— Ох и правда, совсем забыл, что-то мне нехорошо! — Михалыч продолжал убиваться и хвататься за сердце, потом попросил позволения присесть и налить стакан воды. Но руки у него тряслись, и он все время проливал мимо. Женька забылся, не выдержал, отобрал у него кувшин, налил и передал ему стакан.
Ну куда он полез? Кто же так изображает привидений? Хорошо еще редактор находился не в том состоянии, что бы обращать внимание на всякие мелочи. Я снова начала размахивать руками и отгонять Женю от лампы в тень. Женька, наконец, сообразил и отошел подальше.
— Бумаги — напомнил он все еще трясущемуся редактору.
Тот залпом выпил воду, и дрожащим голосом произнес.
— Да-да, сейчас достану, Ох, совсем забыл, так вот же они — и он протянул руку под стол.
Не поняла, откуда там документы? И вообще что-то мне во всем этом не нравилось. Осмотревшись, я с опозданием разобралась что — Михалычу было прекрасно видно мое отражение в зеркале, а последние пять минут он, раскусив Женин маскарад, просто тянул время, выжидая момент.
— Кнопка! — закричала я, перехватив его взгляд. А дальше все происходило как в ускоренной съемке. Женя бросился к столу, но пока он бежал через комнату, редактор все-таки успел включить сигнализацию и бросился на меня с графином в руке. Пролетел насквозь, врезался головой в шкаф и, оглушенный, упал на пол. В здании заливалась сирена.
— Скорее, они через минуту будут здесь!
Женя безнадежно дернул за ручку:
— Заперт. Я не успеваю!
— Торопись, прячься, Я останусь.
— Вот невезение! — Женька рванул к выходу, бросив последний взгляд на недоступный сейф. Сирена продолжала надрываться. Однако, охрана не торопилась. Если бы знать об этом раньше! Он уже давно бы успел вытащить папку. Через минуту редактор пошевелился, открыл глаза, жаль, видимо не так сильно врезался в шкаф, как хотелось бы! И первым делом устремился к сейфу. Тут в коридоре раздалось топанье и в комнату ввалились уже трое охранников. Редактор быстро плюхнулся в кресло и принял максимально невинный вид.
— Что у вас случилось? — любезно поинтересовался он.
— Это у Вас опять сработал вызов. — спокойно заметили охранники, проявляя нечеловеческое самообладание.
— Я вызывал? Нет конечно! Ах, да, теперь понимаю. Извините, ребята, я случайно кнопку задел. Но раз уж вы здесь, посмотрите, нет ли посторонних в здании, а то мне какой-то шум послышался.
Охрана удалилась с невыразимыми лицами. Михалыч тут же резво вскочил и быстро запер дверь за ними на все имевшиеся в наличие замки. Подумал и подтащил еще к двери тумбу, окончательно перекрыв вход.
Потом кинулся к телефону и стал лихорадочно набирать номер, приговаривая, ну, Монастырский, ну и фрукт! Сначала воры, потом артисты, а кто дальше — киллер? Нет, к дьяволу, жизнь дороже…
— Викентий Андреевич? Нам надо поговорить. Я передумал и готов передать Вам известные бумаги. У меня в офисе.
— Прекрасно. Я как раз нахожусь по соседству и могу заехать через 20 минут. Я рад, что вы приняли разумное решение.
— Буду ждать Вас с нетерпением. Охрану я предупрежу. — вдохновенно пропел редактор, морщась при этом как от зубной боли.
Но утешение это было слабое. Особенно, когда я увидела Женькино лицо при известии о нашем фиаско.
— Он забаррикадировался в кабинете, и скоро приедет Монастырский, может попытаться отобрать их у него?
— Бесполезно, он никогда не ходит один. С ним наверняка приедет еще пара упитанных молодцев с табельным оружием.
— Что же, значит, мы проиграли?
— Нет. Скажем так, пропускаем этот раунд. — Женя подошел к окну. — Все, мне надоела эта подпольная полулегальная жизнь. Завтра выхожу на работу. Распущу слух, что у меня был дубликат. Посмотрим, что тогда предпримет он.
— Ты что, хочешь ловить его на живца?
— Именно. Что-нибудь да получиться.
— Мне это совсем не нравится.
— Мне тоже, но у тебя есть предложения лучше? А вот и Монастырский. — да, Викентий Андреевич собственной персоной, в окружении даже не двух, а трех господ внушительной комплекции.
— Я все-таки пойду, посмотрю, что там делается. Подождешь?
* * *
А смотреть оказалось особенно не на что. Михалыч изо всех сил старался дать понять окружающим, что все происходящие совершается в соответствии с его планами. Но на него мало кто обращал внимание. Телохранитель забрал документы, Монастырский быстро просмотрел бумаги, кивнул, отдал пластиковую карточку и, вежливо попрощавшись, вышел. Шеф, спрятав карточку в осиротевший сейф, в грусти и печали остался коротать время в кресле, сожалея о невыгодной сделке и, в то же время, радуясь, что остался в живых. Эти противоположенные чувства, одновременно отражаясь у него на лице, придавали ему воистину драматический вид.
Монастырский же, напротив, в прекрасном настроении, не торопясь, подошел к поджидавшей его машине. Может, он по рассеянности забудет папку в бардачке? Или решит сохранить на память? Но Викентий Андреевич не принадлежал ни к забывчивым, ни к сентиментальным людям. Устроившись в салоне, он достал зажигалку и быстро, один за другим, сжег листы, аккуратно скидывая золу в пепельницу, с видом никогда не проигрывавшего человека. Я беспомощно наблюдала за тем, как надежда остановить строительство радиоактивной свалки превращается в никому не интересный мусор. Надежды больше нет. А завтра Женька начнет опасную игру, которая на самом деле будет одним из видов самоубийства.
Было от чего впасть в панику. Но должен же быть выход. Ведь все складывалось вроде бы так удачно, даже редактор сначала поверил в реальность призрака. Жаль, что ему не хватило правдоподобия. Озарение пришло внезапно. Идея была простая, но надежная. Жене пока говорить ничего не буду. А в случае неудачи вообще умолчу о своем предприятии — третье разочарование за один день, это все-таки слишком. Но чем больше я над этим думала, тем больше убеждалась, что это единственный оставшийся шанс.
В последний момент спохватилась что, отправляясь «на дело» я и не подумала о том, что буду делать, если обнаружу Монастырского в окружении счастливого семейства. Но, дуракам везет, и Викентий Андреевич после осмотра квартиры отпустил охрану, в одиночестве отправившись почивать в небольшой, метров так 30, уютной спаленке.
Прежде чем переходить к исполнению задуманного, я бросилась к зеркалу подготавливать эффектный выход. Мгновенное усилие — и в зеркале отразилась непонятная фигура в саване, в которой было можно с натяжкой узнать представителя сильной половины человечества. Для успеха моего плана требовалась более тщательная отделка.
Я волновалась, что ничего не получится с первого раза, ведь на убедительную Мэрилин у меня ушло почти 3 дня… Да и оригинала не было под рукой. Но не лететь же обратно. Тем более, что достоверно скопировать требовалось только лицо — под развевающимся саваном остальное будет не видно.
Эх, была не была, я закрыла глаза пытаясь как можно четче представить Женино лицо. Это удалось без особого труда. Даже слишком легко. Русые непослушные волосы, высокий лоб, расширяющиеся к вискам густые темные брови, «египетский» разрез глаз, высокие скулы, изогнутые насмешливые губы, четко очерченный подбородок, длинная мускулистая шея, чуть выступающие ключицы, скульптурная грудь… стоп, кажется, я увлеклась.
Посмотрев в зеркало, я в который раз убедилась, что практика — критерий истины. Постоянные тренировки сказывались — мое отражение вполне могло быть Жениным родным братом. Пару минут корректировки, и оно могло выдержать сравнение с оригиналом. А потом я принялась за художественную отделку образа, и конечный результат составил предмет моей заслуженной гордости. Некоторое беспокойство доставлял голос. Одно хорошо — от природы он у меня довольно низкий. Придется говорить шепотом.
Осторожно заглянула в спальню. С минуту полюбовалась на идиллическую картину — Викентий Андреевич, облаченный в бирюзовую пижамку, спал сном младенца. Пора было появляться на сцене. Наклонившись над спящим, я тихонько прокашлялась.
— Кхе-кхе — надо же, это вполне невинное действие произвело эффект разорвавшейся бомбы — Монастырский как ужаленный подскочил на своем ложе
— Кто здесь? — естественный вопрос, но вот его исступленный взгляд определенно внушал беспокойство. На всякий случай я отлетела подальше. А то хватит сердечный приступ — а мне совестью мучайся.
Не получив ответа, но, разглядев в полумраке комнаты темную фигуру, он с проворством, неожиданным для его солидного возраста и положения, соскользнул на пол с противоположной от меня стороны кровати.
— Спишь спокойно? Совесть не мучает? — печально поинтересовалась я, подлетая поближе.
Он бросился к тумбочке. В поисках совести, наверное. Я с интересом наблюдала за его действиями. Монастырский тем временем нашел, наконец, в ящике, как оказалось, вовсе не совесть, а обыкновенный пистолет, и, недолго думая, выстрелил в меня несколько раз. Вот это да! Ни здравствуйте, ни до свиданья — сразу стрелять, и ведь оба раза попал. Хорошо все-таки, что я это я, а кого другого ведь и убить можно было! Да, определенно, люди с чистой совестью так себя не ведут. Надеюсь только, что на выстрелы не сбегутся все соседи и не испортят мне бенефис. Значит, действовать надо быстрее и эффективнее. Тем более что после такого беспардонного поведения со стороны Викентия Андреевича, я окончательно избавилась от угрызений совести и развернулась на всю катушку. И пустила в ход недавнее изобретение — потустороннее свечение.
