Гай Гисборн смотрит туда, куда они тычут пальцами.
- Что?! Внутри Нины, царицы амазонок?
- Такова была его последняя воля. Рыцарский кодекс чести и так далее. Ну да, неудобно. Но что поделаешь. Мы лишь исполняем приказ. И все такое.
Нина, царица амазонок, не знает, что и делать. Она лежит навзничь посреди поляны. Ей очень холодно. Дева Мэриан, Малютка Джон и Гай Гисборн отправились за телом разбойника Робина Гуда. А также за острым ножом, иголкой и ниткой, чтобы разрезать ее и снова зашить. Некоторые традиции священны, и последняя воля умирающего народного героя - закон. Но все равно при мысли о предстоящем погребении она нервничает. Никак не может решить, хочет она умереть, прежде чем ее засыплют землей, или нет. Она обильно истекает кровью. Во чреве ее по-прежнему колышется стрела. Нина дотягивается до склянки и с трудом ее откупоривает. Кто-то внутри насвистывает похоронный марш.
- Прекрати сейчас же! Скоро прибудут скорбящие. Хазарский бог сновидений хихикает:
- Это точно. Ну и что чувствуешь в качестве могилы? Жаль, мне самому такой сценарий кошмара ни разу в голову не пришел!
- От меня ты подсказок точно не дождешься…
- Все равно я не мог посылать моему народу сновидения с тех пор, как ты меня здесь заточила. Так что можешь с тем же успехом меня отпустить. Разбей склянку.
- Еще чего. Пускай тебя лучше похоронят внутри меня вместе с Робином, как жертвоприношение.
- Что?! Да ты шутишь! Я и без того скоро свихнусь от клаустрофобии. Во чреве так темно и душно. Пожалуйста, не надо!
- А чем ты мне отплатишь, если я избавлю тебя от этой судьбы?
- Вам станет лучше, госпожа! Честное слово!
- То есть я поправлюсь, несмотря на эту стрелу? И переживу похороны? Договорились.
- Но только если ты меня потом отпустишь.
- Хорошо, так вроде по-честному. Идет!
Они не ударяют по рукам. Божок произносит заклинание и все еще дует на пальцы, когда на поляне появляется скорбная процессия в черных нарукавных повязках. Малютка Джон тащит на плече труп, Дева Мэриан принимается орудовать ножом. Гай Гисборн содрогается, когда первая струйка крови ударяет ему в глаз. Он терпеть не может печальных оказий.
Хозяин «Девы и островерхой шляпы» никогда еще не встречал таких болтливых гуляк, как эти трое незнакомцев, что устроились в углу, хлещут мед и, громоподобно хохоча, травят анекдоты. Рыжеволосая дама, бомжеватый великан-бородач и молодой синеглазый блондин. Даже в свою бытность плотником кабатчик не слыхивал таких скрежещущих звуков. Троица пьет, передавая по кругу норманнский шлем, носовая перегородка служит ручкой.
- А потом я застал его в женском белье! - выкрикивает блондин.
- Хо-хо-хо! Ха-ха-ха! - гогочут остальные двое.
Они явно провожают в последний путь усопшего товарища. Непохоже, чтобы они по нему особенно тужили. Может, он был перехваленный загордившийся засранец? Да, наверное, дело в этом.
- Если бы только Робин был здесь, чтобы взять нам всем еще по кружечке! Да, такого благородного противника не вдруг и найдешь! Я чуть не разрыдался, когда насадил его на меч.
- На самом деле, - бормочет дама, - он всегда был ужасным скрягой.
- Неужто? Репутация у него сложилась прямо противоположная.
- Да уж, в цензуре он толк знал. А вот любовник был аховый. Меткости никакой. О выносливости и говорить нечего.
Великан скрежещет зубами:
- Скатертью дорожка!
- Не ожидал я этого, - признается блондин.
Хлопает дверь, и в таверну на подкашивающихся ногах вваливается очень высокая женщина. Из живота у нее торчит стрела. На лице застыла гримаса боли.
- Вот, значит, где вы устроились. Мило, ничего не скажешь: надираетесь как свиньи, а мне что, на холоде валяться? Ну-ка подвиньтесь, помянем как следует.
Возле стола имеется лишний табурет. Никто не пытается его убрать.
- Э-э… так вам, выходит, лучше?
- Да уж не без этого. И не стройте такие удивленные рожи. Я царица амазонок и знаю уйму фокусов, чтобы выбраться из передряги. Правда, мужчину целиком в меня еще не вставляли ни разу. Немного жмет, но жаловаться не в моих привычках. Скажите-ка лучше, где это вы раздобыли в лесу черные повязки?
- Разодрали плащ Гая Гисборна.
- Лгун! Эта модная вещица была красной, а не черной.
- Мы покрасили их соком ягод.
- В феврале? Сомневаюсь. А если серьезно?
- Мы уже забыли. Вот!
- Но подобные мелочи очень важны… Секундочку! У меня жуткая боль в тазовой области! Это схватки! Сейчас я рожу!
- Скорей! Полотенце и горячую воду!
- Поздно! Вот уже вылезает голова!
- Какая уродина! Кто-нибудь, шлепните это по спине!
Стиснув кулаки, вперед выступает Малютка Джон:
- Минутку! Что это там оно говорит, полностью вылезая? Пытается сформулировать свою первую фразу! Как трогательно. Тихо все, слушаем.
Они склоняются, приставив ладони к ушам.
- К распропрелатской матери, сто дубов вам в глотку! Дева Мэриан закатывает глаза:
- Это мальчик! Переросток, со взрослого мужчину!
Шериф Ноттингемский достиг лесной поляны. Его сопровождают пятьдесят конных рыцарей. Они носят полный комплект доспехов и никогда не говорят, поэтому нельзя быть стопроцентно уверенным, что внутри кто-то есть. Возможно, это заводные автоматы, созданные колдуном - прежним хозяином замка. Как бы то ни было, шериф нашел их аккуратно сложенными в подвале. Он хорошо помнит, как целый день отчищал их от ржавчины специальной щеточкой.
Он осаживает коня и поудобней устраивается в седле, поскрипывая. Под его собственными доспехами на нем чулки и пояс с подвязками. На коже от них образуются приятные рубцы. И черные атласные трусики слишком туги. На дворе 1193 год. XIII век не за горами. Шериф надеется, что со временем его половая жизнь улучшится.
- Смотрите! Улика!
Он указывает на склянку, лежащую под копытами. Теперь в ней пусто.
Некоторые из его рыцарей крутят головами и тихонько фыркают: «Фасс-васс». Других звуков они не издают, кроме еще одного: «Шуш-ш-ш».
Шериф потирает подбородок.
- Я узнаю этот сосуд. С ним ко мне приехала Нина, царица амазонок. Но она не показывала, что там внутри, а теперь он пуст. Наверно, это было какое-нибудь спиртное. Кстати, что-то у меня тоже во рту пересохло. Тут неподалеку есть таверна. Галопом мы еще можем успеть до закрытия. А потом возобновим поиски Гая Гисборна!
- Фасс-васс… Шуш-ш-ш…
- Да, я по нему тоже соскучился. Н-но, вперед!
Робин Гуд тычет в высокую женщину пальцем. На его искаженном от злобы лице пляшут огненные отсветы. Он задевает ногой край стола и расплескивает мед из норманнского шлема. Крики, ругань.
- Думаешь, дамочка, ты покруче меня будешь? Вместо ответа она отвешивает ему сногсшибательную,
в буквальном смысле, оплеуху.
- Коротко говоря, да, - выплевывает она.
Он приподнимается на колени, отирает кровь с разбитых губ.
- У-тю-тю, какие мы грубые. Ясно-понятно! Я, может, и вчера родился, то есть даже сегодня, но больше на такие фокусы не поддамся. Давайте, дамочка, к бою!
- Никаких фокусов! - восклицает она и отвешивает ему оплеуху другой рукой. - Простое честное насилие, ничего кроме! Я давила змей в озере Каратис!
Дева Мэриан, Малютка Джон и Гай Гисборн стоят вокруг них и хлопают в ладоши все громче и громче:
- Мочи! Мочи! Мочи!
Робин Гуд снова, шатаясь, поднимается на ноги. Тут вмешивается хозяин:
- Без драк мне тут, в «Деве и островерхой шляпе»! Это приличное заведение. А ну все вон!
- Выйдем, разберемся, - рычит Робин.
Нина кивает и направляется к двери. Малютка Джон, выходя, задумчиво поглаживает бороду:
- Но как она могла родить живого Робина Гуда, если они оба умерли?
- Ничего не понимаю! - соглашается Гай Гисборн. Дева Мэриан пожимает плечами:
- Может, у нее был с собой какой-нибудь волшебный эликсир, который ее исцелил, а раз Робин находился у нее в чреве, волшебство подействовало и на него, чисто случайно. Дело, наверное, в этом.
- Ну конечно! - в унисон ахают Малютка Джон и Гай Гисборн. - Это же очевидно!
Они уже стоят перед таверной. Принц воров мерит взглядом царицу амазонок. Противники настороженно кружат друг против друга.
- Смотри! - выкрикивает вдруг Робин. - Единорог!
- Где? - оборачивается она.
И Робин, подскочив к ней, с размаху бьет сбоку по челюсти - раз, два. Она отлетает назад, с трудом удерживаясь на ногах, а он посмеивается:
- Самый бородатый фокус на свете!
Она готова испепелить его взглядом. Ее ярость беспредельна.
- Я тоже так умею! - оглушительно ревет она. Скорчив гримасу, Нина примеривается и вырывает
стрелу из своего живота. Перехватив ее, как кинжал, бросается к Робину и вонзает стрелу прямо ему в сердце. Издав короткий стон, он валится на землю.
- Робин Гуд снова умер! Я выиграла дуэль!
Дева Мэриан, Малютка Джон и Гай Гисборн, склонившись над простертым телом, бормочут себе под нос:
- Боже мой! Боже мой! Умер - и умер, и ладно. Но его же надо похоронить там, куда попадет стрела. Вот это, черт побери, парадокс! Мы должны похоронить его в нем самом! Ну, влипли!
