Наконец, появилась Она. Придворные Его Величества Данкана II, единственного законного правителя государства Анкалов, разом позабыли о приличиях, манерах и собственном достоинстве, вытянули шеи и разве что не пихали друг друга локтями. Невесту еще не видел никто, а узреть ее хотели все. С момента приезда прекрасной Лореллы в столицу, в покои новобрачной пустили только медицинскую комиссию во главе с королевским медиком. Но разве от этих воронов что-то узнаешь?
Потом, на свадебном пиру, присутствующие на церемонии сошлись в одном: слухи нагло врали. Точнее, не врали, а не передавали и сотой доли правды. Невеста не была восхитительной. Она олицетворяла собой саму Женственность, Юность, Скромность, Красоту и все прочие Девичьи Добродетели, какие только существуют в этом, весьма грешном, мире.
Огромные глаза на побледневшем от волнения личике принцессы сияли, как самые яркие сапфиры. Тонкие бровки были напряженно вздернуты. Яркие, слегка даже неприлично пухлые, губки едва заметно подрагивали. Золото шелковистых, глянцево поблескивающих волос не могла скрыть даже кружевная фата. Белое, густо шитое золотом платье, скроенное по последней моде, подчеркивало хрупкую, но женственную фигуру. Она казалось такой нежной и чистой, что принцессе даже простили излишне округлые формы. Придворные дамы единодушно решили, что это признак будущего счастливого материнства юной Лореллы.
Она не шла, а будто плыла по проходу между скамьями. Сияние свечей, отражающееся от золотого шитья платья, окружало ее едва заметным ореолом. Но каждому, даже закаленным воякам, виделось, что в храм вошло само воплощение Юной Матери, несущее на своем шлейфе новую жизнь, весну и, конечно, любовь.
Принцесса словно ладошкой коснулась сердца каждого, заглянула своими невинными глазами в душу. И заставила забыть о суетных, приземленных заботах, нечестивых мыслях и неблагородных желаниях. Даже канцлер, позабыв про мигрень, с утра мучающую его, с нежностью глянул на свою давно опостылевшую, похожую на сушеную воблу, супругу. А та ответила ему растроганным, полным светлых слез, взглядом.
В конце усеянной лепестками дорожки, у подножья величественной статуи Отца, свою нареченную ждал принц Дарин. Если невеста была воплощением весны, то принц олицетворял собою образ юного воина. Высокий, но прекрасно сложенный, с гордой прямой спиной, он стоял, положив руку на рукоять церемониального меча. Скромный камзол, похожий больше на военный мундир, чем на придворное платье, подчеркивал гордый разворот плеч, широкую грудь, тонкую талию и, чего уж греха таить, подтянутый зад. Черные, словно вороново крыло, гладкие волосы придерживал тонкий золотой обруч. Темные же, как первородный грех, глаза смотрели прямо и открыто.
Он был столь великолепен, что даже многочисленные юные и не слишком юные девы, еще с утра готовые от ревности разорвать зубами свои платочки, сейчас умильно промокали ими увлажнившиеся ресницы. Глядя на эту пару, равнодушным не мог остаться никто. Они были Днем и Ночью, Светом и Тьмой, Мужчиной и Женщиной, Невинностью и Доблестью. И Любовью… Ах, конечно же, Любовью!
Когда принцесса дошла до последнего ряда скамей, ей на встречу шагнул король, прятавшийся до этого момента в тени боковых колонн. Данкан уже не был юношей, но и зрелость его только начала расцветать. Если Дарин был любимцем всего двора и сладостной, но порочной мечтой дам любого сословия, то правителя своего королевство искренне и не скрываясь обожало. Более мудрого, доброго, набожного и справедливого государя мир еще не рождал. И в этом мог убедиться каждый, стоило заглянуть в кроткие и ласковые карие глаза Его Величества.
Король улыбнулся своей мягкой и всепонимающей улыбкой, которую бездарно и безуспешно пытались передать придворные портретисты, и предложил юной невесте руку. Она вложила свои дрожащие пальчики в королевскую длань, затрепетав пушистыми ресницами, как бабочка крыльями.
Его Величество нежно коснулся губами белоснежного лба невестки и подвел ее к брату, вкладывая руку девушки в ладонь принца.
— Будьте счастливы, — чуть дрожащим от волнения голосом, но громко и уверенно пожелал король, — будьте счастливы так, как только можно в этом мире. Ибо вы, как никто, достойны этого. Пусть Отец благословит этот союз и прострёт длань свою над вами и вашим потомством. А мое благословение уже с вами. Как и моя любовь.
— Спасибо за столь искренние пожелания, Ваше Величество, — нежно пропела невеста, поднимая сияющие глаза на своего жениха, — но я уже счастлива.
— Разве может быть иначе? — подтвердил принц, глядя на невесту взглядом, за который многие бы женщины, здесь присутствующие, готовы были убить и отнюдь не в фигуральном смысле.
Если в храме в тот момент и находился еще человек, чьи глаза еще не источали слезы умиления, то после нежнейших признаний готовы были рыдать уже все. Новобрачные, так и не отпустив рук друг друга, повернулись к подслеповато щурящемуся, похожему на осчастливленного хряка, первосвященнику.
— Готовы ли вы дать друг другу клятвы, дети мои? — благостным и сдобным, как свежевыпеченная булка голосом поинтересовался он, подхрюкивая после каждого слова.
Новобрачные только кивнули в ответ и синхронно, скорее поддавшись порыву, чем следуя ритуалу, подняли головы вверх, вглядываясь в лик Отца Небесного.
— Я тебя уничтожу, наглый щенок, — едва слышно прошипела невеста.
— Я старше тебя, — спокойно ответил ей жених. — Но так уж и быть — только попробуй на моей дороге встать, стерва.
Снова запели скрипки.
* * *
— Как же я его ненавижу! — принцесса, задрав подол нижнего платья, которое служанки снять еще не успели, маленькой ножкой в атласной туфельке совсем неизящно пнула пуфик.
Ни в чем не повинная мебель отлетела к стене, всхлипнула и развалилась. Подушка, испугавшись своего будущего, поспешно закатилась под туалетный столик. А тяжелая и, наверное от того не слишком умная рама так и осталась валяться на ковре, уставившись в расписной потолок кривыми ножками. За что и поплатилась.
Нежная Ларелла схватила остатки пуфика за рахитичную ножку и запустила их в камин. Огонь, возмущённый подобным непочтительным обращением, фыркнул, выбросив столб искр и пепла, мгновенно разлетевшихся по комнате. Опытные и хорошо знавшие нрав своей госпожи служанки, старательно прикидываясь бесплотными приведениями, поспешно затушили угольки, и тенями скрылись по углам комнаты.
— Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — затопала ногами новобрачная, плотоядно шаря глазами по спальне.
Но ничего достаточно хрупкого ее взгляд не находил. А кровать или туалетный стол без подходящего оружия развалить даже ей было не под силу. Поэтому она вцепилась обеими руками в подол, словно стремясь его разорвать и взвыла, весьма успешно имитируя волчицу.
— Ну что ты так бесишься? — невозмутимо поинтересовалась герцогиня Керк.
Эта дама, единственная фрейлина Ее Высочества, которой было позволено остаться при госпоже, совмещала свои служебные обязанности с почетной должностью сердечной подруги принцессы. Впрочем, широкой общественности Таранса сия достойная женщина была больше известна, как Нежная Арна. И некоторые избранные господа при дворе короля Анкалов, успевшие познакомиться с герцогиней, сочли прозвище весьма метким и уместным.
— Я бешусь? Это я бешусь? Да я спокойна, как вся королевская гвардия! — принцесса схватила со стола графин с вином, изрядно из него отхлебнула, не замечая, что заливает красным белоснежный шелк платья, и запустила посуду в камин, вслед за догорающими останками пуфика.
— Он мерзкий, самодовольный, самовлюбленный красавчик! — с трудом переведя дух, выпалила она, — Наглый говнюк! Ублюдок!
— Ну, это ты зря, — возразила Арна, невозмутимо покачивая ножкой и задумчиво водя по краю бокала пальчиком. — Принц, как и положено, родился в присутствии отца, членов Совета и трех священников, которые и зафиксировали его законнорожденность. А психуешь ты потому, что он наверняка самая яркая звезда на небосклоне этого двора.
— Какое мне до этого может быть дело? — холодно поинтересовалась Лара и изящно присела на стул, разглядывая собственное отражение.
Отражение принцессы было спокойно и тихо, словно майский рассвет. Словно и не она только что бесновалась как перепивший конюх. Только чуть смазавшаяся помада предательски намекала на то, что принцесса способна испытывать сильные эмоции. Но легким движением пальчика Ее Высочество этот недостаток немедленно устранила, вновь став безупречной.
— Может такое, что ты это место считаешь своим по праву? — герцогиня отпила из бокала, пряча за его краем весьма ехидную улыбку. — Да, к тому же, он не рухнул мгновенно к твоим ногам, моля о любви. А посмел демонстрировать собственное превосходство.
