Не отрываясь от работы, она указала на место слева от себя.
— Встаньте вот здесь, Джером Терренс Уистер, — сказала она, называя Хеллера его земным именем.
Дурное предзнаменование.
На экранах мелькали анкеты и автобиографии обратившихся за работой людей, а также их лица крупным планом. На столах внизу было установлено по экрану, и каждый из них показывал только одно: правую руку Малышки Корлеоне. Капа просматривала анкету, глядела на лицо просителя, затем переводила взгляд на экран, где чиновник помещал настоящую биографию этого человека. Наконец она либо поднимала большой палец вверх — в этом случае просителю вручали синюю карточку со словом «Нанят», — либо опускала большой палец вниз — и просителю вручали красную карточку со словом «Пустышка».
Один из служащих рядом с ней держал большую доску, только и успевая отмечать на ней быстро заполнявшиеся позиции.
Отбор кадрового персонала протекал с поразительной скоростью.
Было интересно, что некоторые из тех, кого она принимала на работу, имели уголовное прошлое.
Очереди продвигались. Палец ее указывал то вверх, то вниз. И вдруг неожиданно кисть ее руки замерла в плоском горизонтальном положении. Она уставилась на экран.
На столе для анкет отбираемых администраторов лежал бланк с именем Д. П. Триллера!
Да, это он стоял там, на нижнем этаже, с довольно унылым видом, вице-президент рекламной фирмы Г.П.Л.Г., контролируемой Роксентером, и уволенный, когда мы нашли и наняли Мэдисона.
Он претендовал на место администратора по рекламе в «Судоходной линии Пунард». В анкете было сказано только: «Бывший работодатель: Г.П.Л.Г». Но в характеристике из банка данных значилось: «Начальник бухгалтерии Роксентера, в корпорации ИГ Барбен».
Малышка прошипела что-то в микрофон. Очевидно, то, что она сказала, и предназначалось человеку, стоявшему сейчас у стола, потому что динамик, установленный в этой застекленной комнатушке, вдруг ожил.
— Меня уволили, — заговорил Триллер. — Буду с вами откровенен. Я терпеть не мог этой работы. Интересы Роксентера мне ненавистны. Если вы меня возьмете, то не пожалеете. Я могу даже помочь вам убрать Фаустино! Готов поклясться в этом хоть на афишной доске!
Малышка сделала еще движение рукой. Палец указывал в сторону.
Двое в черных пальто тут же схватили Триллера за руки и вывели его из здания вокзала. На них тут же налетел зимний ветер с Гудзона. Они провели его к краю причала и бросили в воду. Посреди зимы… и в реку!
— Traditore! — рявкнула Малышка. — Ненавижу предателей! — Когда она выкрикнула «traditore», что по-итальянски означает «предатель», это прозвучало как выстрел.
Малышка указала пальцем на служащего. Он взял микрофон, щелкнул включателем и заговорил вежливо-размеренным голосом:
— Господа, прошу внимания. — Его речь, усиленная динамиками, разнеслась по всему зданию, ударив в уши тысяч людей, работавших или стоявших в очередях. — Мы очень вам благодарны за то, что в этот холодный день вы явились сюда, чтобы предложить свои услуги воскрешенной судоходной компании «Линия Пунард». То, что мы ценим больше всего, — это верность. Только что брошенный в реку господин был нанят когда-то на работу лицами, антипатичными тем, кто владеет компанией теперь. Если тут присутствуют и другие подобные господа, они могут избежать неприятного купания, спокойно уйдя отсюда.
В разных местах из очереди вышли трое мужчин. Их тут же схватили.
Люди в черных пальто и шляпах с опущенными широкими полями потащили их, отбивающихся, к краю причала и швырнули в ледяную воду.
Внезапно из очереди выскочил четвертый и по собственной воле бросился с причала.
Служащий с микрофоном сказал:
— Теперь, когда мы избавились от этих грязных (…), набор администраторов может продолжаться. Спасибо, господа, за вашу верную поддержку нового аппарата правления.
Прозвучали несмелые возгласы одобрения.
Движение очередей возобновилось.
Хеллер посмотрел на воду. Триллера и остальных втаскивали на борт рыболовной шлюпки. Хеллер повернулся, продолжая наблюдать за Малышкой.
У нее онемело запястье. Она остановила очередь, продемонстрировав камере ладонь. Затем протянула руку, и к ней подбежал человек. Он передал ей бокал с кроваво-красным вином.
Малышка повернулась, остановила на Хеллере взгляд своих серых глаз, холодный, как зимняя река, и проговорила ледяным тоном:
— Ты проиграл гонки. — Выждала, чтобы до него дошло. — Сколько раз я повторяла тебе, Джером, что ты не должен проигрывать. Это плохая привычка, Джером. Привычка просто нетерпимая! Я знаю, что не уделяла тебе должного внимания. Знаю, что не всегда была тебе хорошей матерью. Но это совсем ничего не значит, Джером.
— Сожалею, миссис Корлеоне.
— И газеты говорят о тебе плохое, Джером.
— Сожалею, миссис Корлеоне. Я не знаю, откуда они все это берут. Я…
— Газеты — очень нехорошие штучки, Джером. Ты не должен пьянствовать с репортерами. Это погубит твою репутацию. Тебе нужно быть очень осторожным в отношении людей, с которыми ты общаешься. Ты не должен водить компанию с такими уголовными типами, как репортеры. Ты хорошо понимаешь меня, Джером?
— Да, миссис Корлеоне. Я прошу прощения…
— Перестань меня прерывать и не пытайся переменить тему разговора. У тебя нет ни одной убедительной отговорки! Ты был очень-очень непослушным мальчишкой, Джером. Я очень-очень рассержена. Сперва ты проигрываешь простейшие гонки. А потом раздаешь интервью прессе. И ты не только ставишь крест на своем будущем, но и… — Тут ее голос зазвучал резче и громче: — Супруга мэра сегодня утром полчаса общалась со мной по телефону. Она говорила совершенно ужасные вещи! И все о тебе и о твоем скверном паблисити!
Малышка остервенело швырнула бокал с вином на пол. Он разлетелся вдребезги, и вино растеклось по полу, словно кровь.
От голоса ее содрогнулась вся комната:
— Я предупреждаю тебя в последний раз! Кончай с этим (…) мерзким паблисити! — Она повернулась к своим экранам.
Бац-Бац, должно быть, заметил знак, которого не увидел Хеллер, и прошептал ему на ухо:
— Тебе лучше уйти. Если останешься, она может рассвирепеть.
Они удалились и снова сели в такси. Бац-Бац задел пару столбов в запрещенном для парковки месте, и они выбрались на дорогу.
Хеллер сидел на заднем сиденье, повесив голову. Наконец он нарушил молчание:
— Я ничего не могу поделать с паблисити. Но могу попробовать кое-что. Послушайте, Бац-Бац, а что Малышке нравится больше всего?
— Малышке-то? Ну чего? Как и все бабы, она обожает камушки.
— Вы уверены? — засомневался Хеллер.
— На все сто. Пара бриллиантов — и они мурлычут, как кошки.
— Отлично. Везите меня к Тиффани.
Они помчались по улицам, и очень скоро Хеллер уже стоял у прилавка перед услужливым продавцом.
Хеллер пересмотрел все украшения, подаваемые ему на черном бархате. Ни одно из них ему не понравилось. Вдруг он щелкнул пальцами, осененный какой-то идеей.
— Вы изготовляете ювелирные изделия по эскизу заказчика? Мне нужно что-нибудь более сентиментальное.
— Разумеется, — отвечал продавец. — Идите за мной. — И он проводил Хеллера в отдел эскизов.
Художник собрался было приступить к работе, но Хеллер схватил бумагу и фломастеры и принялся рисовать сам.
Что за черт? Он рисовал государственный герб своей волтарианской родины, провинции Аталанта, что на Манко! Два скрещенных бластера, стреляющих зеленым на фоне белого неба в круге из красного пламени. Между прочим, я уже видел, как он рисовал это раньше под надписью «Принц Каукалси» на космическом буксире, в котором летел на Землю. Побольше сентиментальности? Скрещенные бластеры? Что у него было на уме?
В ответ на его вопросы художник сказал:
— Да, мы можем сделать это в виде тиары. Герб, разумеется, расположится спереди и будет крепиться полудиадемой. Поле мы можем выложить бриллиантами, бластеры, как вы их называете, ониксом, то, что вырывается из них, — изумрудами, а пламенный круг — рубинами. И, чтобы смягчить контраст, мы все это вставим в оправу из светлого золота.
— Сколько? — спросил Хеллер.
Позвали еще нескольких человек и после подсчета объявили цену: шестьдесят пять тысяч долларов.
Хеллер порылся у себя в карманах. При нем оказалось всего лишь двенадцать тысяч долларов.
— В данный момент у меня только это, — сказал он.
— В качестве задатка такой суммы достаточно, — успокоили его. — Вы можете заплатить остальное, когда все будет готово.
— И когда же?
— Приближается Рождество. Дел у нас невпроворот. Через несколько недель устроит?
Хеллер отдал им двенадцать тысяч. Но я заметил, что он был удручен. Мне до этого не приходило в голову, что Хеллер стоит на пороге банкротства. Он попросил постараться все сделать как можно лучше и ушел.
