— Только не лги мне, Фритц. Я знаю, что твои Правила это запрещают.
Я мысленно проконсультировался с Правилами. На самом деле они были несколько двусмысленны на этот счет.
— Она принимает ванну, хозяйка.
— Ага! Я так и знала! Маленькая мерзкая тварь!.. Фритц, я буду с тобой откровенна.
— Благодарю, хозяйка, но быть может…
— Я люблю своего мужа. Я также люблю эти чудесные мягкие перины, замечательную библиотеку со множеством романтических книг и запах «Кровавой Мэри» по утрам. Я не позволю, чтобы все это отняли у меня!
— Конечно, хозяйка, — понимающе сказал я. — Если бы кто-нибудь покусился на моих засахаренных скорпионов, клянусь вставной челюстью своего деда, я бы тоже…
— Прекрати, Фритц.
— Хорошо, хозяйка.
— Вставная челюсть твоего деда? Что за вздорная клятва!
Деликатно прикрыв рот ладонью я проделал соответствующие манипуляции.
— Она педефо'ит ф нафей фемье от отса к…
— Ладно-ладно, я поняла! Но я все равно этого так не оставлю. Я намерена убить эту потаскушку!
Челюсть никак не хотела становиться на место.
— Где-нибудь ближе к обеду. Передай Анатолю, что сегодня мне не понадобиться бифштекс с кровью. Крови и без того будет предостаточно. О да! Я бы даже сказала более чем достаточно! Знаешь сколько в человеке крови?
— Более чем достаточно, хозяйка.
— Вот именно!
— Как скажете, хозяйка.
День уже не просто обещал быть необычным, он стал необычным во всех смыслах этого слова. Одно убийство где-нибудь в четверть второго — это уже кое-что, но сразу два — это нечто!
Спустившись на кухню я обнаружил Анатоля в смятенных чувствах. Веревка, хвала Нечистому, была забыта и небрежно заброшена в корзину с грибами.
— Она заказала фаршированные артишоки, — сказал повар. — В первый раз за столько лет я смогу приготовить что-то помимо бифштекса с кровью!
— Фаршированные артишоки?
— Да, да! Изумительная девушка. Какой шарм, какая королевская непреклонность! Никаких гамбургеров и чизбургеров, никакой пиццы от этих чертовых макаронников. Она так и сказала — "чертовых макаронников", клянусь тебе, Фритц! Фаршированные артишоки! Какой вкус, какой блестящий выбор!
— Я как раз думал насколько необычен сегодняшний день, но клянусь тебе, Анатоль, ты только что сделал его поистине удивительным. Фаршированные артишоки на обед? Этот замок не видел подобного тысячу лет!
— Вот это вызов, верно?
— Верно. И раз уж ты с таким энтузиазмом взялся за дело, то учти, что Страшила все еще страдает несварением желудка. Приготовь ему на обед что-нибудь попроще. Свиные ребрышки с мятным соусом, кажется, не пошли ему впрок.
— Попроще? Попроще?! Я кулинар, а не производитель собачьего корма.
— Тогда я принесу из кладовки побольше ароматических свечей. Бедняга пускает газы не переставая.
— Делай что хочешь, Фритц, только не отвлекай меня от работы. Фаршированные артишоки не терпят суеты! Кстати, наша очаровательная гостья просила, чтобы ты зашел к ней сразу.
— Ты хочешь сказать — сразу как освобожусь?
— Я ничего не хочу сказать, а она сказала просто — "сразу".
Вот так «сразу». Я сверился с правилами, но там ничего не было сказано про «сразу». Подобное вопиющее нарушение этикета, по всей видимости, просто не укладывалось в голове у составителей. Сразу! Merde! — как сказал бы мой добрый французский любитель фаршированных артишоков. В этом замке два вампира, два человека — повар и конюх (которого я не видел на службе месяцами, после того как граф, поддавшись веяниям моды, обменял последнего скакуна на черный автомобиль), одна страдающая от расстройства пищеварения собака и вдобавок еще — американка. А я, между прочим, один на всех. Я не могу являться просто «сразу» по первому зову. Запихнув в рот скорпиона с цукатами я отправился (теперь уже не просто «сразу») к нашей гостье.
Белокурая американка все еще принимала ванну. Укутанная нежными перьями пены она посмотрела на меня долгим взглядом из-под полуопущенных ресниц.
— Вы хотели меня видеть, м'дам?
— Да, Фриц. Я решила, что была чересчур строга с тобой. Несправедливо строга.
— Фритц, м'дам.
— Что?
— Меня зовут Фритц, м'дам.
Из белоснежного облака высунулась девичья ножка с безупречным педикюром.
— Подойди-ка поближе, мой милый горбун…
— М'дам? — подозрительно спросил я, не двигаясь с места.
— Я хочу поговорить с тобой, Фритц.
— В последнее время, м'дам дам, эта фраза преследует меня по пятам.
— Что?
— Я весь внимание, м'дам.
— Сколько граф платит тебе, Фритц?
— Один золотой в месяц, м'дам.
— Золотой?..
— Да, мадам.
— Всего один?
— Боюсь, что так, м'дам.
— Посмотри вон там, на тумбочке рядом с лампой.
— Здесь лежит какая-то бумага, м'дам.
— Это не просто бумага. Это чек! Подписанный, но незаполненный чек. Можешь вписать туда любой число, Фритц.
— Зачем, м'дам?
— Чувак! — американка, похоже, потеряла терпение. — Неужели ты не хочешь разбогатеть? Десять тысяч? Двадцать? Впиши хоть пятьдесят и заграбастай себе эти денежки — я все равно не останусь в накладе. Граф Влад будет мертв к исходу дня. Все, что тебе нужно — подлить во время обеда в его питье немного святой воды, которую я прихватила с собой. Ты получишь деньги, а я — этот замок!
— М'дам?!
— Ты — чертов уродливый мерзкий горбун, Фритц! Существо, что прислуживает исчадиям ада! Неужели ты не предашь своего хозяина, коль уж тебе выдалась такая великолепная возможность?
— С радостью, м'дам.
Да, я ответил без малейшей запинки. Да, я не испытывал ни малейших колебаний и сомнений. Да, я взял чек. Трое жителей этого замка планировали убить друг друга, а еще один — готовил фаршированные артишоки на обед. По сравнению с ними мой поступок — самое меньшее из зол.
— Без четверти час дня, Анатоль. Пора подавать на стол.
— Бифштексы с кровью, может и твоя обязанность, Фритц. Но артишоки — нет! Артишоки я буду подавать сам, лично.
— Это противоречит Правилам.
— Merde! Плевал я на правила! Это мой звездный час, пик моей славы!
— Как скажешь, Анатоль, — не стал спорить я. — Позволь, однако, заметить, что ни к чему хорошему это не приведет. Отступать от правил — чревато неприятностями. Мой дедушка всегда так говорил и посмотри что с ним стало!
— А что с ним стало? — полюбопытствовал повар.
— В своем последнем письме из местечка под названием Голливуд он писал, что снимается в каких то синематографических картинах. Хотя, должен сказать, художественного вкуса у него ни на грош. Можно мне еще одного скорпиона?
— Бери и убирайся из моей кухни!
Я взял скорпиона — объедение! — и убрался.
Граф ждал меня в обеденном зале. Казалось, он так и простоял у окна все это время. Пребывая в глубокой задумчивости, он не заметил, что я не принес обеденных блюд.
— Гроза по-прежнему бушует, Фритц, — проговорил Граф. — Мне кажется или это знак судьбы?
— О, хозяин! Эта гроза ничто, по сравнению с тем, что готовится в этом замке.
— Ты прав, мой старый добрый слуга, ты прав… Сегодня за обедом ты будешь свидетелем того, как моя жена отойдет в мир иной, а я воссоединюсь, наконец, со своей истинной любовью. Осталось всего несколько минут. Я уже слышу шаги, Фритц! Она спускается по лестнице!
Мне показалось что хозяин воспринял слово «готовится» не в том буквальном смысле в коем употреблял его я, но времени на споры не оставалось.
— Да, хозяин.
Проверив сервировку стола, я насыпал собачьего корма несчастному Страшиле. Белый пудель признательно завилял хвостом и принялся есть, время от времени пуская газы. Несчастная собака!
В зал вплыла американка. Она была одета в розовое. Я не мог не отметить, что щека хозяина слегка дрогнула при виде этого зрелища, однако, он быстро взял себя в руки. Поживи я на свете шесть столетий, наверняка тоже научился бы так владеть собой. Но, увы, я всего лишь человек, слуга вампира, и был вынужден отступить назад, в тень, дабы та скрыла выражение моего лица.
— Владик! — вскричала американка.
— Любовь моя! — вскричал граф.
— Владик, что это за ужасные звуки?!
— Видишь ли, дорогая, это… гмм…
— Боюсь это пудель, мадам, — сказал я, полускрытый тенями. — Бедняга вот уже несколько дней страдает несварением желудка.
— Я не про этого жуткого пса! Что это такое?
Я проследил за указательным пальцем. Граф проделал то же самое и я заметил, что на этот раз он вздрогнул всем телом.
— Любовь моя, мы кажется, еще не обговаривали наши музыкальные пристрастия, но я был уверен, что Вагнер придется тебе по душе.
