— Мы намерены посмотреть, нельзя ли как-нибудь возмутить граждан, — пожимает плечами Тананда. — Сокращение налогов дело хорошее, но в жизни при новых программах Цикуты обязательно должны быть какие-то раздражающие моменты. Нам надо всего-навсего раскопать их и гарантировать, что народ сочтет их раздражающими.
— Вам, ребята, нужен Глип, или нам взять его с собой? — спросил Корреш.
— Глип? — говорит дракон, снова подымая голову.
— Э-э-э-э… почему бы вам с Танандой не взять его с собой? — быстро говорит Нунцио. — По правде говоря, когда мы с ним в последний раз вместе работали, он заставил меня немного понервничать.
— Кто? Глип? — говорит Тананда, протягивая руку погладить дракона. — Нет никакого повода из-за него нервничать. Он всего лишь большой малышка и симпатяга… не так ли, парень?
— Глип! — снова говорит с невинным видом дракон, льня к Тананде.
— Хорошо. Значит, вы не против водить его с собой, — улыбается Нунцио. — Тогда решено.
— Полагаю, — рассеянно говорит Корреш, изучая в то же время дракона. — Ну, думаю, мы можем с таким же успехом приступать к делу. Большой Джули, ты не против, если мы будем передавать друг другу сообщения через тебя? Иначе нам будет затруднительно оставаться в курсе того, как идут дела.
— Нет проблем, — пожал плечами отставной генерал. — По правде говоря, по-моему, у вас и так будет хлопот полон рот, и поэтому вам не к чему тревожиться еще и из-за связи. Я буду здесь.
Попрощавшись со всеми остальными, мы с Нунцио отправляемся на поиски армейского вербовщика.
Долгое время ни один из нас ничего не говорит. Наконец Нунцио прочищает горло.
— Ну, что ты об этом думаешь?
— Я думаю, нам светят крупные неприятности, — говорю я, плотно сжав губы, — и я говорю не о связи с остальными и даже не о королеве Цикуте.
— Понимаю, что ты имеешь в виду, — вздыхает Нунцио. — Хочешь поговорить об этом?
— Пока нет. Хочу еще немного обдымать положение. А тем временем… — я нацеливаю ему в бок игривый тычок, который он, будучи Нунцио, сносит, не моргнув глазом, -… давай займемся чем-нибудь легким… вроде развала армии.
Мы хотим, чтобы вы чувствовали себя как дома!
Л. Борджиа
— Я хотел бы поздравить вас с вступлением в нашу армию, и первое, что вам следует усвоить, это следующее: мы здесь называем друг друга по имени… а мое имя — сер-Жант… Я ясно выразился?
На этом индивид, обращающийся с данной речью к нашей группе умолкает и прожигает нас взглядом. Натурально ответа нет, так как при таких обстоятельствах никто особо не рвется привлечь к себе внимание. Похоже, однако, что сержанту нужна совсем иная реакция.
— Я задал вопрос! Думаете, я треплю языком, потому что мне нравится слушать звук собственного голоса?
Ясно, что это хитрость, призванная побудить нас, новобранцев, сделать ошибку, которая еще больше разгневает сержанта, так как на данном этапе он задал не один, а два вопроса, требующие противоположных ответов, и, значит, любой данный ответ обязательно будет неверным. Другие несчастные, стоящие в одном строю со мной и Нунцио, похоже, не сознают этого и, очертя голову, вляпываются в ловушку.
— ДА, СЕРЖАНТ! — с энтузиазмом блеют они.
— ЧТО? Шутить пытаетесь?
Сержант производит полное впечатление, что вот-вот извергнет пену изо рта и станет таким буйным, что покалечит и себя, и всех, кто окажется поблизости. Почти незаметно он также задал третий вопрос, делая возможность дать правильный ответ практически недосягаемой для интеллектов в одном строю с нами.
— Нет… Э-э-э… Да, сержант… Э-э-э… Нет?
Попытка выкрикнуть ответ растворяется в общем гуле, когда новобранцы переглядываются, пытаясь допереть, чего им полагается говорить.
— ТЫ!
Голос сержанта пресекает усилия группы, когда он нацеливается на одного несчастного в переднем ряду.
— Чего ты глазеешь на него? Он кажется тебе неотразимым?
— Нет!
— Что?
— Э-э-э… Нет, сержант?
— Не слышу!
— Нет, сержант!
— Громче! Грянь так, словно вас двое!
— НЕТ, СЕРЖАНТ!!
— Вот так-то лучше.
Сержант коротко кивает, а затем снова переключает внимание на остальное построение.
Если правильно рассматривать, то это завораживающий образец групповой динамики. Сосредоточившись на одном индивиде, сержант не только позволил остальным членам группы сорваться с крючка попыток найти приемлемый ответ на его вопросы, но и внушил им, что для них действительно нежелательно оказаться выделенными им.
— Меня зовут сержант Лыбби, и в последующие несколько дней я буду вашим инструктором по строевой подготовке. Так вот, я хочу, чтобы вы сразу поняли, что в нашей армии есть три способа делать что-либо: Правильный Способ, Армейский Способ и Мой Способ… мы будем делать все моим способом! note 2 Я ясно выразился?
— ДА, СЕРЖАНТ!
Группа теперь въезжает в тему и ревет ответ, словно съезд безлошадных легавых, преследующих неосторожного пешехода.
— Ладно, теперь слушайте сюда! Когда я буду выкликать ваше имя, гряньте громко и четко, так, чтоб я знал, что вы здесь, а не бродите невесть где. Понятно?
— ДА, СЕРЖАНТ!
— Трутень.
— Здесь!
— ЗДЕСЬ ЧТО?
Парнишка, который только что ответил, такой тощий, что удивительно, как это ему удается стоять без посторонней помощи, но он нервно проводит языком по губам и набирает побольше воздуха в легкие.
— ЗДЕСЬ, СЕРЖАНТ! — кричит он, но голос у него ломается посередине фразы, делая его объявление менее чем впечатляющим.
— Вот так-то лучше, — кивает сержант, явно удовлетворенный усилием со стороны юнца. — Слеппень, Хирам!
— Здесь, сержант!
— Слеппень, Шуберт!
— Здесь, сержант!
Сержант, нахмурившись, отрывает взгляд от списка личного состава.
— Трутень? Слеппень? Это что, Слет Ненормальных Жуков?
— Мы братья, сержант, — уведомляет без всякой надобности один из двух Слеппней, так как физическое сходство между двумя этими широкоплечими индивидами было бы очевидным, даже если б их не связывала общая фамилия.
— Совершенно верно, — добавляет другой. — Можете называть меня для краткости Хи, а Шуберт предпочел бы зваться Шу, потому как иначе…
— РАЗВЕ Я СПРАШИВАЛ?
— Нет, вашбродь.
—… И НЕ НАЗЫВАЙТЕ МЕНЯ ВАШЕ БЛАГОРОДИЕ!!! Я вам не какой-то там, на хрен, офицер! Мне не требуется пожалования со стороны короны, чтоб сделаться дворянином… я родился им! ВЫ МЕНЯ ПОНЯЛИ?
— ДА, СЕРЖАНТ!
— Тогда лечь и произвести двадцать отжиманий, просто чтоб вы не забывали!
— Мгмм… это по десять на каждого из нас, Серж, или…
— ПО ДВАДЦАТЬ НА КАЖДОГО! — рычит Лыбби. — И ЕЩЕ ПО ПЯТЬ КАЖДОМУ ЗА НАЗЫВАНИЕ МЕНЯ «СЕРЖЕМ»! МЕНЯ ЗОВУТ СЕРЖАНТ ЛЫББИ, А НЕ СЕРЖ ИЛИ ВАШБРОДЬ! УСЕК, СОЛДАТ?
— ДА, СЕРЖАНТ!
— ТОГДА ПРИСТУПАЙ!
Двое братьев ложатся и начинают отжиматься, тогда как сержант снова переключает внимание на список.
— Шу Слеппень и Хи Слеппень! Это ж надо! Боже мой! А вот еще один! Осса!
— Здесь… Серж.
При этих словах Лыбби вскидывает голову, словно его ткнули в ребро… и, конечно же, так оно и есть. Употребление ненадлежащей формы обращения столь скоро после того, как его запретили, могло произойти либо по ошибке, либо по глупости, не будь оно выдано так подчеркнуто. А так не возникало никаких сомнений что это такое: вызов сержантскому авторитету… то есть, иначе говоря, глупость.
Вид у бросавшей особы еще тот. Вероятно, она в любом случае выделилась бы в строю, так как была единственной женщиной в нашей группе, хотя, возможно, с первого взгляда этого и не заметишь, заметить это удается лишь взглянув вторично, так как стояла она привычно ссутулясь. Однако полным отпадом ее делают волосы. Подстриженные до средней, гривастой такой длины, они были выкрашены в нечто, о чем я обычно не берусь судить при оценке чувихи, пока мы не сведем самое тесное знакомство, после чего мое чрезмерное джентльменство не позволяет мне делиться такими сведениями со всякими, кто не относится к джентльменам. Однако, при данных обстоятельствах, мне думается, я волен исходить из названного предположения, так как волосы, с каким бы там телом они не соединялись, хоть с мужским, хоть с женским, обычно не бывают от природы такого природного цвета… или, если уж совсем точно, цветов. У этой девахи тянулись ото лба до затылка розовые, белые, голубые и зеленые полосы… и отнюдь не пастельных тонов. Эти цвета горели с электрической яркостью, словно подпитывались ее внутренней горелкой и были бы по-настоящему пугающими, будь они нанесены, скажем, на более заурядную башку… Ну, например, мою. Мы с Нунцио уже довольно давно не ошивались на улицах, но и так ясно, что выводимый теперь вид шпаны заметно мутировал по сравнению с нашими ранними годами, когда слово «цветистый» относилось к нашим выражениям, а не к волосам!
