Книжка больно толстая? Читай-читай, при случае за умного сойдёшь, блестнув цитатой!
С лёгкой руки Иоганна Вольфганга (а его долгий и славный путь сам по себе увлекательный роман) образ беспокойного доктора зажил в литературе и искусстве самостоятельно. Появился даже термин «фаустианство».
Разные авторы делали Фауста своим героем – или использовали его историю в иносказательном смысле. Лучшие режиссеры ставили спектакли по этой трагедии. Итальянец Арриго Бойто и француз Шарль Гуно написали каждый по опере («Са-та-на там пра-авит бал!»). Особенно удачно Мефистофель правит бал в исполнении Шаляпина.
Потому что успешно использовать образ, созданный гением, под силу только другому гению.
Пушкин не стал полностью переводить трагедию, а написал совершенно самостоятельные «Сцены из «Фауста». Его героем движут не благородные побуждения, но обыкновенная хандра. Он так и говорит: «Мне скучно, бес»…
(Сразу видно, что в ссылке написано!)
Александр Сергеевич даже отправил своё сочинение самому Гёте, благо великий старец был ещё жив и ясен умом. Гёте так растрогался, что послал дерзкому русскому в подарок гусиное перо, которым был написан «Фауст». (На самом деле, конечно, этих перьев был целый воз – книга-то толстая!)
А «Шагреневая кожа» Бальзака? Это тот же «Фауст», только осовремененный и офранцуженный. Неспроста же старичок-антиквар, что подсунул бедному студенту Рафаэлю талисман, исполняющий все желания владельца, так напоминает… Ну вы поняли, кого.
А «Искушение Фодерингея» Герберта Уэллса? Там сатана возникает на холсте из-под кисти бедного художника и предлагает ему за душу два, нет, три, нет, ладно, пять шедевров! Но фиг ты упёртого английского ханжу соблазнишь!
А повесть Куприна «Звезда Соломона», в которой к скромному российскому чиновнику является хромой адвокат по имени Мефодий Исаевич Тоффель?
А «Мастер и Маргарита» Булгакова с его знаменитым эпиграфом? Тень «Фауста» ощутимо реет над этим великим, но и спорным текстом…
Но первенство здесь, несомненно, принадлежит соотечественнику Гёте – Томасу Манну с его «Доктором Фаустусом». Это поразительный и страшный роман и об искусстве, и о политике. Композитор Адриан Леверкюн продал (в своём воображении, тронутом болезнью) душу в обмен на гениальную музыку. Точно так же немецкий народ продал душу Гитлеру за обещание мирового господства – вот что имел в виду автор. Мол, мы, немцы, – нация трагически обманувшихся Фаустов, а не голодное стадо взбесившихся от музыки Вагнера истинно арийских свиней, визжащих: «Курка! Млеко! Яйки! Пух-пух!»
Ну-ну. Бес попутал, с кем не бывает…
А от шедевра Томаса Манна прямой путь к антиутопии фантаста Томаса Диша «Концлагерь», герои которой, узники режима, соглашаются на заражение особой спирохетой в обмен на месяц – всего лишь месяц! – подлинной гениальности. После этого будет распад мозга и смерть, но никто – ни один! – не отказывается…
Фантасты вообще взялись эксплуатировать Фауста в хвост и в рожки! Ведь это такая богатая тема: гениальный учёный – великое открытие – непредсказуемые последствия…
У Терри Пратчетта есть весёлая и мудрая повесть «Фауст (зачёркнуто) Эрик». У Майка Суэнвика – жуткая антиутопия «Джек/Фауст». Совместный роман Роджера Желязны и Роберта Шекли озаглавлен цитатой из трагедии Гёте – «Коль с Фаустом тебе не повезло»…
А русский писатель Андрей Столяров вообще довёл фаустианство до логического конца. В его мини-романе «Маленькая Луна» настырный учёный-биолог дьявола не вызывает, а выводит в лабораторных условиях – но с теми же печальными последствиями. А душу свою он потерял давно – на пути к успеху подставил коллегу-соавтора, предал любимую…
Вот так и протянулась эстафета от средневековой мистерии до наших дней, и отслеживать её этапы, поверьте, – занятие интересней любого детектива…
…Прага была хоть и не золотая, но великолепная.
– А станет ещё лучше! – уверял мистер Келли. – Вместо булыжников под ногами у нас будут лежать золотые слитки…
– Ну да, – сказал Филимонов. – И грош цена тогда будет вашему золоту…
Антютик приземлился аккурат на Карловом мосту.
– Ну, я не прощаюсь! – сказал на прощание бесёнок.
– Само собой, – подтвердил Джульверн. – Мои предложения остаются в силе.
И маленький трёхгрошовый искуситель исчез, оставив по себе только сизый вонючий выхлоп.
Кузьма-Демьян прикинул, в каком обличье ему существовать, – и через некоторое время предстал в облике толстого и брыластого голубя. Голубь покряхтел, поднатужился, замолотил крыльями и кое-как поднялся в синее пражское небо.
Занимался рассвет, и город был безлюден – только какая-то шайка молодых людей нестройно шагала по улице, возвращаясь после ночной попойки.
Шли они, сильно шатаясь и поддерживая друг друга, а вот пели слаженно:
Хоть высок души полёт,
Все мечты о низком:
Тело бренное влечёт
К пиву и сосискам.
Брюхо знать себя даёт
Бульканьем и писком —
То кишка кишке поёт
«Доминус вобискум».
Если каждый божий день
Этак вот поститься —
Можно превратиться в тень,
В символ превратиться!
Чем терпеть такую хрень,
Лучше удалиться
Под таинственную сень,
Где и удавиться!
Всяк судьбу свою клянёт
Письменно и устно.
Всякий новый день несёт
Новое паскудство.
Но возрадуйся, народ,
К чёрту словоблудство —
К нам на выручку придёт
Царское Искусство!
Вот закончится зима,
И тогда, о братья,
Нам Алхимия сама
Распахнёт объятья!
И наполнит закрома,
И могу сказать я,
Что нажрётся задарма
Каждый, без изъятья!
И затеплится огонь
В старом атаноре,
И запляшет Красный Конь
На Зелёном Море.
Это пламя только тронь —
И в последнем споре
Камень ляжет на ладонь
Скептикам на горе.
Озарится всё само
Философским светом,
Станет золотом дерьмо
Не поздней, чем летом!
Знайте тайное письмо:
Под большим секретом
Сам великий Бальзамо
Сообщил об этом!
Дальнейшие подробности грядущих чудес потерялись в узких улочках Праги.
– Ну вот – и просвещённое студенчество меня поддерживает, – сказал астролог. – Получение Философского Камня не за горами, а поэтому – вперёд!
– Неудобно будить стариков в такую рань, – заметил Костя. – Пошлют нас подальше эти алхимики…
– Ничего-ничего, – сказал корноухий учёный. – Как раз самое время. У городских стражников сейчас пересменок. Уж я-то знаю… Адепты Философского Камня здесь на одной улице живут, она так и называется – Златна уличка. Весь цвет научной Европы собрал к себе в Прагу император Рудольф фон Габсбург, второй этого имени! Очень даже удобно: один шарлатан пошлёт – пойдём к другому… Да и не все они старики… И не все шарлатаны…
Конечно, мысль использовать алхимиков была так себе, но ведь другой-то и вовсе нет!
Хорошо хоть, что Златну уличку не пришлось искать – мистер Келли явно был в имперской столице как дома.
– Здесь живёт мой давнишний приятель Гуго Бременский, – показал астролог на дверь, обитую медными бляхами. – В прежние времена у него всегда можно было угоститься моравским пивом… Вот дьявол!
Дверь гостеприимного Гуго была опечатана шнурком между двумя блямбами красного сургуча.
– Печать императорская… Допрыгался, голубчик, – вздохнул Келли. – А я ведь его предупреждал – нельзя сыпать в астральный настой непрокалённую мочевину в таких количествах, мера нужна… Ну да он тут не один такой, с ним соседствует старый гейдельбергский бурш Фриц Доппелькюммель. Он чуть ли не с самим принцем Гамлетом на одном курсе учился! Пива у него не допросишься, зато…
Но узнать, чем угощал пожилой студент вместо пива, не пришлось: и следующая дверь была тронута государственным сургучом.
– Фрица-то за что? – пожал плечами корноухий. По голосу было слышно, что астролог встревожился.
Он метался от дома к дому, благо улица была узкая – и везде натыкался на следы царственного вмешательства.
– Тенденция, однако, – сказал Джульверн. – Борьба с генетикой, кибернетикой, алхимией и прочими лженауками… Надеюсь, за домами репрессированных не следят, мистер Келли?
Корноухий лихорадочно озирался.
– Неужели старину Руди попёрли с престола? Кто бы при нём осмелился хоть пальцем тронуть императорского алхимика? Значит, надо… Надо…
Костя молчал, но чувствовал, что назревают крупные неприятности.
– Надо тупо тикать! – сказал Джульверн. – Причём в разные стороны. Нам в одну, а вам, господин астролог, в другую…
– Постой, – сказал Костя. – Дядя Эдик, с золотом мы обломились, это сто пудов. А нет ли тут такого учёного, чтобы разбирался в этих… в големах?
Он ведь чуть не забыл о Колобке!
Мистер Келли даже подпрыгнул:
– Да! Вот оно! Именно в Праге именно такой учёный и живёт! Правда, придётся пройти в здешнее гетто, но мы же с вами выше мещанских предрассудков…
