Подобные произведения дают основание для серьезного разговора о сибирской фантастике с ее неповторимым колоритом, пусть даже не всегда этот колорит касается непосредственно содержания, а тяготеет больше к форме. В этой связи стоит вспомнить имена таких фантастов-сибиряков, как Сергей Павлов, Аскольд Якубовский, Виктор Колупаев, Вячеслав Назаров, Дмитрий Сергеев. Борис Лапин тоже из тех, кто привносит в фантастику ощутимые региональные черты, обогащая ее художественно, а главное — знакомит всесоюзного читателя с сегодняшним днем Сибири, с ее славным завтра. Да и кому, как не им, писателям-сибирякам, отражать в своих книгах величественную панораму грандиозных преобразований края, зримо и образно запечатлевать не контуры, а яркие по действительности художественных реалий картины будущей, грядущей Сибири!
В этом смысле особенно примечателен рассказ «День тринадцатый». Ведь герои его — ребята, со стройки, ставшей синонимом «дороги в будущее» — Байкало-Амурской магистрали. И надо отдать должное автору за смелость, с которой он обращается к этой теме, живо и достоверно передавая суровые будни стройки, повседневную жизнь ее людей со всеми радостями и печалями, и незаметно, органично вводит в повествование фантастический элемент (ситуация со счетом дней), который, в свою очередь, трансформирует рассказ из «репортажа с места событий» в философски-обобщающее произведение, работающее на будущее.
В авторском сборнике «Ничьи дети» представлены произведения, достаточно полно характеризующее разнообразие направлений и тематических интересов писателя. И тем читателям, кто знаком с прежними книгами Бориса Лапина, легко убедиться, что ив реалистической прозе, и в фантастике автор обращается к одним и тем же проблемам, Художник не уходит от реальной, земной действительности в стремлении отражать жизнь в заведомо усложненных формах искусственно-фантастического моделирования, не противопоставляет ей вымышленный сказочно-условный мир. Он современник эпохи, и его не может не волновать современность в любых ее проявлениях — будь то борьба против гонки вооружений в разных уголках Земли или морально-этические проблемы человеческих взаимоотношений. Б. Лапин живо откликается на все подобные вопросы, делясь с читателями своими размышлениями, тревогами и надеждами. Это ценное качество хочется подчеркнуть особо, ибо не каждый из ныне работающих в фантастике писателей заслужил право называться современным.
В книге «Ничьи дети», как и в любой книге, собравшей под одной обложкой произведения, написанные в различной тональности и в разное время («Рукопожатие» и «Лунное притяжение», например, представляют раннюю фантастику писателя), что-то удалось больше, что-то меньше. Мне кажется, что Б. Лапину менее удается фантастика чисто философская и чисто юмористическая, в тех же случаях, когда автор чувствует себя на конкретной почве, произведения его обладают большей действенностью.
В заключение хочется повторить, что фантастические произведения Бориса Лапина идут в ногу со временем и уже сбрели своего читателя, а если судить, которые из них лучше или хуже, то лучшими, думается, будут те, что еще не утратили первозданного вида рукописи, те, что наверняка на пути к читателю!
Александр Осипов
Ничьи дети
Повесть-памфлет
Откуда я? Я родом из детства.
Я пришел из детства, как из страны.
Антуан де Сент-Экзюпери
Сирена.
Ошалело продирая глаза, они сыплются со своих трехъярусных коек, суют ноги в башмаки, на ходу напяливают хаки — одинаковые здоровенные парни, похожие друг на друга пустотой взгляда, тупым равнодушием лиц, одинаково вышколенные и покорные, одинаково стриженные под машинку.
Они стоят в строю. И как монотонный стук барабана — капрал выкрикивает их имена.
— Айз! — кричит капрал, и Айз делает шаг вперед и шаг назад.
— Найс!
— Хэт!
— Кэт!
— Дэй!
— Грей!
— Дэк!
— Стек!
— Дог!
— Биг!
Это каждый день, и так было всегда. Вся жизнь каждого из них — в этом. Что было до этого, никто не помнит. Все, что они помнят, началось с этого.
Их мысли коротки и односложны, как их имена. Их действия доведены до автоматизма. Айз машинально проглатывает у стойки что-то жесткое и безвкусное, что называют бифштекс, и выпивает кружку чего-то теплого, сладковатого, что называют кофе. Айз достаточно умен, он понимает, что кормят их не для того, чтобы доставить удовольствие; пища поддерживает силу, а сила нужна на полосе. Главное в их жизни — полоса.
Капрал выстраивает их лицом в поле. Перед каждым — своя полоса. Десять одинаковых полос. У каждого по ножу и правой руке. Десять коротких сверкающих клинков. Далеко, в конце полосы, так же, лицом в поле, стоят враги. Десять врагов. Для каждого — свой враг.
— Марш! — кричит капрал.
Айз бросается вперед. Все препятствия, которыми до отказа напичкана, полоса, нужно преодолеть за считанные минуты. Перемахнуть забор. Перепрыгнуть через канаву. Переплыть канал, зажав нож в зубах. Вскарабкаться на трехэтажную стену, подтягиваясь на карнизах, скользя и теряя опору Как обезьяна, взметнуться по канату и вместе с ним перелететь через яму. Ползти, ползти, ползти под колючей проволокой, не обращая внимания на шипы, вонзающиеся в спину. Стремглав промчаться по шатающемуся бревну — и ухитриться не потерять равновесия, не упасть. Только бы не упасть!
Все. Вот он наконец враг!
Айз уже понял, что это не настоящий враг, это брезентовое чучело, набитое пенькой; другие еще не поняли; но все равно, быстрее, быстрее кромсать жесткий прорезиненный брезент, резать, рвать ногтями, потрошить тугую пеньку; нет сил — зубами, но скорее, скорее добраться до красного мешочка величиной с кулак; он всегда в левом боку врага, этот желанный мешочек; и тем же путем, преодолевая те же препятствия, — назад, к капралу, быстрее, быстрее!
Они подбегают по одному, усталые, запыхавшиеся, довольные, руки по локоть и лица в красной краске, в правой руке нож, в левой — красный мешочек величиной с кулак, и каждый протягивает свой мешочек капралу — Айз, Найс, Хэт, Кэт, Дэй, Грей, Дэк, Стек, Дог, Биг.
Они толпятся вокруг капрала, в их взглядах появляется заинтересованность, на лицах — нетерпеливое ожидание: сейчас они будут получать жетоны. Тот, кто пришел первым, получит три желтых металлических кружочка, второй — два, третий — один. Остальные не получат ничего.
Они прекрасно умеют считать и знают свою выгоду. Жетон — все в их жизни, и они на все готовы ради жетона. Потому что за пять жетонов автомат в казарме выдает по вечерам стакан жгущей к веселящей жидкости, которую называют виски, а за десять жетонов, спущенных в прорезь двери дома, что ближе к Стене, автомат пропускает в клетушку, где ждет женщина.
Айз пришел третьим. Иной был бы рад, да он и сам радовался бы в другой раз, потому что не так-то просто отличиться среди десятка ребят, имеющих абсолютно равные шансы. Но сегодня он надеялся заработать два жетона — восемь у него уже было; а за девять дверь не открывается, некоторые недоумки попались на этом, теперь знают все; но раз не вышло, значит, не вышло, значит, надо ждать завтрашнего дня и постараться; конечно, лучше всего сначала выпить стакан виски, но для этого нужно десять да еще пять жетонов, целый капитал; столько почти никто не мог накопить, терпения не хватало.
Айз исподлобья глянул на Бига; Биг самый сильный в их десятке, зато самый тупой; Айз ловчее его, хитрее, проворнее. Но сегодня Биг пришел первым и получил три жетона; зачем они ему сегодня, все равно на три жетона ничего не получишь, а в запасе у Бига нет, это точно. Конечно, можно попросить у него один жетон; пока Биг накопит девять, Айз непременно вернет; но об этом и речь заводить не стоит, никто не даст, Айз уже пробовал объяснить им, не поняли, слишком сложно.
Они лежали на песке, отдыхали, кто дремал, кто бессмысленно уставился в небо, кто ковырял в носу, когда капрал крикнул:
— Строиться!
Мгновение — и они в строю.
— Сегодня вам будет проверка. Живой враг. Называется — собака. Враг, который кусает зубами. Премии повышены. Первый получает десять жетонов, второй — девять, третий — восемь и так далее. Последний — один жетон. Премии получают все. Ясно?
Это было что-то новое. Десять стриженых голов задумались, шевеля губами; подсчитывали, сколько получит четвертый, шестой, девятый; складывали с тем, что припрятано в специальных кармашках.
Капрал повел их серой улицей куда-то по направлению к Стене, мимо других таких же казарм, других полос, других улиц. Городок был достаточно велик; высокая бетонная Стена то исчезала за серыми прямоугольниками казарм, то вновь появлялась в просвете улицы. Они пришли во двор с десятью совсем особенными полосами. Десять коридоров из проволочной сетки, десять дверей за спиной, а впереди, на цепях, десять откормленных псов — налитые кровью глаза, вздыбленная шерсть, клокочущие, оскаленные клыками пасти.
