И, кстати, расплатились мы с ними новыми Находкиными амулетами. К грелкам и светильникам диверсифицировали еще целый ассортимент: от клопов, от мышей, для усиления зрения, слуха и от стоматологической боли. Отличаются они и по длительности действия: зеленое свечение – три недели, синее – шесть, красное – девять. По антологии с медью, серебром и золотом. Так привычнее, чем зимой и летом все одним светом. И прозвал их народ уже соответственно: зелененькие, синенькие и красненькие.
Поскольку стандартных денег всё равно в стране дефолт, то наши самодельные пошли в ход только так. Вечером сегодня же по просьбе Ивана съездил к этим плотникам, поинтересовался, что они с амулетами сделали. Слава Богу, всё в порядке.
Один поменял две штуки на новую пару сапог, второй купил за один картошки полмешка, правда, маленького и мелкой, третий по долгам расплатился, и так далее. Иван говорит, что завтра у ворот управы может выстроиться очередь из желающих поработать на город – госзаказ получить, чтобы хоть квази-деньгами, да финансирование народу выдали. Пусть выстраивается.
Находка наша в три смены трудится, колдует, наговаривает, чтобы всем хватило.
Побледнела, похудела, с лица спала, бедняга – тень отца Гамлета, а не ученица убыр. Кондрат от нее теперь далеко не отходит. Как она позавчера от переутомления в обморок хлопнулась прямо в коридоре чуть не с лестницы, так он теперь за ней как за малым ребенком ухаживает, разве что на руках не носит.
И, кстати, о детях! Парни смеются: ребенок, говорят, у них уже есть. Тот медвежонок, что Кондраха в лесу раненым подобрал, ходить недавно начал. Только пугливый какой-то попался: в одиночку за порог Находкиных апартаментов – ни ногой, всё за ней ходит, как привязанный. А ей сейчас не до прогулок, вот и он далеко не уходит. Ну, да ничего.
Поди, со временем акклиматизируется, адаптируется, и во двор выходить начнет. С лошадями познакомится – другой фауны у нас ведь нет. И ему развлечение, и нам на них глядеть веселее.»
* * *
У абсолютно не примечательного для непосвященного места, но, очевидно, наполненного тайным значением для братьев-браконьеров, охототряд под руководством Сойкана и истребители разбойников во главе с Бурандуком распрощались и направились в разные стороны – каждый по своим делам.
Истребители – осматривать очень многообещающий распадок к северу от Косого хребта, где Сойкан, будь он на месте лесных грабителей, устроил бы себе базу.
Охотники – на поиски кабана, чьи размеры уступали только его зловредности, и количество жалоб на которого уже вплотную приближалось к числу жалоб на разбойников. Но, поскольку, гигантский кабан, как птица счастья, всё время выскальзывал из мстительных человеческих рук, а есть городу хотелось каждый день, то сегодня решено было разделиться: Серафима и Иван, взявший на один день отпуск за свой счет, в сопровождении Бурандука отправились выслеживать наглого громилу, а остальные охотники – добывать пропитание горожанам.
Маленький карательный охототряд пробирался молча, прислушиваясь к каждому звуку, что издавал дремлющий зябкой ноябрьской предзимней дремой продрогший от холодных дождей, перемежающихся бесснежными заморозками, лес.
Вернее, прислушивался к пульсу чащобы только Иванушка, потому что товарищи его по артели были больше заняты поиском следов на пружинистом линолеуме из слежавшихся черно-бурых листьев. Он же, сколько ни смотрел, кроме подобия тестов Роршаха не увидел ничего, и посему был освобожден от сей повинности и отослан в сторону, чтобы не мешался, под благовидным предлогом прослушивания передвижений врага народа.
И именно поэтому он был первым, кто услышал фырканье, тяжелые шаги и скрип дерева впереди, метрах в двадцати от выглядывающих, выщупывающих и буквально вынюхивающих след охотников. Кабан? Роет желуди?
Конечно, втроем, без собаки и с одной рогатиной его не возьмешь, но если попасть стрелой ему точно в глаз или другое уязвимое место, вот бы знать еще где оно… Это ж сколько мяса!..
– Там!!!.. – с округлившимися глазами прошипел лукоморец и ткнул луком в сторону подозрительных звуков. – Ходит!!!..
Охотников как ветром сдуло со своей невидимой тропы. Словно по волшебству очутились они рядом с Иваном, рогатина приведена в боеготовность, а стрелы – наложены на тетивы.
– Где? – просигналила ему безмолвно Серафима, подняв и опустив брови несколько раз.
Супруг решительно натянул тетиву, коротко мотнул головой в направлении потревоживших его покой влажных вздохов и проворно стал прокладывать дорогу в мокрых кустах к своей первой добыче. Только бы не убежал, только бы не убежал, только бы не у… Кусты и пригорок кончились одновременно и внезапно.
– А-а-а-а!..
– О-о-о-о!!!..
– Ваньша?..
– Разбойники!!!..
– Держи его!!!..
– Он на меня набросился!!!..
– Извините…
– БЕЙ РАЗБОЙНИКА!!!..
– Иван, ты где?! – Серафима бросилась по следам так внезапно и эффектно пропавшего мужа, остальные – за ней.
Оказалось, угрюмые взъерошенные кусты скрывали не только намеченную жертву, но и крутой каменистый обрыв и дорогу.
На которой стоял обоз и лежал под копытами коня и остриями коротких мечей четырех сердитых охранников ее любезный супруг. От открывшейся перед глазами мизансцены у царевны помутилось в глазах.
– У-у-у-у!.. – закричал кто-то страшно и, по какой-то загадочной причине, ее голосом…
Пришла она в себя оттого, что ее крепко держали несколько пар рук, а кто-то голосом Иванушки уговаривал:
– Не трогай, оставь их, пожалуйста, они не хотели меня убивать, они просто подумали, что я – разбойник!..
Пелена с ясных очей спала, Сенька опустила меч и бегло оглядела поле короткого боя: разрубленные шапки и чужие мечи в дорожной грязи, испуганно присевшие и втянувшие головы в плечи кони, и деревья у противоположной стороны дороги, украшенные гирляндами вцепившихся в далеко не самые нижние ветки бородатых мужиков.
– Ваньша, живой?.. – обеспокоено нашла она глазами перемазанного грязью царевича, вставшего грудью на защиту пленных под одним из деревьев, и с облегчением перевела дух.
– Живой… – пришиблено кивнул непокрытой головой Иван.
– А разбойники все тут? – снова заволновалась Серафима, пересчитывая притихших мужиков на ветках. – А зверь твой где?
– Да это не разбойники, Сеня, это купцы… – Иванушка покрылся пунцовыми пятнами, неопределенно взмахнул все еще сжимающей обломки лука рукой и опустил с убитым видом глаза, жалея, что провалился только до уровня лесной дороги, а не сквозь землю. – Тут… недоразумение такое, понимаешь… Я за зверя их обоз принял… А они меня – за разбойника… И обрыв я не углядел, под ноги их каравану и свалился…
Серафима задумалась, что бы такое сказать по этому поводу, чтобы никого не обидеть, и решила лучше промолчать.
Но заговорил самый толстый бородач на березе, метрах в четырех над их головами.
Может быть, он помалкивал бы еще, но ветка под ним начала угрожающе потрескивать и прогибаться.
– Так нам можно слазить? – пробасил он оскорблено. Царевна кинула меч в ножны и равнодушно махнула рукой:
– Валяйте… Раз уж вам там так не нравится… Возчики и охрана перевели дух и медленно поползли к стволам и вниз.
Купцу не пришлось утруждать себя, потому что ветка вдруг и без дальнейших предупреждений обломилась, и он, не успев охнуть, оказался рядом со своим товаром быстрее всех.
Царевич кинулся было поднимать и отряхивать его, но купец раздраженно оттолкнул руку непрошеной помощи и дождался своих.
– Извините, что так вышло… – спотыкался, заглядывая в сердитые лица, Иван. – Я честное слово не видел этого обрыва… И не думал, что здесь, в такой чаще, может быть дорога… И, кстати, разрешите представиться: Иван, из Лукоморья… А это моя супруга… Серафима… и наш проводник из Постола… Мы… охотники… вообще-то…
Старший, все еще обижено косясь на царевну, шмыгнул носом и мрачно буркнул:
– Хверапонт, купец из Хорохорья. Везем хлеб в Сабрумайское княжество.
– Хлеб?!.. – в голос воскликнули охотники.
– Так это вам к нам, с таким товаром! – просиял счастливой улыбкой Бурандук.
– Мы у вас враз всё купим! – поддержал его Иван.
Ни один, даже самый мрачный и обиженный купец не может долго оставаться мрачным и обиженным, если речь идет о прибыли.
– Так у меня ведь зерно – первый сорт, отборное, – цепко прищурился он, обводя заинтересованным взглядом постольцев. – Я дешево за него не возьму.
– А… сколько вы просите? – чувствуя, как из середины груди расползается неприятный холодок, задал вопрос Иванушка. Купец сообщил.
– Сколько?!.. – вытаращили глаза охотники.
