– Это интересный вопрос, – сказал Гермес. – Мы растеряли былое могущество, знаешь ли. Я помню, как несколько лет назад папа пытался создать молнию. Получилась искорка, которой можно было бы прихлопнуть только комара.
Я представил себе эту картину. Престарелый бог сидит на Олимпе, окруженный стаями мошкары, и отбивается от нее миниатюрными молниями.
– Мне повезло больше остальных, – сказал Гермес. – Мне поклонялись средневековые алхимики, со мной поддерживают контакты некоторые маги, которые хоть и не верят в меня, но приносят жертвы. А жертва, как я уже говорил, все равно является актом веры, пусть даже неосознанной. Источник жизни остальных – ваши дети.
– В смысле?
– Мифы и Легенды Древней Греции авторства Куна, – сказал Гермес. – Сказки о подвигах Геракла, Персея или история с походом за золотым руном. Книги и мультфильмы, предназначенные для детской аудитории. В детстве человек верит во все. Ребенок читает книгу и верит, что все написанное в ней – правда.
– Потом он взрослеет.
– Но ему на смену приходит другой. Пока о нас будут писать книги и снимать фильмы, пусть даже детские и дрянные, мы будем жить. Понимаешь?
– Понимаю. Но при чем тут…
– Ты тороплив, как и все смертные.
– Есть у нас такой недостаток.
– Поэтому перехожу к интересующей нас проблеме. Ваша страна семьдесят лет была под пятой одного бога, но совсем недавно, по нашим меркам конечно, его трон пошатнулся. И теперь вы готовы принять новый пантеон.
– Подожди, – сказал я. – Семьдесят лет? Ты о коммунизме говоришь, что ли?
– Да.
– Но это же бред. Коммунизм – это не религия.
– А что же тогда? Только верующий человек может позволить поместить себя в такие жизненные условия. Только верующий человек может пролить столько крови своих соплеменников. А вера в светлое будущее? Это ли не обещанный другими религиями рай? Но вера пошатнулась. Любая религия обрастает ритуалами, количество жрецов растет, и рано или поздно ритуал подменяет собой веру. Так бывает со всеми религиями, однако Красный пробыл у власти очень мало.
– Но ведь коммунисты сохранились…
– И потому бог не умер. Он просто теряет силу, отдавая ее идущему на смену пантеону.
– Кто они?
– Не знаю, – сказал Гермес. – Спроси об этом у своих соплеменников, потому что именно их вера породила новых богов.
– А при чем здесь Юрик?
– Юрик здесь совершенно ни при чем. Юрик – это лишь эксперимент.
– Эксперимент? Кто-то попробовал оживить мертвеца, чтобы посмотреть, удастся ли ему это?
– Да. Юрик был выбран случайно. Основная цель операции – не он.
– Кто?
– Сам подумай, – сказал Гермес. – Могу только сказать, что одновременно с Юриком царство моего дяди покинула еще одна душа. И что боги очень не любят уступать свои позиции без борьбы.
Ага, это он мне не зря про коммунизм рассказывал. Красный, как его называет Гермес, или Призрак Коммунизма, как назову его я, не хочет уступать свое место под солнцем новым парням, призванным из небытия обитателями нашей необъятной родины.
Что он делает для этого? Возвращает в мертвое тело душу убитого киллерами бандита?
Гермес сказал, что это эксперимент.
Боги питаются верой людей. Что может вернуть утраченную веру? Что может заставить поверить тех, кто не верил до сих пор?
Чудо.
Для того чтобы процесс возвращения души в прежнее тело прошел удачно, нужно, чтобы от этого тела осталось хотя бы десять процентов.
Кто у нас самый известный коммунист, и при этом еще и покойник? И сколько процентов тела осталось у забальзамированного вождя мирового пролетариата, лежащего по всем известному адресу?
– Ты хочешь сказать, что на ближайшее время планируется возвращение Ленина?
– Я бы сказал: второе пришествие.
Вот это да! В кошмарном сне самого либерального демократа такого не увидишь.
Ленин и впрямь живее всех живых. То-то обрадуются бабки и дедки разбросанных по всей России деревень. А вот товарищи Зюганов и Анпилов обрадуются вряд ли. Для них это будет весьма неприятный сюрприз.
Вообще, это будет довольно неприятно. К чему это может привести?
– Ни к чему хорошему, будь уверен, – сказал Гермес. Очевидно, последнюю мысль я произнес вслух. – Вы стоите на пороге хаоса.
– Красный все еще настолько силен, что способен похитить тело бандита из морга и Ленина из Мавзолея?
– Нет, не думаю. Такого количества верующих у него уже нет. Думаю, что ему помогал кто-то из ваших.
– Из смертных?
– Из магов.
Сторожа морга вырубили заклятием, а боги заклятиями не пользуются. И впрямь кто-то из наших.
– Приход к власти нового пантеона сам по себе чреват большой кровью, – сказал Гермес. – Вспомни, ни одна религия не обошлась без войны. Мои предки воевали с титанами, боги Египта грызлись друг с другом. Красный начинал с революции и гражданской войны.
– Может быть, это будет миролюбивая религия, – сказал я. Хотя и понимал, что навряд ли мои современники способны породить на свет нечто миролюбивое. Это после всего того, что происходит на улицах, что показывают по телевизору и пишут в газетах.
– Миролюбивых религий нет, – сказал Гермес. – Посмотри, теоретически все они призывают к миру и добру, а на практике всегда льется кровь. Ваша кровь. Подставь вторую щеку, говорит христианство, учиняет инквизицию, сжигает людей на кострах и устраивает крестовые походы. Возлюби ближнего своего – и миллионы иноверцев приносятся в жертву. Нет бога, кроме Аллаха, говорят миролюбивые мусульмане и объявляют неверным джихад до полного уничтожения. Разве только Будда сумел избежать большой крови, но это скорее исключение, чем правило. Ваша ситуация гораздо хуже. В вашей стране грядет не просто обновление пантеона, а столкновение новых богов со старыми. В битвах богов гибнут смертные.
– Значит, нельзя допустить, чтобы Ленин был воскрешен. Тогда старый бог уйдет на покой и нам придется иметь дело только с новым поколением.
– Да, Ленин – это козырная карта Красного, его самая большая надежда. Он решил действовать сейчас, потому что поколение верящих в него стареет, оно уже готово уйти со сцены – еще несколько лет – и шанс будет утерян навсегда. Для молодежи второе пришествие Ленина будет лишь фарсом, а не призывом к борьбе, поводом скорее почесать языком, нежели побряцать оружием.
– Гермес, – сказал я, – ты – лучший из богов.
– Не льсти мне, старому мошеннику. Мне просто небезразлично, что происходит здесь. Я – худший из богов. Никого из нас не должна волновать такая мелочь, как смертные.
– Душа Ленина покинула царство твоего дяди?
– Да, Красный забрал ее. А по пути прихватил душу этого Юрика.
– Откуда ты об этом знаешь?
– Я был у дяди. Царство Аида по-прежнему существует и функционирует, потому что оно почти идеально соответствует христианскому представлению об аде. Конечно, дядя далек от того, чтобы провозгласить себя Сатаной, однако его сила почти вся осталась при нем. Он могущественнее многих из нас. Но он не будет нам помогать. Дела живых совершенно не волнуют его.
– Нам? Смею ли я надеяться…
– На мою поддержку? Она будет слабой, я могу лишь подсказывать и узнавать новости. Действовать придется тебе.
Глава пятнадцатая. ОБЛОМЫ С ЛАРЦОМ И БЕНЗИНОМ
Серега
Поскольку помятые богатыри погрузились на заднее сиденье, Гэндальфу пришлось сесть рядом со мной и щуриться от бьющего в лицо ветра. Но стекло он так и не наколдовал. Да и у меня особого желания не было.
Мы взяли курс на небольшую деревеньку, по словам Гэндальфа находившуюся недалеко отсюда. Какому здравомыслящему крестьянину взбрело в голову поселиться в непосредственной близости от основного аэродрома мифологической авиации? Мы доехали за полтора часа, сколько же надо было времени Змею Горынычу, чтобы проделать тот же путь по воздуху, а не по сильно пересеченной местности, в которой отсутствовал всякий намек на асфальт?
В Тридесятом царстве, как и в России, дорог в наличии не было. Имели место только направления, по которым можно проехать.
– Славная повозка, – подал сзади голос Илья Муромец. – Большая, быстрая, удобная. Только небогатырская она какая-то. Слишком комфортно. Седло задницу не натирает, ветер в лицо не бьет, вода за шиворот не капает.
Вообще-то стараниями его младшего товарища ветер в лицо очень даже бил, но я промолчал. О чем мне с этим ископаемым разговаривать? Может, он вообще бредит.
– Помню, – без всякого перехода заявил Муромец, – бился я на Клязьме с полчищами хазар. Или это печенеги были? Неважно. Долго мы бились, и вот… О чем это я?
Я опять промолчал.
Деревушка оказалась совсем небольшой, домов пять. Но встретили нас приветливо. Богатырей здесь уважали, и я могу это понять. Попробуй такого не уважь.
