– Ступа как ступа, Фома ты недоверчивый… очень даже исправная. Ну, ни пуха ни пера, участковый! Возвращайтесь побыстрее.
Черный ворон взмыл ввысь, указывая дорогу. Я сунул недовольного Митьку на дно ступы, чтоб не мешался под руками, и взялся за помело. Стрельцы перекрестились, сняв шапки. Ладно, не отпевайте раньше времени.
Мы плавно поднимались…
Полет проходил ровно, без приключений. Ворон молча летел впереди, и мы двигались за ним, как на веревочке. К управлению помелом я приноровился очень быстро, воздушных ям на такой высоте не было, перелетные птицы нас тоже не беспокоили. Митька вылез-таки на край ступы, глянул вниз, присвистнул и, балансируя крыльями, спустился на прежнее место.
– Че-то мутит меня, воевода-батюшка. Может, передохнем где на поляночке? Я перья почищу, зернышек поклюю, может, и букашкой какой порадуюсь…
– Нет.
– Никита Иваныч, да за что ж вы все сердитесь на меня, горемычного? – взвыл петух. – Я, что ли, по доброй воле в этих перьях пыльных ходить подрядился? Нет, чтоб пожалеть бедолагу…
– Нечего из себя униженного и оскорбленного строить, – нервно огрызнулся я, – превратили тебя в петуха, значит, так для общего милицейского дела надо! Будь любезен выполнять…
– Ну вот он я, выполнил… Сижу тут на дне, клювом в стенку, гребешок этот дурацкий вечно над глазом нависает, только обзор портит… А с саблей острой зачем на меня бросались?
– А на фига тебе меня будить понадобилось? Разорался во всю глотку! Не мог, в конце концов, просто подойти, деликатно похлопать по плечу – дескать, вставать пора. (На секунду я сам представил себе такую картинку и аж вздрогнул: ранним утром, когда едва разлепляешь глаза, рядом с тобой стоит горделивый петух, фамильярно хлопает тебя крылом по спине и громогласно заявляет: «Подъем, участковый!» Это ж на всю жизнь заикой останешься…) Извини, я не знал, что это ты.
– Да как вы могли меня с нашим дворовым петухом спутать? У него и грудь уже, и шпоры короче, и хромает он, а хвост у него красный, а у меня – вон, зеленый. Гораздо красивее…
– Хватит, расхвастался, павлин несчастный! Тебя хоть Яга ввела в курс дела, куда летим и зачем?
– Никак нет, воевода-батюшка. Я как утречком-то проснулся, крылышки расправил, шейку к солнышку потянул, так и… едва на спину не хлопнулся. Пресвятая Матерь Божья, что ж это со мной сотворилось?! Оглядел себя – весь в перьях, ровно пташка перелетная, но покрупнее в теле буду. Подбежал к ведерку, глянул в воду – как есть петух! А тут и бабуленька наша входит, чтоб ей в гробу не кашлялось…
– Понятно. Нас обоих поставили перед фактом. Тогда слушай внимательно. Мы едем (в смысле, летим) на одну очень важную оперативную встречу. От исхода сегодняшних переговоров зависит судьба завтрашнего дня. Поэтому постарайся вести себя достойно работника милиции, червячков в цветочных горшках не выискивай, без дела клюв не разевай и, главное, не путайся у меня под ногами. Вопросы есть?
– Один, маленький, – подумав, сообщил Митька, – кто нас там ждет?
– Кощей Бессмертный.
– А-а-а-а!!!
– Один из крупнейших уголовных авторитетов в ваших краях, – невозмутимо продолжал я, совершенно игнорируя отчаянные попытки петуха изобразить невменяемую истерику. – Он намерен переговорить с нами по поводу объединения усилий в борьбе с засилием иностранной магии на территории, вверенной лукошкинскому отделению. Похоже, эта проблема живо затронула всех. Ты что-то там хотел кукарекнуть или мне показалось?
– Ники-ки-ки…
– Не понимаю, крякай отчетливее.
– Я ж не утка какая… – на мгновение обиделся Митяй, потом вспомнил о своей трагедии и снова затрясся: – Ники-ки-ки-та Иван-н-ныч… не хочу… не могу… не буду… и не уговаривайте! Остановите ступу – я сойду.
– Да ради бога. – Я меланхолично шевельнул плечом и переложил помело перпендикулярно заданному курсу.
Ступа так резко затормозила, что мне едва удалось поймать слетевшую фуражку. Митька взлетел вверх, вцепился когтистыми лапами в деревянный бортик и, поудобнее угнездившись, глянул на меня глазами, полными упрека:
– Батюшка сыскной воевода, вы что ж, опять породу мою с кем-то путаете? Отсель вся земля одной тарелкой расписной кажется. На такой высоте только орлы летают, а я – петух, птица нежная, домашняя, если упаду, так и перышка целого не останется. Уж сделайте такую христианскую милость – опуститесь на поляночку…
– Нет проблем, Митя, – честно ответил я, – раз ты решил предать меня, Ягу, все наше милицейское дело – беги. Я даже не буду настаивать на том, что ты давал присягу и в данном случае тебя бы должны «покарать суровые руки твоих же товарищей». Просто мы улетели от города километров на сто семьдесят, внизу сплошные леса, полные гостеприимных лисичек. Как ты считаешь, у одинокого петуха много шансов добраться до дома?
После минутного раздумья петух принялся активно биться лбом об борт ступы.
– Предположим лучшее – тебе повезло. Ты не разбился в лепешку, а удачно влетел носом в муравейник. Лиса, волк, куница, барсук, хорек или кто-то еще выпустили-таки из грязных лап героического домашнего кукарекальника. В лукошкинские ворота гордо вбежал полуощипанный петух и принялся, плача, целовать родную землю. Что дальше? Дальше что, Митя? С гребешком и в перьях кому ты, на фиг, нужен? Только в суп… Расколдовать тебя может лишь Яга, но станет ли она это делать? Чем бы ни завершилась моя дипломатическая миссия у Кощея, мне почему-то кажется, что наша бабушка вряд ли будет особо церемонна с предателями…
– Да не предаю я вас, не предаю! – взвыл пристыженный Митька. – А только жить очень хочется.
– Всем хочется. И мне, и Яге, и Кощею, и Шмулинсону – всем… И немцы эти, и нечисть их заезжая – тоже жить хотят. Работа у нас такая, в милиции не все делаешь как хочешь, больше – как должен. Так что прекрати мне тут изображать трогательную барышню-курсистку и берись за дело. Посмотри, похоже, ворон заметил нашу остановку и спешит узнать, в чем дело. Ну, ты как – со мной или пешкодралом до Лукошкина?
Митька снова спрыгнул вниз и, нахохлившись, молча просидел там всю дорогу. Ближе к обеду мы были на месте.
Лысая гора ничем особенным не выделялась. Кроме своей полнейшей лысости, естественно. Так, не слишком высокий песчаный холм в дремучем лесу. Стволы вековых сосен стоят так плотно, что пробиться сквозь их сомкнутый строй нет никакой возможности. Попасть на Лысую гору можно только сверху. Я дважды заходил на посадку, пока не приземлился на очень удачном пятачке, прямо на макушке. Выпрыгнул наружу и по щиколотку увяз в белесом песке, а черный ворон, сделав круг, уселся на борт ступы.
– Вот мы и прибыли, участковый. Ну да дело не ждет, давай-ка побыстрее к Кощею заявимся, хозяин у нас больно строг и очень точность ценит…
– Растудыть его в качель, какой пунктуальный… – хмуро раздалось со дна ступы. Бедный ворон едва не поседел от ужаса:
– Это… кто это?! Ты кого ж… да как ты посмел, ищейка милицейская?! В Кощеево царство петуха тащить? Совсем мозгов нет?
– Ты мне повыражайся тут! – рявкнул петух, взлетая на борт. Митька вздыбил перья, сдвинул гребешок на правый глаз и, грозно раздувая грудь, спросил:
– Ну, кто тут на нас с участковым?
Черный проводник только распахнул клюв, глядя квадратными глазами.
– Эта благородная домашняя птица – на самом деле младший сотрудник нашего отделения. В приглашении не оговаривался состав нашей делегации. Если Кощея что-либо не устраивает, значит, переговоры не состоятся. Можешь слетать, доложить, минут десять мы подождем…
Ворон потерянно кивнул, неуклюже, боком спрыгнул наземь и резво засеменил в сторону. Шагах в двадцати от нас он трижды отрывисто каркнул, и в песчаном холме открылась потайная дверь…
– Митя, ты чего там бормочешь?
– Молитву творю Николаю Угоднику.
– А-а… дело хорошее. О чем просишь-то?
– О том, чтобы Кощей разобиделся и нас не принял… Да не отвлекайте же меня, Никита Иваныч!
– Не буду, не буду, извини… Молитва – это святое, продолжай.
Через пару минут из дверного проема, кувыркаясь, вылетел комок черных перьев. Нашего потрепанного сопровождающего я узнал далеко не сразу. Ворон едва не влип в ближайшую сосну и уже оттуда сипло прокричал:
– Идите… ждет… в большом раздражении… мама!
– Мама в раздражении? – не понял Митька, но ворон только всхлипнул и заскользил по стволу вниз головой.
– Ладно, пошли, раз зовут. Не отставай только. – Я поправил фуражку и отважно шагнул в проем, петух следовал за мной нога в ногу.
Буквально через первые же десять ступенек из стены высунулось уродливое привидение, с воем протягивающее к нам прозрачные руки. Я хорошо помнил таких еще с прошлого визита, они сильны лишь твоим страхом, если не обращать внимания – сами развеются. Но Митька-то этого не знал! Мгновение спустя он взлетел мне на плечо и в несусветном испуге так заорал «Кукареку!», что стены задрожали. Мощное эхо подхватило петушиный крик, донеся его в усиленном виде до самых стен подземного дворца. Что началось… Малахольные привидения дохли тут же, на наших глазах. Те, кто покрепче да попривычнее, с воем уползали в неведомые норы. Узорная ограда внизу из живых челюстей чугуна скуксилась и пожухла, кое-где покрывшись сетью мелких трещин. Ступеньки под нашими ногами несколько закачались…
