— Я выйду к тебе. Эти люди натерпелись от ворлоков.
— В саду есть скамейки, — добавила вторая служанка. — За домом.
— Благодарю вас. — Тенерия огляделась в поисках сприггана, но не нашла его и решила, что его напугали шум и яркий свет.
Она протянула руку ворлоку.
— Так пойдем в сад?
Ворлок кивнул, и, когда он брал ее за руку, на его изрезанном морщинами страдания лице появилось некое подобие улыбки.
На первом же перекрестке Думери едва не заплутал: одна тропа была такой узкой, что поначалу он подумал, что в этом месте сходятся лишь три дороги.
Мужчина же дал четкие указания: развилка, развилка, перекресток, перекресток, развилка, развилка.
На втором перекрестке стояла гостиница, но Думери не остановился, поскольку вторая половина дня только началась.
Оставлял он без внимания и многочисленные указатели: все надписи на сардиронском, буквы такие же, что в этшарском, но лишь одно понятное слово — Алдагмор, встречающееся на большинстве указателей. После разговора со служанкой в первой гостинице он знал, что так называется местность, где он находится. Все остальное представлялось ему абсолютной галиматьей.
Проходил он и мимо домов, но не останавливался, чтобы задать какие-либо вопросы.
Тропа в основном огибала холмы, а не пересекала их, так идти было куда легче, чем вчера.
Склоны становились все круче и круче, потом стали чуть ли не отвесными.
Заметно похолодало, что очень удивило Думери. Все-таки на дворе поздняя весна, и солнце должно прогревать воздух.
Наверное, подумал он, причина в этих высоких холмах. К тому же находился он гораздо севернее Этшара.
К закату солнца он еще не дошел до двух развилок. Не встретились ему и гостиницы. Сытный завтрак остался в далеком прошлом, в животе снова урчало от голода. Но ему не оставалось ничего другого, как вновь свернуться клубочком у самой тропы и постараться заснуть.
Он попытался придумать, как раздобыть еду, но на ум не шло ничего путного. Последний дом с огородом он миновал много часов назад, но не увидел ни овощей, ни фруктов, пригодных к еде. Не нашел он ни ягод, ни орехов, которые в любой сказке всегда были под рукой.
Что ж, он всегда полагал, что все эти сказки — чистая ложь. Так Думери и лежал, прислушиваясь к урчанию в животе.
В конце концов усталость взяла верх над голодом.
Проснулся он до зари от мелкого, холодного дождя. Сел под дерево, дождался, пока чуть рассветет, и двинулся дальше, не сводя глаз с тропы, чтобы не пропустить развилку.
Дождь кончился, облака рассеялись, и из-за гор выглянуло солнце, когда он набрел на полуразвалившуюся гостиницу. И решил уже зайти, чтобы поесть, но вспомнил, что у него осталось лишь два медяка, а дом Кеншера сына Киннера мог находиться в какой-нибудь миле. И он прошагал мимо.
Около полудня Думери миновал третью развилку и повернул налево, в горы.
Идти стало куда сложнее. Тропа взбиралась на крутые откосы, а затем сваливалась вниз. Иной раз он проходил на уровне вершин елей, растущих на уступе в шестидесяти футах ниже.
Далекие горы, которые он видел, сойдя на берег, перестали быть таковыми. Он уже сомневался, преодолевает ли он холмы или карабкается по горам.
Конечно, самые высокие пики лежали впереди, на востоке, но он, судя по длинным и крутым склонам, поднимался на горы. Пусть небольшие, но горы.
Думери миновал несколько домов, отстоящих довольно далеко от тропы, с закрытыми дверями, ставнями на окнах. Но ни в один стучаться не стал.
Возможно, он попасся бы в саду или огороде, если б увидел хоть один, но садов и огородов рядом с этими домами Думери не обнаружил.
Его башмаки, пошитые для города, из тонкой кожи, и так протянули дольше, чем он ожидал, но во второй половине дня и они не выдержали горной дороги. Первой начала отрываться подошва левого башмака, цепляя за землю при каждом шаге. Думери не осталось ничего другого, как снять башмаки, привязать к поясу и идти босиком.
Солнце уже опустилось за вершины деревьев, когда он вышел к четвертой и последней развилке.
На ней стоял камень-указатель, опять же с надписями на сардиронском. Думери не стал на него и смотреть, свернув на правую тропу.
Если по левой тропе еще ходили, то правая, не тропа, а тропинка, едва просматривалась.
Уходила она круто в гору, тут уж никаких сомнений быть не могло: поднимался он по горному склону, а не на холм. Солнце закатилось за горизонт еще до того, как Думери достиг гребня. Он чувствовал, что близок к конечной точке своего путешествия — охотничьей избушке или пещере, откуда Кеншер отправлялся на охоту, но идти дальше не решился: очень уж просто в темноте свалиться в пропасть.
С неохотой улегся он спать на кучу сосновых веток, отдавая себе отчет, что уже второй день ничего не ел. Здесь-то рассчитывать на гостиницу не приходилось, да и на последних милях до четвертой развилки дома ему не попадались. Не нашел он ничего съедобного и в лесу. На кустах он видел какие-то незрелые ягоды, но есть их опасался.
Он понимал, что без еды он не сможет продолжить трудный путь. Если до полудня он не найдет дом Кеншера или любой другой дом, в котором его покормят, ему придется поворачивать назад.
У него не было уверенности, что ему хватит сил добрести до самой близкой гостиницы.
С этими невеселыми мыслями, под голодное урчание в животе Думери и заснул.
Солнце поднялось уже высоко, когда он открыл глаза. Поднявшись, Думери потянулся, ощутив сосущую боль в животе.
Тропа вела вверх, к соснам, растущим на гребне. За ними, вероятно, начинался спуск.
Думери глубоко вздохнул и двинулся в путь.
Четверть часа спустя он поднялся на гребень и застыл с открытым ртом.
Тропа сбегала на широкое плато. Думери увидел огород, две цветочные клумбы, а за ними — большой, сложенный из бруса дом под красной черепичной крышей. Слева от дома плато обрывалось. Справа на пастбище щипали травку несколько десятков коров и бычков.
Все это Думери заметил много позже, ибо обратил внимание на то, что находилось за домом.
Там на площадках, огороженных металлической решеткой, укрепленной мощными столбами и балками, он увидел драконов, много драконов, от совсем маленьких и средних до огромных, длиной двадцать футов.
Думери долго стоял, не отрывая от них глаз.
Один из больших драконов, зеленый, поднял голову и посмотрел на него. Думери шумно глотнул.
Дракон заревел, его поддержали остальные.
Думери чувствовал, как по его щекам катятся слезы. Слезы усталости, разочарования, отчаяния.
Никакой охотничьей избушки и не было. Кеншер сын Киннера никогда не охотился на драконов.
Он их выращивал!
Из груди Думери вырвалось рыдание.
Такого он себе и представить не мог. Драконья ферма! Ни в одной сказке или истории об этом не упоминалось. Драконы были дикие, злые, обитающие в горах или лесах. Да, некоторые люди приносили домой драконьи яйца, из них вылуплялись маленькие дракончики, их держали вместо домашних животных и убивали, когда они вырастали. На Арене показывали дракона. Но чтобы их выращивали, как коров...
Неудивительно, что Кеншеру не требовался охотник-ученик!
Думери вытер слезы тыльной стороной ладони и попытался взять себя в руки. От слез толку не будет, никакого толку.
А кроме того, разве фермеру, разводящему драконов, не нужны ученики? Драконов-то на площадках много. Одной пары рук не хватит, чтобы вести такое хозяйство. Для этого требуются особые навыки, которые даются многолетней практикой.
Раньше фермерство не интересовало Думери. Фермеры, полагал он, люди бедные, глупые, лишенные честолюбия, то есть те, кто не смог найти себе более престижной профессии. Но драконья ферма — совсем другое дело.
Настроение у него улучшилось. Интересное занятие — разводить драконов.
Какая разница, охотиться на них или выращивать. Главное — результат: драконья кровь. Он все равно сможет поквитаться с Тетераном и другими чародеями, которые отвергли его.
Тут мысли его вернулись к более прозаическим проблемам. Если он не поест, если его не накормят, никогда ему не спуститься с этого плато, и он умрет от голода и холода.
Не успев прийти в себя от увиденного, он зашагал к дому.
Сил совсем не осталось. Он смог доплестись до двери, постучаться, а потом ноги его подогнулись, и он тяжело осел на крыльцо.
Щека его прижалась к каменному порогу, одна рука оказалась прижатой, другая повисла как плеть. Решимость, не позволявшая ему упасть на полпути, покинула его. Не было сил ни думать, ни двигать рукой. Даже когда открылась дверь, Думери не шевельнулся. Для этого требовалось слишком много усилий.
Оставаться в сознании — и на это сил уже не было. И Думери провалился в темноту.
Ворлока звали Адар сын Дагона, сказал он Тенерии. Родился и вырос он на ферме. В Ночь Безумия, в 5022 году, он, десятилетний мальчик, проснулся с криком, вырванный из кошмара. Потом он обнаружил, что может передвигать предметы, не прикасаясь к ним, может видеть сокрытое за непроницаемой для света поверхностью, может создавать очаги тепла и света из ничего. Короче, он стал ворлоком.
