— Ого, — хохотнул бог войны Арес, сжимая в руке огромный кубок с вином. — Намечается большая заварушка, люблю заварушки.
— Это яблоко принадлежит мне, и только мне! — завизжала Гера, отталкивая наседающих соперниц. — Зевс, скажи им.
Громовержец недоуменно почесал выглядывавшую из-под золотого лаврового венка плешивую макушку.
— Проклятые бабы, — недовольно пробурчал он. — Вечно вы портите праздники.
— Я помогу рассудить вас, — вдруг заявил Гермес, перестав тыкать вилкой в рыбий хвост Посейдона. — Дайте сюда яблоко.
Богини подчинились.
— Завтра, — продолжал хитроумный вестник богов, — жду вас всех троих в окрестностях Трои, на склоне высокой Иды.
После чего праздник продолжился с новой силой.
Ехидно хихикая и довольно потирая изящные ручки, Эрида, по-прежнему невидимая, осторожно покинула пещеру Хирона.
Парис, прекрасный сын царя Трои Приама (заметим, что юноша пока не знал, чей он сын), в тот яркий солнечный день мирно пас себе стада на живописном склоне горы Иды.
Ничто не предвещало в тот миг грядущих неприятностей, поэтому, когда с неба на поляну вдруг опустился вестник богов Гермес в своих огненных сандалиях, Парис решил от греха подальше сбежать.
Юноша прекрасно знал, какие неприятности грозят тем, кто имеет какие-либо дела с богами, а Гермес, так тот вообще славился подмоченной репутацией еще во младенчестве (во где фантастика!!! — Авт.), под шумок слямзив коров у самого Аполлона.
— Стой, куда? — закричал Гермес, подкручивая регуляторы подачи топлива на своих реактивных сандалиях. — А ну вернись, трусливое отродье!
Но куда там, Парис драпанул так, что только пятки да его голый зад мелькали среди деревьев.
— Вот же зараза! — выругался Гермес, плюхаясь в траву.
С правой сандалией было что-то не так, она сильно нагрелась и странно дымила. Сие удивительное устройство сделал Гермесу Гефест, известный выдумщик и изобретатель, терроризировавший своими изделиями весь Олимп.
Сколько раз великий Громовержец грозился разнести его кузницу к сатировой матери, но хитрый Гефест установил на Олимпе собранный им же телевизориус, с помощью которого эгидодержавный Зевс смог наблюдать за любой точкой на земле, так что ему больше не приходилось, как раньше, высовываться с Олимпа, рискуя при этом каждый раз брякнуться на землю.
— Ну, подожди у меня, трусливый хряк! — Гермес погрозил кулаком вслед улепетывающему Парису, снимая неисправную сандалию.
Все регуляторы были вроде установлены в правильное положение, топлива еще хватало на пару часов лета.
Тогда в чем же дело?
Зло сплюнув в траву и сняв тяжелые сандалии, Гермес заковылял в том направлении, где только что скрылся трусливый юноша.
Через десять минут ехидно улыбающийся Гермес обнаружил Париса — тот валялся с вывихнутой ногой в глубокой, прикрытой густо растущим папоротником канаве.
— Ну что, отбегался? — спросил вестник богов и, сняв с золотого пояса маленькую плоскую коробочку, раскрыл ее и потыкал пальцами в круглые разноцветные пуговки.
Парис в священном ужасе рассматривал попискивающее устройство в руке Гермеса.
— Изобретение Гефеста, — пояснил вестник богов перепуганному юноше. — Позволяет олимпийцам беседовать на расстоянии. Да, алло, это Гермес, все готово, жду вас на опушке леса.
Устройство в ответ что-то склочно прошипело, и Гермес повесил его обратно на пояс.
— Что вам от меня нужно?! — закричал Парис, барахтаясь в канаве.
— Сущий пустяк, — улыбнувшись, ответил Гермес. — Ты, как внешне м… м… довольно привлекательный юноша, известный своей красотой на всю Аттику, должен будешь рассудить трех богинь и решить, которая из них самая прекрасная.
— Каких богинь? — ужаснулся Парис. — Я не знаю никаких богинь. Я простой пастух, оставьте меня в покое.
— Сатиров истерик, — зло констатировал Гермес. — Смотри, пожалуюсь на тебя Зевсу, он из тебя шашлык жареный сделает.
Угроза возымела действие, юноша в канаве притих.
— Ага, попустило, — усмехнулся вестник богов. — Так-то лучше, а по поводу того, что ты простой пастух, вот что я тебе скажу… — Гермес осторожно спустился к канаве. — Никакой ты не пастух, а сын царя Трои Приама.
— ЧТО?!! — вокликнул юноша.
— Что слышал, — пожал плечами Гермес. — Из-за тебя, скотины, погибнет Троя. Но это все так, лирика. Ну и где же эти старые девки?
— Как ты сказал?! — гневно донеслось из-за спины Гермеса.
Гермес резко обернулся:
— А… м… м… это я не о вас, а об этих… мойрах.
— Ох смотри мне, — погрозила пальцем Гера. — Твой длинный язык когда-нибудь сослужит тебе дурную службу.
При виде трех прекрасных богинь в сияющих одеждах Парис на время утратил дар речи.
Особенно воображение юноши поразила богиня любви Афродита.
Афродита была облачена в нечто дымчатое и переливающееся, словно белые облака или, скорее, словно клубы тумана. Этот туман то и дело протаивал, являя взору наиболее пикантные части прекрасного тела богини.
Золотые туфельки на высокой платформе только подчеркивали изящество и стройность ее прелестных ножек.
— О… — произнес Парис, когда туманное одеяние богини любви протаяло, демонстрируя высокую упругую грудь.
Афина явилась к Парису в сияющих золотых доспехах, с длинным зловещим копьем и в серебряном шлеме. Она тоже была по-своему прекрасна. Некоей брутальной животной силой веяло от всей ее крепкой, плотной фигуры. Эта сила притягивала к себе, звала раствориться в грубых ласках неистовой воительницы.
— Ух, — выдохнул Парис, разглядывая сильные загорелые икры богини.
Во рту у парня пересохло, пульс участился, тело била мелкая дрожь.
Громко чертыхаясь, Гермес чинил невдалеке свои сандалии.
Третьей, ближе всех к Парису, стояла Гера. Не то чтобы она была такой уж писаной красавицей. Она сильно проигрывала от соседства с двумя другими богинями, выглядела намного старше их, но все же какая-то изюминка была и в этой женщине. Парис смотрел на нее и все никак не мог понять, чем же его привлекает эта уже довольно немолодая богиня.
“Наверное, тем, — шепнул внутренний голос, — что она спит с самим Зевсом”.
— Э… — неуверенно произнес юноша, не зная, кого выбрать.
— Давай быстрее, дефективный, — пригрозила Парису Гера. — Ты отнимаешь у нас драгоценное время.
— Держи! — крикнул Гермес, кидая юноше золотое яблоко.
Парис ловко поймал золотой плод и, прочитав на нем надпись, серьезно задумался.
“За” и “против” было много.
Слишком много.
Они идеально уравновешивали друг друга.
Что ж, начнем с Афродиты. Если Парис выберет ее, то непременно навлечет на себя гнев двух других богинь и, если его тут же не прикончит Афина, то Гера уж точно его достанет если не сама, так с помощью мужа.
М-да, проблемка.
А что, если Парис выберет Афину?
Что в лоб, что по лбу, с одной лишь разницей: богиня Афродита сделает так, что девушки любить Париса никогда не будут. Да и сам он наверняка лишится возможности сладостно пострадать от чьих-нибудь любовных чар. Сам не полюбит, и его никто любить не захочет.
Плохо.
Не годится.
Ну а если выбрать Геру?
Заманчиво, конечно, ведь она жена самого Громовержца, но вряд ли Гера сможет уберечь Париса от гнева двух других обиженных богинь.
Вот и все.
Получается замкнутый круг. Змея проглатывает свой хвост.
— Ну, мы ждем! — раздраженно напомнила Гера. “Эх, была не была”, — подумал юноша и так ответил богиням:
— О прекраснейшие из бессмертных женщин, ослеплен я вашей тройной красотой и не в силах сейчас ответить, кто из вас прекрасней. Приходите завтра утром, за ночь я решу, кому из вас отдать золотое яблоко.
Поняв тонкий намек юноши, богини дружно ухмыльнулись.
Особенно хитрая ухмылка была на лице Афродиты.
— Хорошо, — кивнула Гера. — Так и поступим. И они исчезли.
— Давай руку. — Гермес помог Парису выбраться из канавы.
Юноша, ломая папоротники и слегка прихрамывая, осторожно вылез на ровное место.
— Да, парень, — покачал головой вестник богов, — вижу, ты крупно попал. Не хотел бы я оказаться на твоем месте. Впрочем, кто знает?
Сказав это, Гермес перекинул через плечо тяжелые сандалии и, беззаботно посвистывая, направился в глубь леса.
И вот решающая ночь настала.
Судьба всей Греции была сейчас в руках юного Париса, но мало кто об этом знал (имеются в виду смертные).
Первой дремавшего у костра на лугу Париса посетила Афина.
Чувствительно ткнув тупым концом копья юношу в бок, она разбудила его и сразу перешла к делу.
— Настоятельно советую тебе, смертный, отдать золотое яблоко мне, — дерзко заявила богиня.
Парис, жуя соломинку, нагло посмотрел на загорелые бедра длинноногой, словно серна, богини.
— А что мне, интересно, за это будет? — развязно поинтересовался он. Афина усмехнулась:
