
— Что, ослепла, сердешная? — хмуро поинтересовался у нее дед и прошлепал волосатыми ступнями в противоположный проход, таща за собой холщовый мешок, который и издавал зловещий шорох: — Ходють тут всякие, ходють, а у меня потом вещи пропадають. И чего ходють? — разговаривал сам с собой незнакомец и пожимал плечами, — Нешто жить надоело?
Мы с Тамаркой постояли, и я сдавленным шепотом предположила:
— Может, это его сын?
После таких его слов я просто не знаю, каким чудовищным усилием мы заставили себя идти дальше. Лично я утешалась тем, что если что, наша смерть будет на совести директора. И воображение рисовало его, безутешно рыдающего у гроба и сморкающегося в платочек, и меня, лежащую с назидательно поднятым вверх пальцем и с лентой на груди, на которой написано «То-то же!».
Наконец мы дошли до чадящего факела. Напротив него был проем, ведущий в заставленное стеллажами помещение. На стеллажах были какие-то бумаги, коробки и куча всякого разного хлама. Мы с Томой неуверенно зашли внутрь.
— Труль Шлисович! — негромко позвала я.
Никто не откликнулся, мы пошли меж стоящими плотными рядами стеллажами, надеясь найти хоть кого-нибудь. Внезапно сзади раздался голос:
— Чего надо?
Мы с Томкой от неожиданности подпрыгнули на добрый аршин. За спиной стоял ископаемый, простите, искомый Труль Шлисович.
— У...у...ученицы мы, — заикаясь, выдавила Тамарка, пытаясь укрыться за мной.
— На отработку пришли, — добавила я, стоя столбом.
— Ага-а, — проскрипел завхоз, смерил нас долгим жутким взглядом прищуренного глаза, будто примеривался, с какой части тела нас лучше съесть, потом развернулся и пошел, скрипнув у самого выхода: — Ну пошли, ученицы.
Мы, не чуя под собой ног, пошли, боязливо переглядываясь. Тамарка делала мне непонятные знаки руками, при этом косясь на спину Труля Шлисовича, и, стоило тому закряхтеть или почесаться, замирала как ни в чем не бывало и только по ее округленным глазам можно было сказать, что что-то тут нечисто. Завхоз, взявший с собой факел, продолжительно вел нас вглубь подвала, петляя коридорами и усугубляя Тамаркины нехорошие подозрения и, соответственно, жестикуляцию (да и у меня самой не выходила из головы истерия про тайные захоронения), пока не дошел до ничем не примечательного проема. Внутри оказался хозяйственный склад. Труль Шлисович сунул нам в руки по щетке и дал мешочек с чистящим средством.
— Вычистите пол при входе на первый этаж, — и сам с собой забурчал: — А то все опять изгваздали, ироды, так бы и передушил всех, — и мечтательно задумался.
Мы молчаливо соглашались с ним. Потом довольно быстро вернулись в главный коридор и, когда уже стала видна дверь на улицу, мы с Тамаркой рванулись к ней, как к любимой маме. Труль Шлисович не отставал и явно желал сопроводить нас прямиком до выхода. Я поняла, зачем он это делал, только когда Тамарка уже выскочила на улицу, а я как раз собиралась последовать за ней. Меня грубо рванули за ворот и за шею прижали рукой к стене. Ноги мои болтались где-то над полом. Я хрипела, вращала глазами и понимала, что все-таки завхоз оказался кровожадным, все это время решал, кого из нас выбрать жертвой, и в итоге как всегда не повезло мне. А завхоз опять пронзил меня взглядом и, вплотную приблизив лицо (тут я зажмурилась), негромко рыкнул:
— Что ты делала ночью в Хольем укрене?
Пришла мысль, что или это весь мир сошел с ума, либо это сделала за всех я.
— Я не понимаю, о чем вы, — отдувался за меня мой язык. Тут на мое счастье Тамарка заинтересовалась моим долгим отсутствием и сунула внутрь нос. Рука на шее разжалась, я быстрее ветра выскочила на улицу и уже там часто задышала, чувствуя, как испуганной пичужкой колотится сердце. Безумный Труль Шлисович стоял за закрывающейся дверью, провожая меня странным взглядом. Нет, правду нам рассказывали старшекурсники: сумасшедший, он уже давно сумасшедший. Тамарке я ничего не рассказала, она и без того была под впечатлением (теперь она особенно остро почувствовала, как любит жизнь, и долго делилась со мной этой мыслью), да я и сама ничего не поняла, и мы отправились драить пол в холл на первый этаж.
Зато пока мы оттирали от пятен и всякой прилипшей гадости пол, одноклассники успели над нами вволю поглумиться, мстя за свое унижение.
— Интересное у вас хобби, — невзначай бросали они.
— Спинку почесать? — улыбчиво переспрашивали мы, потрясая грязными щетками.
На том и расставались. Правда, у меня складывалось такое ощущение, что они нарочно нарезали еще пару кругов прогулочным шагом, заставляя преследующих их зевак затаптывать только что вычищенный пол. Мы скрипели зубами, но поделать ничего не могли: холл — место общественное.
От непривычной работы мышцы на руках побаливали, и я мечтательно представляла, как у меня сами собой накачаются двухаршинные в обхвате бицепсы, и я смогу валить в нокаут по десять врагов за раз. Дочистив пол и сдав инвентарь Фросе Семеновне в ее ведомство, мы направились в комнату. Учебный коридор был удивительно люден, и я вспомнила, что именно с сегодняшнего дня начинаются дополнительные занятия по оборонной магии. До ужина еще оставалось какое-то время, и мы отправились в актовый зал.
На сцену был вытащен стол, и Линель Ивановна восседала за ним как дракон на горе золота одна в пустом зале.
— О! Девочки, подходите-подходите!
Мы послушно взошли на сцену и уселись на стулья перед столом.
— Ну, кем вы хотите быть? — дружелюбно смотрела на нас Линель Ивановна.
— Ну, мы не знаем, — неуверенно переглянулись мы с Томкой.
— А не хотите петь частушки? — улыбнулась учительница и, глядя на сомневающиеся лица, поспешно объяснила, — Ничего сложного. Будет несколько человек, одетых в костюмы, каждый исполняет по одной-двум частушкам.
— Почему бы и нет, — пожали мы плечами, — Не все ли равно?
— Отличненько, — обрадовалась Линель Ивановна и подсунула нам тетрадку для подписей. И когда мы расписались, удовлетворенно проговорила, — Хорошо, когда люди активисты: не только плакаты рисуют, но и с частушками выступают.
Мы насторожились и заскрипели мозгами.
— Погодите, что значит «не только плакаты рисуют»?- медленно спросила я.
— Мы ни на что такое не подписывались, — подтвердила Тамарка.
— А я разве вам не сказала? — удивилась Линель Ивановна и томно потерла переносицу, — Однако, какая я стала забывчивая! Личное распоряжение директора. Он наставительно рекомендовал вас в качестве художников.
— А что же вы нам говорили-то тут тогда про частушки? — спросила Тамарка с круглыми глазами.
— Мы тогда не будем петь, — пожала плечами я.
— Это было исключительно ваше желание, — отрезала Линель Ивановна, тыкая нам в носы тетрадкой с обманом выманенными подписями, и добавила уже мирно: — А у меня частушечников был недобор.
— Так нечестно! Вы нас подставили! — обиженно взревела я, вскакивая со стула. Тамарка только хлопала глазами и открывала рот от такого коварства прежде милой и тихой учительницы.
На это Линель Ивановна стала говорить, что мы переработали на отработке и сами не понимаем, как нам нечеловечески повезло попасть в список участников концерта. Выпихала нас из актового зала, не забыв крикнуть, чтобы завтра после ужина мы пришли на репетицию с придуманными частушками в репертуаре.
— Это называется — дорвалась, — подвела Томка итог, когда мы оказались в коридоре.
— Все-таки власть развращает, — поддакнула я ей. А сама стала думать: каково бы мне было, так сказать, у руля. По мне выходило очень даже неплохо, правда, насчет участи остальных такой уверенности не было.
Ужин прошел вполне мирно. К директору нас пока не вызывали, из чего я сделала вывод, что одноклассники решили не выносить личные споры на общественное обсуждение, правда, тогда повышалась вероятность новой мести, но пока об этом думать было некогда. Меня и Томку выше ушей загрузили безвозмездным трудом на благо общественных нужд.
