— Осмелюсь заметить, святой отец, что примочка, засунутая в нутро, перестает быть примочкой, а становится либо клизмой, либо свечкой, в зависимости от…
— Заткни ебало! — рявкнул святой отец. — Иди на хуй, врачеватель, не до тебя сейчас! Где мой посох?
Бенедикту подали посох и помогли встать на ноги. Стало видно, что святой отец хромает на левую ногу. Также стало видно, что каждый шаг причиняет святому отцу сильную боль, ибо ругался отец Бенедикт так, что менее славный монах за такую ругань мог бы и на епитимью нарваться.
Ругался отец Бенедикт минуты две, затем перестал, подтвердив в очередной раз великую силу духа. Ибо не всякий человек способен столь быстро оправиться от столь великого опизденения и начать рассуждать разумно.
— Что за блядская тварь? — задал святой отец первый разумный вопрос. — Откуда приползла?
Брат Луис сурово посмотрел на брата Мэтью, тот перекрестился, вытер со лба выступивший пот и стал отвечать.
— Моя вина, святой отец, — сказал он. — Каюсь, не распознал дьявольского оборотня под собачьим обличием. Думал, волкодав породистый, сбежавший хуй знает откуда.
— Петух тоже думал, — проворчал Бенедикт. — Где добыл волкодава?
— Он по дороге сам приблудился, — ответил Мэтью. — Мы с Эндрю ездили в Ноттамун за оброком, а обратном пути эта тварь и приблудилась. Осмелюсь заметить, святой отец, до встречи с вами он ни на кого не бросался, и злобы ни к кому не выказывал, нормально себя вел, почти разумно.
— Охуеть как разумно, — пробормотал себе под нос брат Луис и украдкой перекрестился.
— Это, по-моему, не собака, а заколдованный человек, — подал голос юный брат Эндрю.
Бенедикт окинул его таким взглядом, каким окинул бы внезапно заговорившую лягушку или, скажем, мышь. Затем сказал:
— Сто отченашей тебе, чадо, и триста земных поклонов. Изыди на хуй, и впредь не разевай ебало, пока господь не вразумит. Пошел прочь!
— Ну, бля, вообще, — пробормотал Эндрю себе под нос и пошел прочь.
Отец Бенедикт сделал вид, что не заметил дерзости, и брат Луис последовал его примеру.
— Эй, бойцы! — обратился Бенедикт к воинам, любезно предоставленным сэром Робертом. — Не откажите в любезности, помогите изловить дьяволово отродье. Луис, собери ребят, какие покрепче, пусть помогут. Мэтью, проводи меня в келью, по дороге про оброк расскажешь. Каков объем недоимок на сей раз?
Кнехты и монахи искали чертову тварь до самого заката. Все облазили, даже в винный погреб заглянули, отомкнули оба хитрых замка, отвалили тяжеленную дверь, специально установленную, дабы не вводить братию в искушение, но никаких собак не нашли. Но не мог же этот блядский пес раствориться в воздухе или, скажем, провалиться сквозь землю прямо в преисподнюю к адскому Сатане! Или все-таки мог?
Один из кнехтов сказался следопытом, но, видно, соврал, ибо не сумел ничего проследить по собачьим следам, дождя, дескать, давно не было, земля как камень, хер чего разглядишь, а что разглядишь, то уже затоптали. Брат Луис обозвал его безмозглым содомитом, и обиделся на эти слова следопыт-неудачник, но вслух ничего не сказал, тихо обиделся, про себя.
Всюду искали братья-монахи чертова пса, только в божий храм не заглянули. Ибо никому в голову не пришло разыскивать дьявольское существо в самом наисвященнейшем строении на святой монастырской земле. Так и получилось, что нашел пса юный брат Эндрю, вовсе его не искавший, а зашедший в храм исполнить епитимью и очиститься душой до следующего прегрешения. Обычно Эндрю не исполнял епитимью немедленно, но сейчас он был так впечатлен яростью и боевой мощью загадочного пса, что совсем не горел желанием участвовать в его поисках. Пес-то всего на дюйм промахнулся. Господь спас отца настоятеля. Но простого рядового монаха, вчерашнего послушника, господь от пиздеца спасать не будет, рядовые монахи всевышнему похуй, это каждому ведомо, и полагать иначе — впадать в грех гордыни. Если бы эта блядская тварь не на отца Бенедикта напрыгнула, а на Эндрю, вряд ли бы она промахнулась. Так что лучше не испытывать судьбу, а смиренно исполнять епитимью, а к тому времени, глядишь, изловят гадского волкодава либо прогонят на хуй.
Внутри монастырского храма царил полумрак. В эпоху, к которой относятся описываемые события, еще не сформировалась традиция делать храмы светлыми и воздушными, расписывать стены светлыми красками и прорезать в них многочисленные окна и витражи. Архитекторы раннего европейского средневековья подсознательно рассматривали любое большое здание как крепость, и строили соответственно. Даже те окна, которые никогда не предназначались для стрельбы, все равно проектировались узкими, как бойницы, никто просто не представлял, что окно может выглядеть по-другому. А росписей в храме не делали никаких, ибо в полумраке все равно ни хера не видно.
Из-за всего вышеперечисленного брат Эндрю, войдя в храм, ошибочно счел, что пребывает в одиночестве. Подошел к алтарю, гулко топая по каменному полу деревянными башмаками, преклонил колени, вытащил из рукава четки, и забормотал, монотонно, как пономарь:
— Отче наш, иже еси…
И далее по тексту.
Многие монахи, да и миряне тоже, когда совершают длительные молитвенные чтения, погружаются в измененное состояние сознания, именуемое учеными людьми трансом. В этом состоянии ощущение времени теряется, и трудно становится подсчитывать повторяющиеся действия, собственно, четки для того и предназначены, чтобы не сбиться со счету и случайно не совершить больше молитв, чем требуется. Но потеря чувства времени и чувства счета — только первые симптомы, чаще всего ими дело и ограничивается, но не всегда.
Бывает так, что молящийся слышит голоса неведомых сущностей, священных либо дьявольских. Впрочем, в храме последнее имеет место редко, ибо запрещено от века нечистой силе осквернять святую землю, за исключением случаев, когда святая земля уже осквернена предварительно. Но если кто-то молится в обычном, не освященном месте, тогда дьявола запросто можно услышать, это как два пальца обоссать.
Речи, изрекаемые мистическими сущностями, могут быть разными. Иногда эти сущности комментируют действия и помыслы внимающего им субъекта, иногда произносят святые пророчества либо нечестивые богохульства, согласно своей природе, а бывает, что непосредственно вдохновляют человека на святые подвиги либо искушают на богопротивные мерзости, опять-таки, согласно своей природе. А бывает, что никакого голоса не слышно, но ощущается сверхъестественное присутствие, вон, например, брат Эрик, прозванный припадочным, испытывает подобный мистический опыт каждое полнолуние. Иногда бывает даже, что сверхъестественные сущности являются во плоти, но в Локлирском монастыре такого никогда не происходило.
Когда Эндрю совершал длительные молитвы, его душа обычно как бы раздваивалась. Одна ее часть монотонно бубнила священные слова, совершала предусмотренные ритуалом телодвижения, передвигала на четках очередную бусину после каждой молитвы, но все это происходило само собой, автоматически, как говорят ученые. А другая часть сознания грезила наяву, и не всегда Эндрю мог потом припомнить во всех деталях, что именно ему грезилось в том или ином молитвенном ритуале. Но одно он помнил твердо — гигантский сверхъестественный пес, благочестиво склонивший голову перед алтарем, не грезился ему ни разу. И тем более не грезилось ему, что этот пес пытается перекреститься передней лапой.
— Еб твою мать! — внезапно воскликнул Эндрю, оборвав молитву на полуслове.
Он не хотел оскорбить ни всемогущего господа, ни святость храма, сквернословие само вырвалось, непроизвольно, бог свидетель. Просто охуел неимоверно, вот и вырвалось. А кто бы не охуел, увидев, как вонючая псина молится в святом храме, что твой человек? Никакая она, кстати, не вонючая, Эндрю только сейчас сообразил, что столь огромный и столь мохнатый зверь должен и вонять соответственно, а от него никакого особого запаха не доносится, божье чудо, надо полагать. Впрочем, этот пес весь — божье чудо.
Возглас Эндрю стал для пса неожиданностью, он дернулся так, что аж подпрыгнул на всех четырех лапах. А приземлившись обратно, обернулся к Эндрю, поглядел укоризненно, и тихо-тихо проскулил, дескать, чего ругаешься в божьем храме, кощунник? А в углу круглого собачьего глаза висела крупная слеза.
— Прости, господи, невольное прегрешение, — тихо произнес Эндрю и перекрестился. — И ты меня прости, божий… гм… кто бы ты ни был, короче. Я тебя не хотел пугать и тем более не хотел осквернять храм сквернословием, это случайно вырвалось.
Пес коротко тявкнул, дескать, извинения приняты. И снова повернулся к алтарю, и распростерся ниц на каменном полу, и стал глядеть на распятие снизу вверх, и в его собачьих глазах стояли слезы.
— Молю тебя, господи, спаси раба своего, кем бы он ни был, — сказал Эндрю. — Не ведаю, как лишился он человечьего облика, но полагаю, что обусловлено сие беззаконным дьявольским злодейством, ибо ежели был в чем виновен раб твой, то уже покаялся он, и свидетельствую, господи, что покаяние его искренно.
