— Жить будут.
На следующий день Магистр Ромон созвал довольно потрепанных воителей в комнату к Вану. Парень мрачно лежал в кровати, где ему придется провести еще несколько долгих месяцев.
— Некоторые из тут находящихся, не смотря на все мои просьбы, решили самостоятельно заняться уничтожением инферна.
— Ужас какой! — закатил глаза Отто.
Мы с Рави смотрели на Магистра взглядами преданных собак.
— И если бы не вмешательство его, — Ромон указал на развалившегося в кресле Иргу, — то ваши родители получили в подарок аккуратно перевязанные косточки.
— Да вы просто эстет! — восхитился Отто. Остальные преданно закивали.
— Молчать! — разъярился магистр. — Вы несознательные, не зрелые, не думающие о других…
— Нам стыдно, — призналась я.
— Но мы раскаялись, — вставил Отто, поглаживая сломанную правую руку.
— Мы так раскаялись, что дальше некуда, — подтвердила Рави, баюкая сломанную левую руку и бросая взгляды в сторону костыля. От магистра защищаться решила, что ли?
— Простите нас! — взвыла я, бухаясь на колени. Быстро посмотрев на Иргу, я убедилась, что он наслаждается спектаклем. Не ему же будут подписывать отчет о практике!
— Э-э-э, ну… — попятился от меня Ромон.
Исцарапанная и стукнутая о дерево спина отозвалась такой болью, что я залилась настоящими слезами:
— Простите нас…
— Девочка, девочка, да я и не злюсь вовсе. И я просто хотел вас пожурить за самонадеянность, — лепетал Ромон. Да, нет у него практики общения со студентами! Беф бы выпихал меня из кабинета взашей, и еще бы пинка понаддал.
— А наши отчеты по практике, — решил развивать успех Отто, протягивая к магистру в мольбе руки. Гипс перевесил и полугном чуть не упал со стула.
— Я все отлично подпишу… Просто мне не хотелось вас терять… Вы хорошие ребята… — Магистр ретировался.
Мы победно переглянулись.
Ирга зааплодировал и поднялся.
— Ола, Отто, завтра мы едем в Университет. Так что я бы поторопился с написанием отчета.
— За что я левша? — спросил у меня лучший друг, застряв на третьей странице отчета.
— Это чтобы у нас равноправие было, — охотно объяснила я. — Так бы ты отмазался от отчета, а теперь вместе пишем.
— Почему Ван кинулся к инферну? Ведь он мог обстрелять его из окна?
— Пойди спроси, — Отто поймал вдохновение, поэтому не хотел отвлекаться на разговоры.
Я поднялась в комнату к Вану и задала вопрос.
— Потому что я люблю ее, — просто ответил он. — Ее спасение требовалось немедленно.
— Так значит, ты был готов пожертвовать ради нее жизнью?
— Она — моя жизнь. Поэтому я не жертвовал своей жизнью, я ее спасал.
Я побежала разыскивать Иргу. Он обнаружился во дворе, где подставлял свои бледные телеса солнышку.
— Ты приехал, чтобы спасти меня?
— Нет, — зевнул некромант. — Мне приказ был дан с работы попробовать упокоить инферна. Магистр Ромон давно этого требует. Вот я и приехал. Просто так получилось, что я попал на момент вашего славного поражения.
— Да-а-а?
— Ничего личного. Отойди, ты мне солнце закрываешь.
Весь путь домой я дулась, но на Иргу это не действовало — он спал все два дня. Я тоже спала, но меньше, чтобы иметь возможность подуться. Отто пребывал в превосходном расположении духа, перед уездом он извинился перед столичными ребятами за свое поведение, признав, что «вы в общем-то не плохие, но ваша академия все равно ущемляет права…». Я попрощалась с ними очень тепло.
… Я валялась на кровати. Через пару дней, когда поставят зачет по практике, можно было ехать домой к родителям. А можно было и не ехать, а гулять целыми днями, не отвлекаясь на учебу. Спина зажила, лето радовало превосходной погодой.
— Ты идешь со мной? — в мою комнату ввалился лучший друг.
— Мне лениво.
— Да ты даже не знаешь куда.
— Мне все равно лениво.
— Иргу городской голова награждает.
— Видеть его физиономию не могу, — оживилась я.
— Да кому голова нравится? Но Иргу поздравить надо!
— Я про Иргу говорила. Он…
Отто не слушал:
— Его награждают за рекорд скорости на расстоянии Чистяково — Форбиттеновские башни.
— Да ну?
— Это значит, дорогая, что, как только он получил приказ — не получил, а выбил его из начальства, то несся в башни, поставив рекорд скорости.
Я не отреагировала.
— Ты что, совсем ничего не понимаешь? — рассердился Отто. — Годами, нет, веками тянулось дело с инферном. Тебя не настораживает, что именно Ирга и именно тогда, когда мы там были, получил назначение на уничтожение?
— Ну…
— Не ну! Как только он узнал истории про инферна, сразу озаботился тем, как попасть в башни. А как только получил приказ, то постарался побыстрее добраться до объекта своего воздыхания.
— Инферна?
— Тебя! — рявкнул Отто. — Он так боялся, что ты попадешься к инферну в лапы, что даже домой за вещами не заезжал!
— А ловко он с ним управился.
— Ирга занимался проблемой уничтожения инферна с момента твоего выезда на практику, — ласково и медленно, как младенцу, повторил полугном.
— Хорошо, хорошо, не надо на меня давить. Я иду с тобой.
В студгородке царила тишина. Народ разъехался на практику и по домам. А те, кто остался, днем отсыпались от ночных гулянок.
— Почему он мне не сказал, что это ради меня? Почему он сказал, что это только по приказу сверху? «Ничего личного» — вот как он сказал.
— А ты бы оценила? — Отто, прижмурившись от удовольствия, ел абрикосы, усевая наш путь косточками.
Я покосилась на его большую сумку:
— Конечно, оценила. Так приятно, когда кто-то ради тебя что-то такое делает.
— Ты не поняла, — промямлил полугном с полным ртом. Сок потек по бороде, я дала ему платок и заметила:
— Вот до чего жадность доводит.
— Не доводит. У меня всего одна рука и та занята абрикосами. Тебе их предложить нечем.
— Неразрешимая задача!
— Ладно. Так вот, ты не поняла, — сказал Отто, протягивая мне сумку. — Ты бы оценила это как поступок Ирги по отношению к тебе. Именно Ирги именно ради тебя. Типа: Ирга очередной раз доказал свои крепкие чувства по отношению ко мне, бестолковой и тупоголовой девице.
— Он мне о чувствах ничего не сказал.
— Он не говорит, а делает, а это куда лучше.
— И я не тупоголовая.
— Именно такая, когда дело доходит до отношений.
Я остановилась, уперла руки в боки и твердо сказала:
— Отто, до тех пор пока Ирга не упадет передо мной на колени с признанием в любви до гроба и дальше, я в это не поверю.
— Разговор обо мне? — раздалось сзади.
Я заскрипела зубами.
— Ой, — сказал Отто тоненьким голосом.
Мне стало интересно, и я повернулась.
— Ой.
Ирга изменил своему привычному облику — высоким сапогам на шнуровке, кожаным штанам и черной рубашке. Он был в элегантных коричневых брюках и белой (!) рубашке. Длинная челка, обычно спадавшая на глаза, зачесана и уложена с помощью геля. Обнаружился вдруг высокий лоб. Голубые глаза не выглядывали теперь ехидно, а смотрели весело и задорно.
— Ты это… — сказал полугном.
— Я уже все получил — бляху на стенку вешать и пять золотых, что, как по мне, куда существеннее. Попросил голову не делать официального мероприятия, чтобы меня потом как курьера не использовали. Я же все-таки некромант.
— По тебе не скажешь, — сообщила я, облизывая липкие от сока пальцы.
Ирга проследил за этим взглядом и сказал:
— Так я что, перед тобой на колени пасть должен?
— А что, есть что сказать?
— Конечно, есть.
— Правда? — я почувствовала, как ушам стало горячо. У Отто отвисла челюсть, сок опять потек по бороде, но он этого не замечал — смотрел на некроманта выпученными глазами.
— Да! — радостно сказал Ирга. — Положить тебя себе на колени и по заднице хворостиной: не лезь инферну в лапы, не лезь инферну в лапы.
Горячо стало уже и щекам, и, размахиваясь для оплеухи, я услышали как смеется Отто.
Ола пытается похудеть, а также заняться культурным развитием
Острое желание приукрасить свою ничем не примечательную внешность достигло апогея во время пребывания на концерте для высокопоставленных гостей, с которых наш Ректор намеревался вытянуть пору-тройку сотен (а при удаче и тысяч) золотых на нужды Университета. Самые популярные и талантливые студенты демонстрировали на сцене свое искусство, а студенты попроще, которым не удалось отвертеться от присутствия на концерте, тоскливо изображали из себя благовоспитанных и квалифицированных будущих магов, которым можно доверить выполнение любого дела.
Мы с Отто старательно хлопали после каждого номера, хотя изящные танцы похожих на нимф и фей местных красавиц вызывали у меня острое чувство неполноценности, а демонстрация силы и умений добрых молодцев заставляли захлебнуться от зависти к тем, кому эти молодцы улыбаются в свободное от учебы время.
