— Лучше оставь эту тему, — наконец, ответил я Кронду. — Я сам не все до конца понимаю, а ты и подавно не поймешь. Я ведь много не рассказал, так что о некоторых нюансах ты не знаешь.
— Хорошо, оставлю.
Еще два часа езды, и мы опять оказались в лесу. Правда, дорога через этот лес была немного странной. Она больше всего походила на аллею в парке, только жутко неухоженную. Создавалось ощущение, что лес неохотно, но все же разрешил пройти через себя. Деревья стояли вплотную к обочине и угрожающе нависали над теми, кто посмел пройти этой дорогой. Казалось, если лесу хоть что-нибудь не понравится, то он моментально разберется с возмутителем его спокойствия. А если добавить к этому жутковатые сумерки, так как листва надежно закрывала солнце, и шелестящую пожухлую траву под копытами коней, от шелеста которой сразу представлялись глубокая осень и труп висельника на сухом суку, покачивающийся от легкого ветра то этот лес был мечта любого режиссера ужасов, кошмаров и триллеров. Помимо всего сказанного, было видно, что дорогой давно не пользовались; когда же я спросил Кронда, так ли это, то его ответ мне совсем не понравился. Последний раз здесь проходил их отряд, направляющийся в столицу. Больше же этой дорогой никто вообще не пользовался. На мой вопрос — почему, он ответил просто:
— Прямо за ним будет «Поле режущей смерти».
— И почему же у него такое странное название?
— Чем оно странное? — нахмурившись, сказал Кронд.
— Как чем? Названием, конечно!
Мой спутник с явным удивлением на лице повернулся ко мне и некоторое время разглядывал, как особо редкую и неизвестную зверушку.
— Ты что, никогда не слышал об этом поле?
— Почему же? Слышал! — очень правдиво возмутился я. — Несколько дней тому назад от Варда.
— Значит, не слышал, — подвел итог Кронд. — Объяснять бесполезно, сам посмотришь. Да, кстати, с виду оно выглядит как обычное поле, через которое проходит дорога, так что не вздумай по неосторожности зайти на него. Думаю, что даже ты вряд ли выживешь, так как никто не знает, что именно всех убивает.
— М-м-м… а поподробней?
— Просто, кто заходит на поле, моментально погибает.
— То есть как? — слегка озадачился я. — Только делает шаг на поле и падает замертво?
— Не совсем так, — покачал головой Кронд. — Вернее, совершенно не так. Когда что-нибудь живое заходит на это поле, что-то мгновенно изрезает его очень тонкими ножами буквально в лапшу.
Больше я ничего спрашивать не стал, так как после каждого ответа вопросов лишь прибавлялось. Пока мы с Крондом говорили, наш караван уже полностью втянулся в лес. И я должен себя поправить: в этом лесу было не темно, а вообще ни черта не видно! По крайней мере, некоторое время, пока привыкали глаза. В нем было даже темнее, чем в том лесу, где я встретился с Солиной. Зато Снежку здесь почему-то очень даже понравилось. Он весь взбодрился и все пытался сорваться в галоп. Не знаю, из-за чего он стал себя так вести, но я его еле-еле удерживал. Впрочем, Снежок довольно быстро успокоился и даже как-то притих, зато другие лошади стали проявлять явные признаки беспокойства. Причем не сразу, а по мере того, как караван продвигался вперед. Видя, что лошади начинают вести себя, мягко говоря, подозрительно, я решил подстраховаться. Подъехав к глубоко задумавшейся о чем-то эльфийке, я буквально за шкирку (подхватив под мышки) перекинул ее на Снежка, усадив перед собой. Ушастая тихо пискнула от такого обращения, но больше ничем не выдала своего возмущения. Я подобрал поводья и подтянул ее лошадку поближе к Снежку. Как показало время, подстраховался я не зря и очень даже вовремя. Только мы пересекли невидимую границу неизвестно чего, как лошадь Солины шумно всхрапнула и что есть мочи рванула вперед, едва не скинув меня и Ушастую на землю, ладно, поводья на деле оказались не слишком прочными. Другие животные тоже вели себя крайне неспокойно. Я вцепился в поводья Снежка просто мертвой хваткой, боясь, что и с ним повторится то же самое, но, к моей радости, конь вел себя спокойно.
«Зона ненормального поведения лошадей» продолжалась часа два и закончилась, когда мы вышли из леса к большому полю. Все-таки Кронд был не прав, когда сказал, что поле выглядит обычно. Едва я только его увидел, как сразу стало понятно, что на нем что-то не так. Во-первых, оно выглядело, будто его ровняли огромной газонокосилкой: несмотря на то, что трава на поле была мне где-то по пояс, она была строго определенной высоты. Во-вторых, поле было «мертво», даже жалкая мошкара не летала над ним, хотя рядом этого гнуса было сколько угодно. В-третьих, дорога через поле была совершенно заброшенной. Видимо, когда отряд в последний раз по ней проезжал, он ее слегка «подновил», хотя это уже было практически незаметно.
Пока я, остановив Снежка, разглядывал поле, караван, к моему удивлению, тоже полностью остановился, и по тому, что начали делать люди, я понял — у нас привал. Это довольно странно, ведь солнце еще высоко. Слегка тронув поводья, я подошел к Кронду.
— У нас уже привал? — слегка удивленно спросил я.
— Да. Поле можно будет пересечь где-то послезавтра ночью. Мы немного опередили график нашего путешествия, так что придется подождать.
Я с минуту помолчал, обдумывая услышанное, но, так и не поняв, решил опять спросить у Кронда.
— Почему же сейчас нельзя пересечь поле? Какая разница, когда?
— Сейчас нельзя — умрешь. Через поле можно пройти только один раз в тридцать дней.
— И от чего же это зависит? И как вы узнаете, когда именно можно идти?
— От чего это зависит, я не знаю, да и никто не знает. Узнаем же мы очень легко. Сначала просто считаем, сколько времени прошло после того как «открывалась» дорога, а потом на всякий случай за пару дней до очередного «открытия» начинаем проверять ее на проходимость. У нас как раз сейчас есть три захромавшие лошади, вот ими и будем проверять.
— То есть вы просто выталкиваете бедных животных на поле и, если они погибают, то ждете дальше? — возмутился я.
— Да. Другого выхода у нас нет.
— Ты так считаешь? — хмуро произнес я (очень люблю животных, особенно лошадей). — Что ж, еще посмотрим, есть другой выход или нет.
Кронд внимательно посмотрел на мое хмурое лицо и, предостерегающе подняв руку, сказал:
— Прежде чем начнешь пробовать хоть что-нибудь, посмотри на лошадь Солины.
Кинув взгляд туда, куда показывал Кронд, я в первую секунду даже не понял, что именно увидел. Солина осознала раньше меня: она вскрикнула и всхлипнула одновременно и, отвернувшись, спрятала лицо у меня на груди. Ее лошадь — скорее, то, что от нее осталось, — лежала чуть в стороне от дороги (непонятно, как я ее не заметил), но выглядела она, мягко сказать, «неаппетитно». Целыми остались только ее ноги, остальная же часть представляла собой сплошное месиво из мяса, костей, органов, кожи и прочей хрени нормального здорового организма кобылы. После того как я увидел такое зрелище, мой желудок решил воспользоваться моментом и избавиться от сегодняшнего обеда. Закрыв глаза, я сделал пару глубоких вдохов, заставляя желудок успокоиться. Солина тихо плакала, зарывшись лицом в мою рубашку. Я погладил ее по плечам и опять внимательно посмотрел на останки лошади, весьма похожие на свежий фарш. И тут заметил деталь, которая сразу не бросалась в глаза. «Фарш» медленно поглощался землей. Кровь, например, впиталась уже почти вся, остальное начало как бы проседать, будто кто-то снизу старательно тянул все съедобное на себя. Причем столь старательно, что минут через десять вряд ли хоть что-нибудь останется на поверхности. Не зная, чем это объяснить, я спросил у Кронда.
— Поле забирает свою добычу, — пожав плечами, ответил тот и посмотрел на меня взглядом, говорящим: это же элементарно, как ты сам-то не понял?
Взгляд его настолько меня задел, что я со злости рявкнул:
— Что такое синхрофазотрон?!!
Кронд откровенно обалдел, но потом пробормотал:
— Не знаю.
После этого я посмотрел на него точно таким же взглядом, которым одарил он меня. Кронд к дуракам не относился никаким боком, так что мгновенно понял, зачем был задан вопрос, и, вздохнув, пояснил:
