«Глюк» почесал нос и доверительно добил:
— По параметрам всем подходишь… Все одно, больше никого нету.
Я слегка умилилась от его обширного лексикона: вон какое умное слово знает — «параметры». Но кое-что настораживало:
— Да ты что? Выходит, я избранная. Клево! А самому — слабо? Ну, ты же бог…
О-о-о, как боги, оказывается, умеют раздуваться от важности. По мне, так жутко напоминает воздушный шарик. Что он там пытается донести в массы?
— Это не моя прерогатива спасать всех ко мне обратившихся…
Сочувственно покивав головой, дескать, достали бедное божество мелкие людишки своими просьбами, резюмировала:
— Ни фига ты не можешь, как только спихнуть со своей больной головы на мою здоровую задницу, да еще и безвозмездно. Ответь мне, «небесный очковтиратель»… А что мне будет за оказанное содействие?!
Форсет напыжился и возвестил:
— Слава и почет…
Питая отвращение к любому пафосу, я немедленно дополнила фразу:
— …Посмертно! Сильно, знаете ли, напоминает Твардовского. Что-то типа…
Нет, ребята, я не гордый.
Не загадывая вдаль,
Так скажу: зачем мне орден?
Я согласен на медаль, —
торжественно продекламировала я. И следом продолжила свою мысль: — Не-э… «благочестивый пенкосниматель»! Так дело не пойдет! На кой ляд мне почет и слава? В материальном эквиваленте это как выражается?
«Ух ты! Анимэшно как его пришибло — глазенки девять на двенадцать! Как бы этот метод запатентовать? Глядишь, новое направление в косметической хирургии — безоперационное увеличение разреза глаз». — Обдумывание коммерческих планов прервалось возмущенным воплем пенсионера:
— Да как ты смеешь с богом торговаться!
— А вот орать на меня не надо. Криков с детства не выношу, звереть начинаю. Ты на халяву решил в рай въехать? Ага! Как же, прекрасно помню: «Халява! Сколько в слове этом для сердца русского слилось!» Фиг тебе! — незамедлительно парировала я и сунула богу под нос упомянутую фигу.
Оглядев фигуру из трех пальцев, дедуля решил пойти на попятный:
— Да пойми же ты, все равно придется помогать, иначе домой не попадешь. Таково условие перемещения.
— Второе, что я не перевариваю после крика, — это шантаж. В ответ сообщаю: да и ладно, здесь потусуюсь, светло, тепло, мух не видно.
В голове зародилась идея, и я поинтересовалась:
— Слышь, Форсет, ты песни любишь? — Не дождавшись ответа, уселась на пол и, по-турецки скрестив ноги, затянула песню.
Слух у меня в наличии, а с голосом проблема. Мне когда у родни что-то получить необходимо, я запеваю, и через пять минут на все соглашаются, лишь бы замолкла.
Я специально выбрала самую нудную из наработанного репертуара и, завывая от души, ждала реакции:
Ой-е-ей, я несчастная девчоночка,
Ой-е-ей, замуж вышла без любви,
Ой-е-ей, завела себе миленочка,
Ой-е-ей, честный муж, ты не гневись.[1]
Божок не выдержал и двух минут, сломался на жалобном пассаже «хошь режь меня» и с мукой в голосе завопил:
— Замолчи! Что ты хочешь?
Достигнув желаемого, я заткнулась и мысленно довольно потерла ладошки. Выдержав паузу, как бы нехотя снизошла:
— Ну, другой разговор, можно договариваться. А что есть?
И тут случился апофеоз всему… Мне продемонстрировали разведенные в стороны ручонки и виновато вылупились:
— Ничего.
Хоть я и понимала нереальность происходящего, но обиделась до жути. Я бы еще подумала, если б Родину там спасать или кого из своих — это святое, не обсуждается. Но какую-то тетку, да за просто так, типа «спасибо тебе, родная, покойся с миром!». Угу. «Летят самолеты — привет Мальчишу! Идут пионеры — салют Мальчишу! Идут наркоманы — ништяк Мальчишу…» Кстати, а кто у нас противник? Посверлив старика взглядом, я проявила заинтересованность:
— Эй, халявщик, поведай мне о Черном Властелине. Должна же я знать, за что страдаю.
Божество вздохнуло, поерзало и начало:
— Кондрад, Черный Властелин. Любимец богов. Непобедим. Характер скверный. Не женат. И не был.
Похлопав ресницами в ответ на столь исчерпывающую характеристику, я заржала:
— «Остров сокровищ». «Джимми Гокинс — очень, очень хороший мальчик. Вежлив, правдив, скромен, добр. Слушает маму. На ночь пьет молоко. Каждое утро делает зарядку. Характер очень мягкий…»[2] — С трудом остановившись, я все же смогла задать вопрос:
— И в чем проблема?
— Как раз в том, что он хочет жениться на принцессе Иалоне, а она стремится избежать этого брака.
— Понятно, по всей вероятности, трухлявого старикашку потянуло на молоденькую. В силу женской солидарности помочь как бы надо… А как, если там армия, а я одна? — Пристально уставившись на любителя улаживать дела чужими руками, начала выяснять и конкретизировать обстановку: — Допустим, я согласилась. Как ты себе это представляешь? Как мне сражаться с целой армией? С криком — «кия!» швырять всех направо и налево? И они полягут в корчах от смеха?
Небожитель задумался ненадолго над моими словами, почесывая затылок, и успокоил:
— Не, с армией не надо воевать. Принцессу необходимо спасти от Кондрада… и все.
— Хорошенькое — «и все»!.. Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Логика хромает на обе левые. Ты отмороженный? Мне ее от мужика грудью закрывать? Или лично под него лечь?
— Ась? Нет… Ты в ее тело переселишься и советовать будешь.
— Час от часу не легче. Я там насоветую… Стоп! Дед, а дамочка совсем беспомощная? Она хоть что-то умеет?
Бог недоуменно выпялился на меня, усиленно соображая, а потом выдал информацию:
— Все, что положено уметь воспитанной принцессе: петь, вышивать, танцевать, украшать своим присутствием балы и приемы, соблюдая этикет…
— Трындец! Приличных слов нет, осталась лишь исключительно ненормативная лексика, — проинформировала я собеседника и живо нарисовала себе картину, как я пою, приплясывая и вышивая крестиком, соблюдая при всем при этом этикет, и украшаю присутствием… — У Кондрада точняк инфаркт будет от такого зрелища. Тоже выход… уконтрапупить старичка-сластолюбца на месте. Надо бы уточнить: смерть противника как вариант рассматривается?
Что такого я спросила, если мой «наниматель» чуть сам не окочурился:
— Нет! Ни в коем случае! Мне войны с богами для полного счастья не хватало!
Как же тебе мало для счастья нужно. Может, посодействовать? «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!» М-дя, возвращаясь к проблеме и отметая такой заманчивый вариант, пришлось указать на грядущие ошибки:
— Ты совсем с катушек съехал? Как я с таким набором помочь смогу?
Затянувшаяся пауза, прерываемая пыхтением, сопением и похрюкиванием… Очнулся:
— А если я тебе твои умения оставлю и силы подкину? Возьмешься?
С паршивого козла хоть что-то…
— А магию дашь?
И че мы так подозрительно скукожились?
— Там магии нет!
Чувствую, врет. Как есть врет и не краснеет.
— Что, абсолютно?
Ага, стыдно стало…
— Есть, но не у всех, исключительно редко встречаются люди, владеющие малой толикой волшебства. И у принцессы магии нет.
Какой-то мне мир неправильный подсовывают. Где чудеса, прекрасные эльфы? Война и разврат — бери, что нам негоже, и не вякай. Не на ту нарвался:
— Так то у принцессы, а я для себя, на крайний, так сказать, случай прошу.
Опять в раздумья ударился, тишина прерывалась лишь скрипом мозгов…
— Ладно, на крайний случай дам. Но только на крайний! Согласна?
Я пожала плечами. Все одно глюки, что ж не согласиться.
— Согласна.
Снова темнота…
Да что ж меня так плющит, второй раз отрубаюсь! Ну, братишка, ну, Тарасик, дай мне только до тебя добраться. Я тебе и расскажу и покажу, какое осьминог несчастное животное. Прочувствуешь в полной мере, что значит иметь ноги от ушей, руки из мягкого места, и это самое место с ушами…
Наконец в глазах прояснилось. Бли-ин! Это где я? Весьма смахивает на церковь, странную, но церковь. Почему странную? Объясняю: иконы вперемешку со статуями, под ними жертвенники стоят, или что-то близкое к ним. Тряпочек разных вышитых везде понавешено и целая куча позолоты. Подводя итог — роскошно, но аляповато и пошло.
Возник вопрос: какого лешего я тут делаю, да еще и на полу пыль собираю? Вдруг в мою прикумаренную голову пришла — нет, не так — просочилась «мысля», от которой я подскочила: «Так это был не глюк? Меня в самом деле куда-то перекинули в качестве моральной поддержки по противостоянию матримониальным планам „негроидного“ старикашки. Убиться шваброй!»
В момент «озарения» я увидела свой бюст и окончательно уверилась в происходящем беспределе. У меня просто не могло быть такого «бохатства» размера этак пятого или шестого. Определить на глаз трудновато, поскольку мне с моим нулевым — и четвертый номер уже казался запредельным. Теперь понятно, на что потянуло престарелого сластолюбца.
