— А нет ли здесь кого-нибудь, кого ты принимаешь за Данвина?
Одо почесал голову.
— Если у меня есть тот, о ком я думаю, что он Данвин, значит, ему на хрен и не кем быть, как Данвином, верно?
Клути кашлянул.
— Нет, я боюсь, неверно.
— Чего, чего?
— Данвин убежал за Бернис.
— Это завсегда так, — сказал Одо. — Вечно он за ней бегает. Он ее скоро поймает.
Клути разъяснил:
— К сожалению, Бернис превратилась в дракона, перелетела через изгородь и скрылась прочь.
Одо долго смотрел на него испытующим взглядом.
— Это правда, — тихо сказал Клути.
— Бернис — что?
— Превратилась в дракона. Или, точнее, я превратил ее в дракона.
Одо плюнул в сторону комком чего-то зеленого.
— Ты — что?
— Я превратил ее в дракона.
— Как ты это сделал?
— Магией. Я же чародей, помнишь?
— Ты не чародей. Ты слишком маленького роста.
Клути вздохнул.
— Я в камуфляже.
— Нет, ты на моей горе.
О чародействе Клути решил не спорить. Более того, он не понимал, о чем говорит Одо, и предпринял попытку вернуть разговор в прежнее русло.
— Послушай, — сказал он мягко. — Есть ли здесь кто-нибудь, кроме тебя? Данвин, или Вулфрит, или хоть кто-нибудь?
— Сейчас нет. Я послал Данвина в город, он должен вернуться с минуты на минуту.
— Но я же рассказывал: Данвин шел сюда, когда я превратил Бернис в дракона. Он побежал за ней.
— Тогда чего же ты спрашиваешь?
— А того, что, если бы он был здесь, это был бы Вулфрит!
Одо молча посмотрел на волшебника таким взглядом, что Клути снова прокрутил в уме свое последнее утверждение.
Н-да, не утверждение, а бессмыслица.
— Впрочем, не важно, — быстро проговорил Клути. — Было прия.., было интере.., было познавательно побеседовать с тобой, Одо.
— Вам того же. — Пастух вошел в хижину и захлопнул дверь.
Клути побрел вниз по склону. Значит, на ферму Вулфрит не заходил.
К несчастью, поиск еще только начался.
За несколько дней волшебник обыскал все окрестности селения Вонючие Ягоды, но не нашел никаких следов пропавшего Вулфрита. Когда вести о том, чем он занимается, просочились наружу, Клути пришлось терпеливо переносить насмешки селян, наблюдавших за ним с безопасного расстояния.
— Тоже мне чародей! Не может найти собственного ученика!
— Да он бы свою задницу потерял, не будь она надежно приделана.
— Наверное, превратил мальчишку по пьяни в тритона — да и забыл об этом!
— Никогда не видал пьяного тритона, — признался старый Беризариус.
— Да нет же, простофиля, это чародей был пьяный! — отбивался Фернанд. — Он поддал, а мальчишка нахальничал, вот чародей и обернул своего ученика в тритона. На что хошь поспорю, так оно и случилось!
— Хорошо, если ты ставишь три к одному...
Клути изо всех сил старался не обращать внимания на зрителей. Но он не мог не слышать их разговоров, которые раздражали его еще больше.
Даже рафинированное искусство колдовства Старой Гидрангии, думал чародей, наверняка включало относительно легкие заклинания для отыскания потерявшихся учеников. Во-первых, потеря ученика — дело обычное, а во-вторых, такое заклинание не требовало публичного исполнения, связанного с потерей лица.
К сожалению, Клути понятия не имел, что это за заклинание. Ему и в голову никогда не приходило, что он потеряет Вулфрита. У мальчика не было никакой необходимости исчезать подобным образом. Если же он дал себя похитить...
«Все-таки Вулфрит — чародей, — размышлял Клути. — И если посмотреть правде в глаза, гораздо опытнее, чем его учитель. Он мог бы позаботиться о себе сам».
Он должен был позаботиться о себе сам, раз Клути его не нашел.
«Странно, — думал маленький чародей, — наскочить вот так на брата Вулфрита Данвина. Как же получилось, что за все эти годы они ни разу не встретились?» Клути решил, что он крайне редко покидал пещеру.
А может, Вулфрит уже встречал Данвина и уходил с ним, а вся эта как бы неожиданная встреча, и Бернис, и дискуссия с Одо были просто спектаклем? Такое предположение не объясняло всех фактов, но как теория имело некоторую притягательность.
Получалось, что Вулфрит ушел по собственному желанию, и тогда пусть катится к черту в любую из античных преисподних!
«И правда, — подумал Клути, — что бы с ним ни случилось, пусть катится к черту — не в одно пекло, так в другое. К черту всех!» Он последний выживший старогидрангианский чародей. И ему нет нужды устраивать представления для кучки вонючих селян. Ему нет нужды тратить время на лазанье по горам и вступать в дискуссии с безмозглыми пастухами. И ему нет нужды в нетактичном ученике, осложняющем его жизнь. Он просто пойдет сейчас в свою пещеру и будет жить отшельником.
А Вулфрит может убираться к Одо и Данвину, если он хочет и еще не сделал это.
Клути даже надеялся, что парень ушел к пастуху. По крайней мере он убережется от опасной жизни.
А еще чародей надеялся, что брат Вулфрита Данвин не поранил себя, преследуя дракона. Он предполагал, что мальчик уже отчаялся найти Бернис и вернулся домой.
* * *
Одо тоже надеялся, что Данвин не поранится. Он не знал, догнал ли мальчик свою любимицу. Зато точно знал, что мальчик не вернулся домой.
Спустя несколько дней после того, как Данвин исчез, погнавшись за Бернис, Одо обвел свой дом несчастливым взглядом и глубоко вздохнул.
Он уже попытался навести в хижине беспорядок, чтобы превратить дом в прежнее милое и уютное обиталище, но у него просто не получалось. У него не было естественного чутья на неряшливость и грязь, которое есть у подростков. После исчезновения Данвина, как Одо ни старался, хижина все равно не приобретала знакомый до боли вид: словно торнадо прошел по ней вдоль и поперек несколько раз подряд.
«На самом деле все это чепуха», — говорил Одо сам себе. Он прекрасно жил, пока не пришла Людмила и не померла здесь на его голову. Он тогда сбагрил одного из мальчишек. Так почему же он должен беспокоиться о втором?
Однако Данвин не просто исчез. Маленький толстяк, который, конечно, не чародей, но как-то умел колдовать, все разъяснил. Данвин ушел за Бернис, которая превратилась в дракона.
Одо не смог вспомнить, что такое дракон. Он забыл, хотя знал совершенно точно. Драгон? Или драгун? Кажется, это солдат или что-то в этом роде.
Правда, смешной маленький толстяк говорил, что Бернис научилась летать, а солдаты обычно не улетают, если не считать того, что называется «улепетывать, будто за спиной выросли крылья». Это солдаты действительно делают часто. Так улепетнешь и через изгородь — или нет?
Если достаточно напугаешься, то да.
О до сомневался, что из овечки может получиться настоящий солдат. Он не представлял, как она будет управляться с мечом. Да и вообще: зачем девушкам идти в солдаты?
Так что, наверное, дрыгун обозначает не только солдата: память стала выделывать с ним всякие штуки. Что поделаешь, он уже немолод.
А может, они поменяли устав.
— Ну и время настало: все меняется, — бормотал Одо, глядя на вонявшую кучу грязного белья, наваленную в центре хижины.
Мальчик не хотел, чтобы Бернис ушла и бросила его.
Вот и поплелся за ней.
В глубине души Одо шевельнулось странное, давно забытое чувство.
Мальчик не хотел оставаться один.
«Разрази меня гром, — думал Одо. — Я тоже отвык от одиночества!» Полный внезапной решимости, он встал и начал рыться в поисках своих сапог.
— Ты отыщешь Бернис, Данвин, — бормотал старик, — а я отыщу тебя!
Через полчаса он стоял на вершине горы (три самые преданные овцы стояли рядом) и глядел на открывшуюся перед ним широкую панораму. На востоке лежали лесистые холмы, лабиринт дорог и потайных тропок, где Черная Ласка и Отважные Обитатели Кустов еще сражались против горгорианцев. На западе виднелись долина и город, где сейчас командовали горгорианцы.
Если Бернис стала солдатом, Одо знал, где ее искать, даже лучше, чем этот глупый мальчишка. Сражения и слава на востоке или богатый мирный город на западе, полный дешевого вина и дешевых женщин. То, что выберет нормальный солдат, очевидно.
Старик повернулся на запад и зашагал вниз с горы — в город.
Принц Арбол задумчиво спросил:
— Мне действительно нужен отведыватель пищи?
Королева энергично кивнула.
— Да, — сказала она, — действительно. Тебе нужен именно этот отведыватель.
Принц посмотрел на фигуру в маске-капюшоне.
— А у папы нет больше отведывателя пищи. Он выбросил последнего из окна, потому что тот слишком медленно жевал паштеты. Зачем мне отведыватель?
— Потому что ты, — разъяснила мать своему королевскому отпрыску, — гидрангианский принц, а не какой-нибудь горгорианский узурпатор.
— Я горгорианец! — обиженно крикнул Арбол.
— Да, да, — торопливо согласилась королева, — дурная наследственность. Но, кроме того, ты — мой сын, подлинный потомок королевского дома Старой Гидрангии. И тебе придется учиться вести себя соответственно. Послушай, дорогой мой, неужели мы будем спорить каждый раз, когда я тебя вижу?
