Схватив ружье, Хокинс направил его на меня, но глаза его были основательно заляпаны бобами, так что первый выстрел пропал даром. Второго не было – я угостил его таким мощным ударом в подбородок, что сломал челюсть, да вдобавок еще и подковал двумя точными пинками в лодыжки. Бандит мрачно повалился на пол и там затих.
Я поискал дядюшку Исайю, но того нигде не было, зато дверь скрипела, распахнутая настежь. Я выпрыгнул из дома и вижу – дядюшка взбирается на спину Капитану Кидду. Я крикнул, чтобы он немного обождал, но дядя ударил, коня пятками в ребра и помчался, не разбирая дороги, прочь от страшного места. Вот только направление он взял не на север – обратно в Бизоний Хвост, а на юго-восток – в сторону гор Призрака. Я схватил с пола кольт и поскакал следом, хотя и без особой надежды когда-нибудь его догнать. Дело в том, что мне пришлось взять коня Гризли Хокинса – слов нет, хороший конь, но и в подметки не годилс Капитану Кидду.
И если бы Капитан Кидд не придерживался однажды принятого решения, что никто, кроме меня, не имеет права на нем ездить, я бы до сих пор плелся за дядюшкой Исайей. И надо отдать тому должное: наездник он был превосходный, раз сумел так долго удержаться в седле.
Я уже видел горные вершины в просвете между его задом и седлом, но в конце концов Капитан устал от такого надругательства над моим авторитетом. Дотянув кое-как до тропы, где на него впервые сегодня накатило, он вдруг понурился, немного подумал и пошел куролесить: ерзал головой по траве, оглушительно ржал, а задними ногами взбрыкивал так, словно копытами хотел сшибить с неба солнце – ну прямо Судный день устроил, да и только! Дядюшка Исайя держался молодцом, пока Капитан не стал делать мощные прыжки, точно пробуя силы перед полетом. Тут дядюшкины нервы не выдержали. С воплем отчаяния он выпустил поводья, вылетел из седла и закувыркался в чащу.
Капитан Кидд удивленно фыркнул ему вслед, рысью перебежал на лужайку с молодой травой и занялся обедом, а я слез с хокинсова коня, и проследив движение дядюшки по сломанным кустам и примятой траве, нашел его и освободил из густых зарослей терновника. Одежда свисала с него лохмотьями, кожа вся была расцарапана, а значительная часть роскошных бакенбардов осталась на колючках. Со стороны казалось, будто дядюшка только что выдержал сражение с целым семейством кугуаров.
Однако он не растерял в терниях враждебного ко мне отношения и, едва оправившись, ядовито прошипел:
– Понимаю, зачем ты так стараешься, – слова прозвучали так, словно я нарочно подговорил Капитана бросить его в колючие заросли, – но ты не получишь ни цента. Я один знаю то место. Пока не вырвешь мне все ногти, не скажу… И то еще подумаю.
– Мне известно, что у вас где-то спрятаны деньги, – сказал я, оскорбленный до глубины души, – но мне они не нужны.
Он насмешливо фыркнул, а затем саркастически произнес:
– Тогда для чего ты таскаешь меня по этим чертовым горам?
– Потому, – говорю, – что вас хочет видеть мой старик. И вообще, хватит глупых вопросов! Папаша наказывал мне держать язык за зубами и не болтать лишнего. Я поискал коня Гризли Хокинса, но тот уже куда-то смылся. Похоже, у этого коняги, как и у его хозяина, тоже были пробелы в воспитании.
– Я должен найти коня, – раздраженно сказал я.– Вы меня подождете?
– Будь уверен, – ответил дядюшка, и глаза его сверкнули. – Иди и делай свое дело. Я подожду.
Но я пристально посмотрел на него и с сомнением покачал головой.
– Не подумайте, что я вам не доверяю, – сказал, я ему, – но сдается мне, что только отвернусь, как вы тут же дадите деру. Мне, право, очень неприятно, но я обязан доставить вас на Медвежью речку в целости, а потому придется вам покуда отдохнуть связанньм.
Он, конечно, давай возмущаться, но я настаивал. В результате, отправляясь на поиски верхом на Капитане Кидде, я мог за дядю не волноваться: узлы моего лассо были ему не по зубам. Зато он дал волю языку и, лежа у обочины на травке, осыпал меня такими крепкими словечками, что разболелись yши.
Чертов коняга Хокинса забрел гораздо дальше, чем я предполагал. Он слегка прогулялся по тропе на север, а затем по непонятной причине свернул к западу. Через некоторое время я услышал за собой конский топот и, скажу честно, занервничал, подумав, что парни Хокинса вернулись из налета, главарь им все рассказал, и бандиты бросились в погоню, чтобы схватить бедного дядюшку Исайю и пытать, пока тот не расколется, где схоронил свои сбережения. Я уже пожалел, что не догадался оттащить старика подальше от тропы и спрятать в кустах. Я уже решил было послать коня Гризли подальше и вернуться, как вдруг увидел его, мирно пасущегося среди деревьев. Быстро поймав коня, я повернул на тропу, рассчитывая взять по ней немного к северу от места, где оставил дядюшку Исайю. Но не проехал и половины пути, как вновь услышал впереди конский топот.
Тогда я взлетел на гребень холма и посмотрел вниз. По тропе в северном направлении ехала группа всадников, и среди них дядюшка Исайя – по конвоиру с каждой стороны. Моего лассо на нем уже не было, однако он не выглядел счастливым. Я понял, что мои наихудшие подозрения оправдались: банда Хокинса погналась по нашему следу, и дядюшка Исайя оказался у них в когтях.
Отпустив чужого коня, я потянулся за кольтом, но так и не решился стрелять: люди ехали, сбившись плотной кучей, и я опасался ненароком задеть старика. Тогда я отломил от дуба небольшой, толщиной с мою руку, сук и с воплем: «Я спасу тебя, дядюшка!» поскакал вниз по склону.
Нападение было настолько неожиданным, что бандиты не успели противопоставить ему ничего, кроме воплей. Капитан прошелся среди их коней, как лавина в молодом ельнике. Он до того разгорячился, что я не успел его вовремя сдержать, и лошадь дядюшки Исайи, раскинув копыта, тоже оказалась на земле. Дядюшка ударился головой об утоптанную полоску земли и завизжал.
Бандиты вокруг орали, стреляли и размахивали ножами. Они накатывались на меня и, словно разбившиеся о скалу волны, откатывались обратно. Привстав в стременах, я начал крушить их поголовно направо и налево. Воздух наполнился кусками коры, дубовыми листьями и клочьями скальпов. Через минуту землю усеяли тела моих врагов, изрыгающих вперемежку с выбитыми зубами душераздирающие вопли и проклятия на мою голову. Клинки весело сверкали на солнце, кольты дружно палили, но глаза негодяев запорошила мешанина из искр, крови и щепок, так что целиться толком они не могли. В самый разгар схватки, когда в воздухе висел густой пороховой дым, лошади ржали, люди вопили и над всем господствовал треск моей дубины о черепа врагов – трах-трах-трах! – в шум сражения ворвался вой стаи гиен, и с севера на нас вылетели какие-то люди – новая кровожадная банда!
– Вот он! – заорал один из них. – Вон – ползает под лошадями! За мной, парни! У нас не меньше прав на его деньги, чем у других!
Они во весь опор влетели в гущу сражения, молотя кольтами по нашим головам, и через секунду началась невообразимая свалка с тремя враждующими сторонами: парни дрались пешие и конные, все перемешалось и закрутилось в бешеном смерче, в котором две банды отчаянно пытались уничтожить друг друга, а я изо всех сил помогал им в этом благородном занятии.
На дядюшку Исайю то и дело наступали ногами и копытами, и он орал благим матом где-то под нами. Наконец своим опустошительным инструментом я расчистил чуток пространства и, нагнувшись, поднял его за шкирку, бросил на седельную луку и стал пробираться к флангу сражения.
Но тут один верзила из свежей банды, завывая индейцем и паля во все стороны, пробился ко мне сквозь заторы. На его лицо струйкой стекала кровь из полуснятого скальпа. Он попытался выстрелить в меня, но курок только щелкнул, извещая, что патроны кончились. Тогда верзила наклонился вперед и длинной лапой ухватил дядюшку Исайю за ногу.
– Дай сюда! – заорал он. – Это моя добыча!
– Отпусти его, не то хуже будет! – зарычал я, в бешенстве пытаясь вырвать дядюшкину ногу из лапы негодяя, но тот вцепился в нее мертвой хваткой, а бедный дядя выл кугуаром, попавшим в волчий капкан. Видя такое дело, я размахнулся тем, что еще оставалось от дубины, и опустил на голову бандита. Тот буркнул что-то неразборчивое и выпустил ногу. Я не стал мешкать, а повернул коня и помчался прочь с поля боя. Парни были настолько заняты друг другом, что моего бегства никто и не заметил. Правда, вдогонку кто-то пальнул из винчестера, но все обошлось, разве что у дядюшки Исайи пуля отстрелила мочку уха.
Я направил коня по тропе на юг, звуки кровавой бойни стали постепенно удаляться и наконец стихли совсем. Дядюшка Исаяя, не переставая, на что-то жаловался – никогда прежде не встречал я такого охотника до жалоб, – но времени терять было никак нельзя, и я не стал сдерживать коня, пока мы не отмахали несколько миль. Лишь потом я попридержал Капитана Кидда и вежливо осведомился:
