Гарри Гаррисон - Билл, герой Галактики, на планете десяти тысяч баров

Огромный помятый автор бредил как одержимый. Закончив очередную страницу, он отправил ее в корзину из-под молока.

– Отлично! Это то, что надо, Томас! – Максвелл гордо глянул на посетителей. – Конечно, потребуется правка. Комикс есть комикс. Вулф молотит, как трактор. Но, в конце концов, за это мне и платят. Том пишет новый сериал – «Возбуждение», – а эта вещица называется «Лингам и Йони на реке Любви». В каком-то смысле это продолжение фитцджеральдовского «Огромного члена Великого Гэтсби».

– Погодите, – взмолился Эллиот, – но ведь Томас Вулф и Скотт Фитцджеральд никогда не писали порнокомиксов!

– Еще как писали! – раздраженно возразил Перкинс. – Это величайшие писатели нашего времени. А порнокомиксы – величайшее достижение литературы двадцатого века!

Билл разглядывал обложки на стенах и вслух читал названия:

– Эрнест Хемингуэй, «И восходит эрекция». Уильям Фолкнер, «Секс-бомбы с Юга». Ого! Круто замешано!

– Здесь что-то не так, – мрачно тряхнул головой Эллиот. – Совсем не так! Или сэр Дудли доставил нас в другую Вселенную. Или хиппи нагадил намного раньше!

Билл постучал пальцем по очередной обложке.

– А это, случайно, не «Извращенцы со Святой горы» Томаса Манна? Очень похоже!

– Потрясающий стиль! – отвечал Перкинс. – Сплав секса и настоящего искусства. А как продается!

– Погодите минуточку… Вы сказали, что Крафт-Нибблинг изобрел атомную бомбу?

– Совершенно верно.

– Но этого не может быть… здесь какая-то ошибка.

Тут Эллиот заметил на столе газету. Он схватил ее и прочитал заголовок: «Коммунистические предатели, выдавшие ядерные секреты русским, казнены».

– Это что – фантастика?

– Нет, вполне реальный факт, – ответил Перкинс. – Сам шеф СС схватил их на месте преступления!

– СС! – воскликнул Эллиот. – Вы хотите сказать, что в Соединенных Штатах сейчас у власти нацистское правительство?

– Извините, но мы не пользуемся больше этим термином, с тех пор как в 1936 году Дядюшка Адольф изменил название партии. Теперь она называется «национал-капиталистическая».

– То есть теперь надо говорить «накисты»? – вмешался Билл.

– Именно. А еще говорят, что цветные совсем не соображают. Вот и верь после парням из Коннектикута!

Вконец ошалевший Эллиот опять обратился к Перкинсу:

– Так вы сказали, что Крафт-Нибблинг изобрел атомную бомбу… Но погодите – ведь Томас Вулф должен быть давно мертв?!

Долговязый писатель внезапно очнулся.

– Порнокомиксы спасли мне жизнь! – страстно воскликнул он. – Когда я впервые прочел «Сексуальные приключения Тома Сойера» Марка Твена, то понял, что это мое призвание!

– Ничего не понимаю. – Эллиот был совершенно сбит с толку. – Фашистское правительство в Америке? Засилие порнографии! Придется нам проконсультироваться с Дудли еще раз. Все гораздо хуже, чем я предполагал. Пошли, Билл!

Они стояли на шумном городском перекрестке. Эллиот сверялся со счетчиком Времени.

– Квинс, – бормотал он. – Сэр Дудли сказал, что отправляется туда. Это район Нью-Йорка, где проходит ярмарка. Похоже, придется добираться на метро.

– Что это еще за метро такое? – изумился Билл.

– Метро – такой подземный поезд, Билл. Судя по показаниям счетчика, нам нужна линия «N». Вход рядом, за углом.

– Почему бы нам не взять аэротакси? – капризничал Билл, которому страсть как не хотелось тащиться на древней колымаге, да еще и под землей.

– Потому что мы с тобой сейчас находимся в глубоком прошлом, когда еще не было никаких аэротакси, Билл. А на обычное такси у меня не хватит местных денежек. Если верить счетчику, метро стоит никель – это пять местных центов, – а я только что нашел на тротуаре двадцать пять центов. Соображаешь?

Билл односложно хрюкнул в ответ. Правду сказать, он и не пытался соображать, а любовался вывеской на соседнем здании – «Бар».

– Может, рванем пивка? – предложил он.

– Нет ни времени, ни денег. Нам сюда. – Эллиот потащил его вниз по бетонным ступеням в сумрачный мир нью-йоркского метро.

Они не заметили, что за ними ненавязчиво последовал человек в надвинутой на лоб шляпе, сером плаще и с черной повязкой СС на рукаве.

Вонючий механизм под названием «поезд метро» грохотал и раскачивался на ходу. Очень скоро Биллу стало нехорошо. Чтобы отвлечься от процессов, происходящих в желудке, он откинулся на спинку сиденья и принялся читать объявления, написанные на потолке вагона: «Дядюшка Адольф любит тебя!», «Курите сигареты „Броне Страйк“!», «Пей баварское!»

Поезд подходил к Квинсу. Понемногу все пассажиры вышли, и в вагоне остались только Билл, Эллиот да еще незнакомец в сером пальто и шляпе, который сидел в другом конце вагона.

Вагон сильно дернуло. Мигнули лампы. В животе у Билла что-то глухо ухнуло. Эллиот с озабоченным видом нажимал кнопки счетчика Времени.

– Опять не сходится, – огорченно бормотал он, качая головой. – Каждое следствие должно иметь причину… но в данном случае я никак не могу отыскать ее в потоке Времени.

Все это настроило ум Билла на то, что у других людей называется «философский лад».

Здесь, в вагоне подземки, несущейся под Нью-Йорком, в фашистской Америке, в далеком 1939 году, все казалось чужим, постылым. И это было плохо. А что всего хуже, сквозь легкую тошноту уже прорастало чувство голода – не ели они уже давно. Черное покрывало беспросветной тоски опускалось на Билла.

Такого с ним никогда раньше не случалось. Обычно солдатская пища была так нашпигована транквилизаторами, а военные марши настолько заряжены гипноблоками, что те, кто не погибал в первом же бою, редко занимались самокопанием, а уж в депрессию не впадали никогда. К слову сказать, психопрограммирование достигло таких высот, что на поле боя часто можно было видеть солдатские трупы с блаженными улыбками на лицах.

Билл твердо знал, что любые комплексы зараз излечиваются алкоголем.

Обычно, если у солдата возникали психологические проблемы, он мог обратиться к военному капеллану или психиатру, который выпускал ему пары, делал невромассаж или лечил психошоком. А если это не помогало, врачи прибегали к мозготомии, хотя это средство считается излишне радикальным даже для солдат. Обычно лечение состояло в том, что психиатры совали в руку больного пару кредиток и наказывали выпить за здоровье Императора и за его счет.

Но сейчас Билл ощущал определенный дискомфорт от долгого отсутствия успокаивающих средств, которые регулярно получал любой слуга Императора. Сидя в металлическом гробу, несущемся под землей в неведомый Квинс, с жалобно бурлящим животом, он испытывал настоящий стресс образца двадцатого века.

«Что есть жизнь, в конце концов?» – думал Билл.

Мозг его содрогался под шквалом сомнений. Желудок отвечал глухим урчанием.

Вдруг Билла охватила лютая тоска.

Ох, как он скучал по Фигеринадону-2!

Ох, как он скучал по маме! Хотя и не мог вспомнить ее лица.

А больше всего он скучал по своему робомулу!

Начисто забыв о желудке, Билл принялся напевать колыбельную, которую так часто напевал робомулу в детстве.

Билл не понимал, что значат слова, но мелодия ему нравилась, и он пел ее каждый вечер, когда после работы в поле чистил и смазывал робомула, прежде чем поставить его на ночь в стойло. Робомулу – звали его Нед – песенка, похоже, тоже очень нравилась, поэтому он никогда не ломался.

Скупая скорбная слеза пробежала по щеке Билла.

– Где ты, Нед? – простонал он. – Мне так тебя недостает, дружище!

– Ты часом не рехнулся? – всполошился Эллиот. – Что случилось?

Билл сглотнул, утирая кулаком глаза.

– Похоже, что-то в глаз попало.

– Неудивительно. На редкость грязный вид транспорта.

Только тут Билл заметил, что человек в плаще, сидевший в другом конце вагона, незаметно подошел и теперь стоял прямо перед ними. У него было жесткое и злое лицо.

– Так, – произнес он, протянув Биллу носовой платок, – я вишу, вам что-то попал в глаз.

– Спасибо, – ответил Билл. Он взял платок и промокнул глаза. – Спасибо.

– Bitte schön.

Человек взглянул, как бы проверяя, не следит ли за ними кто-нибудь. Затем вытащил из кармана отвратительный на вид «люгер».

– Как вам нравится мой маленький schusser? Его зовут Отто. Отто хочет, чтобы вы рассказали, кто вы такие и откуда!

– Билл… – Эллиот даже запнулся. – Это же нацист!

Неожиданно Эллиот отважно бросился на человека в плаще – но «люгер» успел рявкнуть три раза. Первая пуля разбила счетчик Времени, вторая впилась Эллиоту в горло, а третья пробила сердце, выбросив из спины целый фонтан крови.

Эллиот захрипел и рухнул на пол вагона.

Билл очумело смотрел на убитого. Теперь он остался совсем один в нацистском Нью-Йорке, в 1939 году. Он сидел в вагоне электрички, и в лицо ему смотрел «люгер». Биллу приходилось бывать и в худших переделках, просто не хотелось сейчас вспоминать.