Костя даже руками всплеснул: – Откуда же мне знать, Дальский? Да и кого в наше время подобные мелочи интересуют.
Что верно, то верно – безыдейность полная. Партия пофигистов крепчает, а все остальные мельчают.
– Вроде он социал-монархист с демократическим уклоном. – Красиво завёрнуто, – усмехнулся Дальский. – Но сомнительно, чтобы у таких придурков деньги водились.
– Деньги есть, – обнадёжил Брылин. – Во всяком случае, на аванс хватит. Этот Попрыщенко раньше прорабом работал на стройке, а потом в какой-то фирме подвязался. Тот ещё тип.
– А зачем такому выборы? – Да не ему. Попрыщенко меня пригласил, а избирается совсем другой – Гулькин Игнатий Львович.
Погода оказалась ещё более мерзкой, чем Дальский от неё ожидал: в дополнение к сырости подул ещё и пронизывающий ветерок, норовивший зацепить прохожих за полу плаща и зашвырнуть подальше от уютных норок, куда рвались их утомлённые ненастьем тела и души. Сергей, безусловно бы, вернулся к родным пенатам, плюнув на аванс, но, к счастью, Брылин был на колёсах, хотя и изрядно помятых жизнью, но всё-таки ещё способных двигаться в нужном направлении, особенно если не предъявлять к ним чрезмерных претензий по части скорости и комфорта. Дальский от природы был человеком покладистым и вид Брылинской консервной банки его не только не ужаснул, но уж скорее обрадовал. Оставалось только надеяться, что этот лошак неизвестной, но явно не нашей породы не рассыплется по дороге мелким бисером, а доставит своих пассажиров в надлежащее место.
– Где ты эту рухлядь откопал? – Это БМВ восьмидесятого года выпуска – не такая уж старая машина. Достал по случаю.
– Хорошо, если этот случай не будет несчастным, – покачал головой Дальский. – По мне, уж лучше новый велосипед, чем старая машина.
Брылин скептически хмыкнул: видимо представил Сергея Дальского на велосипеде, крутящим с натугой непослушные педали. Дальский чужим фантазиям на свой счёт не мешал, пусть себе веселится, но сам он если и представлял себя в машине, то непременно в роскошном «Роллс-ройсе», с личным шофёром, лучше всего негром. Но автомобиль при этом должен быть ослепительно белого цвета. Правда, белый «Роллс-ройс» требовал и соответствующего антуража, в смысле дорог и окружающего пейзажа, а срёди отечественной унылой грязи ему, конечно, не место. Наверняка уже через пять минут его сверкающие девственной белезиной бока будут осквернены, и на этом грязно-сером фоне даже негр не будет смотреться ярким декоративным пятном, не говоря уже о самом Дальском, который будет выглядеть просто смешным. Да и куда к его приткнуть, этот чёртов «Роллс-ройс», если вокруг столько машин, норовящих ударить вас по полированному боку. Ну кто, скажите, выпускает тупорылых КАМазов на главную улицу города, ну пусть не главную, но всё равно – чёрт знает что. – Власть надо менять, – солидно порекомендовал Брылин. – Так уже поменяли вроде, – удивился Дальский.
– Надо менять до тех пор, пока в стране порядка не будет. – Методом тыка, что ли?
– А почему нет? – Тебе видней, – усмехнулся Дальский.
По его подсчётам Брылин уже поменял, по меньшей мере, семь партий, но до власти так и не добрался. То ли не на тех рысаков ставил, то ли в нашей стране рысаки вообщё не котируются, а в вечной моде только здоровенные битюги, которые топают себе и топают неведомо куда. Потом, правда, спохватываемся, ахаем, не туда шли, да уже поздно – распрягай, приехали.
Полуподвальное помещение, тесноватое и грязноватое, невесть за какие заслуги возведённое в ранг офиса, не понравилось Дальскому с первого взгляда.
Оно резко контрастировало с радужными перспективами, набросанными мастерской рукой Кости Брылина. Да и народ вокруг был всё тот же, с блеском проигравший уже не одну избирательную компанию.
– На какой пост претендует этот твой социальный монархист. – А какая разница? – удивился Брылин. – Тут главное участие, а не победа. Для нас во всяком случае.
В словах Кости Брылина было, разумеется, рациональное зерно, однако и знание факта иногда не бывает лишним. Сергей Васильевич, как истинный интеллигент, обременённый поисками смысла бытия, на всю эту суету сует смотрел свысока, но, будучи профессионалом, считал невозможным ударить в грязь лицом при первой же встрече.
– По-моему, мы выбираем мэра, – не очень уверенно сказал Брылин. – А почему не секретаря горкома? – съязвил Дальский.
– Секретаря горкома выберут и без нас, – отпарировал Костя.
Костюм кандидата Дальскому понравился – хороший костюм, лицо – в гораздо меньшей степени, но это, конечно, не проблема – лицо можно подправить: что-то убрать, что-то добавить. А вот с голосом была беда – с таким голосом блеющего в раздражении козла не только в мэры, но и в кондуктора не возьмут. – Вот вы, – кандидат указал пальцем на Дальского, – хотите ведь стать предпринимателем?
Палец был короткий и толстый, его непременно следовало удлинить, а ногти подстричь – если уж ты монархист, даже если и социальный, будь добр следить за руками.
– Не хочу, – отозвался Дальский. – Я бы согласился стать рабовладельцем, на худой конец крепостником, а предпринимать что-либо мне скучно.
Будущий мэр этим ответом был поставлен в тупик и с обидой уставился на приличного господина, который по всем приметам тянул на буржуя и вдруг, в самый неподходящий момент, закочевряжился.
– Вот видите, господа, – прокомментировал облом Брылин. – Первая же провокация поставила нашего дорогого Игнатия Львовича в тупик: он потерял лицо, которое у него и без того, надо самокритично это признать, в данную минуту не лучшего качества. Маленькие глазки мы увеличим очками, а вот прыщ на губе следует удалить и удалить немедленно.
Напор Кости Брылина был столь велик, что несостоявшийся мэр шарахнулся от трибуны, решив, видимо, что этот странный лопоухий субъект в грязных сапогах и поношенной куртке сейчас сразу и начнёт кромсать ему лицо перочинным ножичком.
– Это не прыщ – это родинка, – испуганно сказал кто-то. – Родинку лучше прикрыть усами, – дал свою рекомендацию Дальский. – А безвольный подбородок удлинить эспаньолкой.
– А если борода в стиле а ля мужик? – Брылин с сомнением покачал головой, критическим взором оглядывая кандидата.
– Лицо и без того широкое, – поморщился Дальский. – Но ведь монархист же, – не сдавался Брылин.
– Так ведь монархист-то социальный с демократическим уклоном, – возразил Сергей Васильевич. – А вы, милейший, лепите ему бороду а ля мужик, словно купцу третьей гильдии. Нет и нет, только эспаньолка, очки и аккуратные усики. – Голос придётся поменять, – сказал Брылин.
– Я думаю, баритон подойдёт. – А почему не бас? – удивился Костя. – Для баса комплекция мелковата.
Дальский осмотрел кандидата со всех сторон, для чего ему пришлось подняться на сцену и совершить несколько кругов по ней, путаясь в совершенно здесь неуместных проводах.
– Позвольте, – заблеял кандидат. – Кто пустил сюда этих людей?
Зал, в котором по прикидкам Дальского, находилось человек тридцать, протестующе загудел.
– А какое у вас здесь мероприятие? – поинтересовался Сергей Васильевич у опешившего президиума. – У нас съезд партии, – ответил господин с лицом Антона Павловича Чехова. – Это специалисты по мордам, – сказал толстый дядька в очках, обращаясь к кандидату. – Я же вам говорил, Игнатий Львович.
Судя по всему, это и был прораб Попрыщенко, нанявший Костю Брылина для славных дел. Очки ему, по мнению Дальского, следовало сменить, а зубы выбить – они явно указывали на пролетарское происхождение монархиста. Совсем ополоумел народ: с такими зубами лезть в аристократы.
– Имиджмейкеры, что ли? – неуверенно переспросил господин Недочехов. – Во-во, – обрадовался Попрыщенко. – Специалисты. А без специалистов какие сейчас выборы. Это не выборы будут, а смех.
– Да вы что, господа, – произнёс Костя Брылин драматическим шёпотом, который наверняка был слышен даже на улице. – Это же сам Дальский. Я, можно сказать, его с кровью вырвал. Без него ещё никто не избирался. Даже Сам у него консультировался. Я потрясён, Игнатий Львович, вашим непониманием, чтобы не сказать раздавлен.
– Игнатий, – поморщился Дальский. – Имя не очень… – А что такое? – изумился Брылин.
– Был такой Игнасио Лойола, из иезуитов, – задумчиво проговорил Сергей Васильевич. – Могут возникнуть нехорошие ассоциации.
– Да кто того Лойолу помнит, – возразил Попрыщенко. – Что у нас своих иезуитов мало было, что ли?
– Пожалуй, – согласился Дальский, продемонстрировав демократичность. – Имя менять не будем.
– А отчество? – испуганно ахнул кто-то. – Львович, – протянул Дальский, словно пробовал слово на вкус. – Толстого почитываете?
– В общем и целом… иногда, – Игнатий Львович развёл руками. – Надо будет подчеркнуть родственную связь между вами и графом Толстым, если не кровную, то хотя бы духовную.
