– Блин! Оцепление же! – сквозь сжатые зубы проговорил парень. – Пойдешь прямо, начнется переполох. Или нет? Ты же в форме… Может, выманить на себя?
Солдат критически оценил меч.
– Тупой и кривой, да… Таким и убить можно, – пошутил рядовой.
Убивать не хотелось, не умел он убивать. Даже на тупые копии рука не поднялась бы.
– Увы, Колян, ты не герой боевика, – признал Лавочкин. – Здесь не отсидишься. Рискни и просто сделай вид, мол, так и надо. Давай!
Расстояние между парнем и часовым медленно сокращалось. Коля обливался потом, гомункулус безмолвствовал.
Наконец россиянин поравнялся с краем последнего ящика, замер, осматривая округу. Черные мундиры и колдуны крутились вдалеке, возле сборочного участка, где солдат наделал шума.
Лавочкин уверенно шагнул на открытое пространство.
– Тебя не должно быть здесь, – монотонно провякал постовой.
«Господи, какие вы все придурки!» – мысленно воскликнул солдат.
– Я исполняю приказ, – соврал он и побрел дальше.
Двигаться нужно было не спеша, не вызывая подозрений.
Коля начал переходить через широкие рельсовые развязки. Он ориентировался на зеленую будку, стоявшую впереди.
Как назло, из будки вышел офицер.
«Что делать?! Вдруг фюрерок дотошный? – запаниковал Лавочкин. – А, ничего! Ты дурачок из их армии, и точка».
Он нагло попер мимо офицера, сосредоточив внимание на усердном ковылянии.
– Стой! – скомандовал «фюрерок».
Солдат тормознул.
– Назови себя!
– ZZZ-135, – выдал парень, сообразив, что имя раздетого им часового лучше изменить.
– Куда идешь?
– Несу вещи Мангельштамму, – подражая дебильной манере гомункулусов, промолвил Коля.
– Хозяину Мангельштамму, урод, хозяину! – раздраженно бросил офицер.
– Несу вещи хозяину Мангельштамму, урод, хозяину, – медленно «исправился» Лавочкин.
– Прочь отсюда, чурбан! – «Фюрерка» чуть не колотило.
Что ж, его можно было понять: армия неразумных кукол кого угодно сведет с ума.
Солдат поковылял дальше. Когда брань офицера стихла, парень свернул к ангару. Дошел без приключений. Заглянул через приоткрытую дверь внутрь.
Огромная казарма. Тусклое освещение, ряды кроватей.
Часть коек пустовала, другая была заполнена гомункулусами. Чурбанам тоже требуется отдых.
Недалеко от входа располагался продолговатый бокс. Логика подсказывала, что там подсобка, столовая или туалет. Лавочкин шмыгнул туда.
Ему повезло: здесь устроили склад. Потолка не было, свет проникал беспрепятственно. Нагромождение кроватей, аккуратно сложенные горы скатанных матрасов…
Парень пробрался в самый дальний и почти неприступный угол, расстелил на полу матрас, лег и почти сразу заснул.
Самый благословенный вариант – спрятаться и спать, пока преследователи мечутся в твоих поисках.
На поверхности окончилась морозная ночь, и рядовой Лавочкин проснулся готовым свернуть горы.
Постоянный производственный шум уже стал привычным: долбят и долбят.
Коля перекусил, поглядел в карту Всезнайгеля. Мысленно пожелал Иоганну удачи.
«Теперь позаботимся о себе, – приступил к планированию солдат. – Они тут далеко не глупцы. Давным-давно обнаружили связанного ZZZ-065. Поняли, кто ходит в его робе. Осознали, что мне смешаться с клонами – раз плюнуть. И кордоны дырявые, и суматоха была. Значит, сейчас местные маги должны проверять каждого моего двойника. Вероятность запалиться чертовски высока. Одновременно я бы на их месте начал глобальный обыск. И что делать мне на моем месте? При таких раскладах безопаснее отсидеться, а не вылезать на тамошние просторы».
Лавочкин впервые обратил внимание на внешнюю стенку ангара. Материя! Аккуратно проковыряв дырочку, разведчик получил возможность подглядывать за обширным куском площадки с ящиками, между которыми бегал накануне. Сегодня возле них торчали усиленные посты, вдоль них блуждали черные фигуры.
Просматривался и железнодорожный путь, ведущий к туннелю. Солдат стал свидетелем прибытия поезда. Вчерашний это был состав или нет, Коля не знал. На паровозе не было никаких отличительных знаков.
Поезд прибыл порожняком – локомотив да пустые платформы. «Наверняка будут грузить ящики», – предположил Коля. Состав прокатился куда-то за ангар.
Рядом с ангаром прошагал офицер. За ним протопал отряд гомункулусов.
– Вот, елки-ковырялки, и сбежал в самоволку, – еле слышно проговорил рядовой. – Угодил в другую армию.
Вспомнилась байка про побег из тюрьмы некоего американского зэка. Хитрец воспользовался ротозейством охранников и спрятался в белье, которое стирали в местной прачечной. Узник полагал, что бельишко отвезут в больницу или еще куда-нибудь, а оказалось, шмотки были из соседней тюряги. Зэк вылез из контейнера и совершил ужасное открытие: он сменил одну клетку на другую.
Ситуация Лавочкина была не лучше. Пожалев себя, он продолжил мозговой штурм: «Итак, лучше пересидеть. Залечь, как говорится, на матрасы. Замаскируемся на всякий пожарный и отоспимся. А как спадет ажиотаж, двинемся дальше».
Стараясь действовать тихо, Коля построил вокруг себя высокую баррикаду из скатанных в рулоны матрасов. Теперь его не заметят, а если подойдут, то подумают, что матрасы навалены вплотную к внешней стене.
Впервые за многие дни рядовой Лавочкин предался чистому, ничем не омраченному дуракавалянию.
Он повалялся, поподглядывал за суетой врага, порылся в мешке Иоганна. Там, кроме карты и двух свитков, лежала толстенная книга. Солдат достал фолиант, раскрыл на титульной странице. «Происхождение и жизнеописание Николаса фон Зингершухера, прозванного соратниками Дырявыми Штанами», – гласило название.
– Тезка, значит, – хмыкнул солдат, перевернул страницу и начал чтение.
«На севере жила королевская чета Зингершухеров. Жили они в полном согласии и крепкой любви. Именно поэтому у них было двенадцать сыновей.
В то время государствами управляли женщины, а мужчины им подчинялись. Это была странная эпоха. Войн тогда почти не случалось, ведь если начнут враждовать женщины, то противостояние будет жесточайшим и беспощаднейшим.
Так или иначе, жены, а не мужья вершили судьбы мира.
Вот почему в один прекрасный день король сказал королеве:
– Любовь и госпожа моя! Если тринадцатый ребенок, коего ты родишь, окажется девочкой, то двенадцать мальчиков надо будет убить, чтобы у нашей наследницы осталась вся казна, коль скоро девочка обязательно станет королевой.
Супруга приняла доводы мужа.
Он повелел сколотить двенадцать гробов, насыпать в них стружек, положить по маленькой трогательной подушечке. Готовые гробы заперли в особой комнате, ключ от которой король отдал королеве.
С тех пор королева день-деньской сидела в светлице и плакала, ожидая следующих родов.
Младший сын, Николас, заприметил матушкину грусть. Он подглядел, как она проливает слезы, крутя в руках заветный ключ.
Мальчик дождался ночи, мать уснула, и он похитил ключ. Придя со свечкой к потайной комнате, он открыл дверь и узрел гробы. Самая крохотная домовина приходилась ему впору.
Дрожащий отрок стоял на пороге, пораженный ужасной догадкой, как вдруг ему на плечо легла рука, и громкий голос произнес:
– Ну, что тут у нас?
Николас был настолько напуган, что в нашей истории начало фигурировать его первое прозвище, связанное со штанами, – Зингершухер Мокрые Штаны.
Обернувшись, мальчик увидел фею-крестную…»
– Е-мое, неслабое же у паренька выдалось детство, – промолвил Лавочкин. – И фея изрядная шутница была… А родители вообще маньяки. Иван Грозный отдыхает.
Он перевернул несколько страниц, мельком ухватил, что юный Николас последовал совету феи и пустился в бега. Солдат полностью пропустил главу, в которой рассказывалось, как король с королевой заполнили одиннадцать гробиков, так как девчонка все-таки родилась.
Затем начались главы, раскрывающие личность Зингершухера с такой стороны, что сразу стало ясно: он был сыном, достойным своих родителей. Правда, ему ни разу не пришло в голову сначала нарожать роту сыновей, а потом запланировать и подготовить массовое детоубийство.
Чтение разозлило и утомило россиянина. Он отложил книгу, улегся на спину.
«Что за народ такой? – думал рядовой. – Помнится, Хельга Страхолюдлих спела балладу о своем предке-карлике. Полный отморозок. Эти вот Зингершухеры тоже… Убийца на убийце. Логики в преступлениях абсолютно никакой, галимая психиатрия. Впрочем, наши сказки, насколько я помню, тоже не отчеты общества пацифистов».
Постепенно Коля задремал.
Он проснулся, когда в подземелье раздался низкий протяжный гудок. Шум работ мгновенно стих. Бряцания железок и долбежки стало не хватать. Собственно, поэтому солдат и очнулся.
