— Ты с ума сошла! Не валяй дурака, лежи дома!
Женщины в отделе прыснули смехом. Но Безуглову и в лучшие времена было не до них. Он пыхтел в трубку:
— Где ты взяла ключи?
— Где ты взяла деньги?
Потом он будто спохватился, что ведет себя неприлично, сказал сухо:
— Надеюсь, ты будешь благоразумной.
И ушел в свою мастерскую.
После работы он торопился домой. Разговорчивые соседки на кухне приумолкли, когда он вошел. По-видимому, они хотели что-то спросить. Но ему было не до них. Он прошел к своей комнате, достал ключи. Но дверь оказалась не запертой. Простыня сидела за столом и что-то писала. Она успела наутюжиться. От нее пахло духами.
От этого запаха или от ее вида Безуглову стало тошно.
— Где ты была?
— Ходила гулять.
— А что ты пишешь?
— Готовлю сведения, чтобы привлечь тебя к товарищескому суду.
Владислав присел на кровать. Он представил, как его самозванная невеста будет ходить по судам и женсоветам и жаловаться: «Он мне зарплату не отдает. Он меня избивает…» У нее хватит ума и на работу заявить…
— Не примут у тебя заявления, — не очень уверенно сказал он.
— Почему?
— Потому что паспорта нет.
— Не волнуйся, я получу паспорт.
— Какой дурак тебе его выдаст?
— Я уже все выяснила. Я получу паспорт и пропишусь здесь. Посмотрим, как ты потом заговоришь.
Этим вечером Славик лег спать пораньше, с головой завернувшись в одеяло, но все равно до полуночи заснуть не мог.
На работе весь цех обсуждал вчерашний его разговор по телефону. Это невозможно было не заметить. Но он старался не замечать.
— Витя, ты мой самый лучший друг, — за чаем сказал электрику Гудимову.
— Мне нужен твой совет. Ты только не перебивай. Не подумай, что я шучу. Дело в том, что ко мне тут простыня одна прилипла. И собирается замуж.
— Симпатичная?
— Да обыкновенная. Белая.
— Ну, так женись. Пора тебе, — не подумав, сказал Витя.
— Но ведь она — никто, простыня.
— Тряпка, что ли?
— Тряпка.
— Тогда не женись.
— Вот и я ей говорю: не зарегистрируют. А она — свое.
— У нее и паспорта, наверно, еще нет?
— Нету. Но она ничего не хочет слушать.
— Тогда порви.
— Порвать?
Гудимов задумался.
— Вообще-то, жениться тебе надо, — откровенно сказал он Безуглову. — Ты посмотри, сколько женщин в цехе… И диван у тебя такой мягкий, — Гудимов покачался на диване.
Этим вечером Безуглов шел домой с определенной целью.
Он взял ножницы, схватил Простыню и перекинул ее через руку. Вид его выражал решимость.
— Ополоумел?! — взвизгнула Простыня. — Тебя судить будут!
— За что? Не велик грех, если я выкрою из тебя дюжину носовых платочков.
— Поздно! — злорадно выкрикнула она. — Я тебе не вещь! Я сегодня паспорт получила! — она вырвалась и помахала перед ним красной книжечкой с тиснеными гербом и буквами. — Что смотришь? Хочешь удостовериться?
По его глазам она поняла, что Славик ей уже не опасен.
— На. Не порви и не испачкай. Это документ!
Смотреть там оказалось нечего. Это был паспорт. Настоящий. С фотокарточкой, на которой запечатлелась помятая физиономия Простыни.
Славику хотелось решительно прервать ход событий, но применять грубую физическую силу, действительно, было уже поздно.
— Как же так? — промямлил он.
— Не скрою, это оказалось непросто, — самодовольно улыбнулась Простыня. — Я ходила к паспортистке. Я предъявила ей ярлык. Я объяснила, что у меня нет другого документа. Я не виновата, что мне такой выдали. Вас не устраивает этот документ? Меня тоже не устраивает. Выдайте, какой надо. Вы женщина, вы должны меня понять, сказала я. Меня послали в исполком. Мне сказали, если будет постановление выдавать паспорта простыням… Им все равно. Они всех паспортизируют. Но в исполкоме сидел какой-то… клерк. Он сказал: «Мы не можем». Он на меня даже не взглянул. Я предложила ему посмотреть на меня. Он посмотрел. «У вас лица нет». Я объяснила ему, что это от волнения. «Мы не можем. Вы фабричной выделки». Я фабричной выделки? Да если хотите знать, меня на фабрике на руках носили! «Это не меняет никакого дела. На вас цена стоит». И никто меня не выделывал! «Все равно. Серийное производство. А таким запрещено. Чем другие хуже вас?» А я чем хуже других? Он сказал: «Но вы же…» Я вскрикнула: «Что? На что вы намекаете, нахал!..» Словом, кое-какими принципами пришлось поступиться.
— И ты собираешься теперь подавать заявление в ЗАГС? — осведомился Славик.
— И в ЗАГС, и в суд!
Теперь он понял, в какую историю вляпался. Попалась ему.
Или он попался? Спал на простыне? Спал. Оправдывайся теперь, доказывай… Ах, но почему он до сих пор не завел собаку?! Простыня будет добиваться своего. Методично, настойчиво. Понесет заявления в суд. Там справки заставят собирать. Пойдет за справками. Чушь! Дадут ей справки. Ну неужели у нас все бюрократы вывелись? Не может быть!
Выбора у Славика уже не было, но у него оставалась надежда. Нет, у него еще был шанс. Жениться. Надо жениться на ком-нибудь, только не на Простыне! Еще можно успеть…
Он спрятался в своей мастерской на работе и ничего не делал. Ему попалась газета. Он стал читать какую-то статью о женах — страдалицах, натерпевшихся от мужей. Строчки прыгали у него перед глазами, пот катился со лба. Он достал платочек. За этим занятием его застала Светочка.
— Что с тобой, Славик, Тебе плохо? — она интересовалась его здоровьем.
Он взглянул на нее, ища поддержки. Раньше он ни за что бы не принял помощи от Светочки. Но теперь он рассчитывал именно на нее.
— Я, кажется, получил серьезный стресс, — признался он.
— Стресс? — удивилась Светочка. — От кого?
— Это не производственное, — с усилием улыбался Владислав. — Но ты мне можешь помочь. Обещаешь?
Светочка ничего не обещала, но желала знать, что случилось.
— Я ничего объяснять не буду. Я хотел попросить тебя об одном. — сердце его болезненно билось.
— О чем? — с опаской спросила Светочка.
— Я прошу тебя об одном, — серьезно повторил он. — Выходи за меня замуж.
…Все видели, как из мастерской наладчика выходила возмущенная Светочка.
После работы ему впервые в жизни не хотелось идти домой. Он прошел парк сначала вдоль, затем поперек, обошел кругом цирк, постоял у театральной афиши.
Наконец он вернулся в магазин. За прилавком стояла грустная продавщица.
— Я как-то у вас простыню покупал…
— И что?
— Она бракованная попалась.
— Что с ней?
— Вы не подумайте, дыр на ней нет. Внешне все в порядке. Но, — Славик наклонился к продавщице, — Вы знаете, она все норовит выйти замуж.
Продавщица отвернулась.
— Постельное белье обмену не подлежит.
Безуглов и не надеялся обменять простыню. Даже если бы она и подлежала обмену, она бы этому воспротивилась. Характер у нее таков. Безуглов постоял у прилавка. Он хотел купить другую простыню, но.
Возможно, если бы он притащил домой еще одну простыню или несколько, все вышло бы по-другому. Но он не притащил. Побоялся. Или не смог: нравственные устои не позволили.
Соседки посмеивались на кухне.
Простыня сидела перед зеркалом, держала новенькую косметичку. Она была еще сырая.
— Ванну изволили принимать, — желчно усмехнулся он.
— Да. А что?
Вид у нее был благоухающий, удовлетворенный.
— Ты во многом преуспела, — удрученно сказал Славик. — Тебе удалось получить паспорт. Ты, наверное, хочешь теперь прописаться? Так вот, не надейся. Для прописки нужно заявление квартиросъемщика. То есть, мое. Но я такого заявления не подпишу!
— Обойдемся без твоего заявления, — усмехнулась она.
По этой уверенной усмешке Славик понял, она добьется своего. Почему — он не мог объяснить. Он чувствовал, путы стягиваются. Неужели придется жениться? Ни за что! Но где же выход? Бежать? Куда?
Он приехал к родителям. Не справившись об их здоровье, он прошел в квартиру, сел посреди комнаты на табурет.
— Мама, я, кажется, попал в беду, — уныло пожаловался он.
Отец повел усами. Мать погладила его по голове, как в детстве.
— Ну что ты, сынок, что случилось, успокойся, расскажи…
Он рассказал.
— Что ж ты, так и будешь бобылем жить? — спросил отец.
— Женись, мой тебе совет, — сказала мать.
— Но она — простыня! — закричал он.
— Ну и что? Бери, какая есть. Что ж выбирать? Свою любовь ты должен сам взлелеять, выпестовать… Что дано тебе… Неспроста, неспроста…
— Ты думаешь, твоя мать принцессой была, когда я на ней женился? — добавил отец. — А вот всю жизнь прожили вместе, и не жалею…
— Мама, надо мной смеяться будут!
— Ну и что? Что ты раскис, как тряпка? Будь мужчиной! Любовь вершит над людьми чудеса, Любовь всесильна. Полюби, сумей сделать из нее человека!
