Хенк и Фогги склонились над картами, разложив их на палубе, и ползали на карачках от одних залежей руд, обозначенных крестиком, до других, не заметив Чери, которая, приободрившись, оседлала Фогги и путешествовала на нем по чертежу. Заметив хихикающих Байли и Леметрию, партнёры по рудам увидели поклажу на Фогги и сами загыгыкали от избытка адреналина.
Показался хвостик притока Леи, уходящий в сторону, а впереди уже виднелась главная река Страны Маргов и Фрей. В этом крае Лея была совсем маленькой и сравнима с рекой Горне, которая в этом месте в неё вливалась. Перелетев Лею и оставив слева городок Барото они, наконец-то, долетели до дома Манароис. Маленькая рощица, его окружающая, казалась игрушечной с высоты, да и сам дом выглядел карликовым, слегка прикрытый сверху ветвями огромного дуба, растущего возле колодца.
Когда флаэсина села, Чери, сразу же перелезая через борт, увидела во дворе странную картину: посредине, прямо на земле, сидела Манароис и ревела во весь голос, а вокруг стояли её коровы и мычали, вероятно, не доенные.
— Здравствуй, Манароис, — сказала Чери, подходя к коровьему кругу. Манароис глянула на Чери заплаканными глазами, ничего не ответила и продолжала реветь.
— Так ты зрячая? — удивилась Чери, видя осмысленный взгляд Манароис.
— Она зареванная, — вздохнула подошедшая Леметрия и, взглянув на коров, предложила: — Давай коров подоим, видишь – они, бедные, не доенные.
— Я не умею, — растерялась Чери.
— Что тут уметь, дёргай титьки и всё, — сказала Леметрия и пошла в дом, откуда вынесла два ведра и стульчик. Сунув одно в руки Чери, присела под коровой и усердно задёргала соски. Чери, притащив почерневшую от времени колоду, присела на неё и бесполезно дёргала соски в разные стороны. Корова, мукнув, недовольно оглянулась, намекая на то, что косоруким здесь не место.
— Давай я, — предложила Байли, приседая на колоду и освобождая от наказания согнутую в дугу Чери. Струйки молока весело ударили в деревянное дно, а корова одобрительно махнула хвостом, разгоняя мух.
«Откуда она умеет?» — удивился Хенк, глядя на жену, а Манароис, последний раз всхлипнув, размазала слёзы по лицу и поднялась на ноги.
— Не королевское это дело, — сказала она, отодвигая Байли, и сама присела под корову. Девочки с интересом наблюдали за процессом, а Марэлай намеревалась сама попробовать, закатив рукава рубашки, но Байли строго сказала дочери: «Это тебе не игрушки». Мальчикам, Дуклэону и Витеру, было скучно, и они полезли на дуб.
Один Туманный Кот сидел на борту флаэсины и смотрел не на коров, а в небо. Перчик, оглянувшись, внимательно посмотрел на кота, потом на небо, пробормотав под нос: «Что он там увидел?»
Репликация седьмая. Фатенот
— Совсем смущён, мадам, что я посмел сейчас,
в столь раннюю пору, побеспокоить вас! — закончил декламировать товарищ Тёмный, вспоминая сочинённий им в 1923 году экспромт в честь графини Куин, которой он передал манто из чернобурки от товарища Будённого.
— Ты снова говоришь стихами, Барти? — раздался голос Фатенот, а её глаза через медное зеркало удивлённо уставились на товарища Тёмного, одетого в красную русскую косоворотку, перетянутую шёлковым поясом с кисточками на концах. На голове Тёмного красовался чёрный кожаный картуз с красной звездой и розочкой сбоку.
— Ты не Барти?! — удивилась Фатенот и, забыв об осторожности, повернула к нему голову, рассматривая усатого чернявого красавца. «Не смотри! Влюбишься, дурр-ра!» — пробурчала одна из невидимых Судеб Времён, висевшая в воздухе надутой совой в углу комнаты. «Молчи! Сама дурр-ра!» — оборвала её вторая сова, внимательно прислушиваясь к разговору.
— Совершенно верно, товарищ Фатенот, — улыбнулся товарищ Тёмный: — Позвольте представиться – меня зовут Тёма.
— Вы тоже пишите стихи? — спросила Фатенот, глядя на Тёмного, в тоже время, перебирая пальцами разноцветные нити на небольшом ткацком станке.
— Не обучен, — возразил товарищ Тёмный, — но имею склонность к декламированию и пению.
— Может, вы споёте мне что-нибудь из вашего репертуара, — предложила ему Фатенот, продолжая работать.
Товарищ Тёмный кашлянул, поднял вверх руку и запел:
«Эх, яблочко, покатилося?
Красна Армия – воротилася!
Эх, яблочко, цвета зрелого
Люблю красного, люблю белого!
Эх, яблочко, цвета макова.
Любит Маня их одинаково!»
Онти, слушая рулады черноглазого красавца, закрыла уши, а Рохо удивленно на неё смотрел – к сожалению, он не мог петь даже так, как товарищ Тёмный. А вот Фатенот плакала, роняя слёзы на разноцветные нити ткацкого станка, которые тут же меняли свою окраску. Судьбы Времён возмущённо кудахтали, теряя перья, которые, вдруг, ниоткуда падали на пол, кружась в воздухе.
Фатенот, вытирая слёзы, перестала смеяться и простонала Тёмному:
— Вы больше не пойте.
Отсмеявшись, она подняла глаза на товарища Тёмного и спросила:
— Вероятно, вы приехали сюда не для того, чтобы петь песни?
— В вашей жизни была любовь? — спросил товарищ Тёмный, томно взглянув на Фатенот. Она засмеялась и взмахнула рукой:
— Не пытайтесь меня обольщать… — она помолчала и продолжила:
— Когда-то я любила Харома, но сейчас очарована другим человеком.
— Сергеем? — спросил товарищ Тёмный, и Фатенот удивлённо окинула его взглядом:
— Откуда вы знаете?
— Может, вы любите след Харома, оставленный на этом человеке? — предположил товарищ Тёмный. Фатенот замолчала, и, даже, её пальцы перестали бегать по ниткам.
— Возможно… — неуверенно сказала она, — …а вам какое дело?
— Сергея любят так же горячо, как вы любите Харома … — начал Тёмный, но Фатенот его перебила:
— Я не люблю Харома … любила … — она растерянно посмотрела на Тёмного: — Вы думаете …
Из угла раздалось явственное покашливание, не сулящее ничего доброго. Фатенот, бросив туда взгляд, растерянно сказала Тёмному:
— Я не могу … Я дала слово …
— Мы с вами вашего слова не нарушим, — пообещал товарищ Тёмный и совы в углу, ожидая, затихли.
— Вы хотите, чтобы я разорвала нити связывающие Сергея и меня? —
Растерянно спросила Фатенот.
— Да, — сказал товарищ Тёмный, — если немного подождёте, в обмен на это вы получите Харома.
В углу обе совы почему-то резко закаркали, позабыв, что их лики предполагают разве что уханье.
— Не знаю … — неуверенно сказала Фатенот и, вспомнив, добавила:
— Он сейчас должен прийти.
Точно услышав Фатенот, в дверь, неожиданно, постучали, и товарищ Тёмный превратил Онти и Рохо в двух воробьёв на подоконнике, а сам вообще пропал.
— Входите, — крикнула Фатенот, и в комнате появился Сергей, который, оглянувшись вокруг и поздоровавшись, сразу же спросил:
— Вы не подскажете, что связывает Бартазара Блута и Элайни?
— Сейчас – уже ничто, — сказала Фатенот, разрывая скрученные между собой нитки. Две совы неодобрительно заухали, и Сергей растерянно оглянулся, а потом посмотрел на Фатенот, вероятно, ожидая более пространного ответа. В окне появилась морда Флореллы, которая напряженно приставила ухо к окну, но ничего не слышала. Воробьи, сидящие на подоконнике, уставились на неё и плюхнули ей в голову мексиканский сериал. У глеи тотчас из глаз посыпались слёзы и она свалилась вниз, рыдая и переваривая последнюю серию.
— Вам нужно поспешить на станцию репликации, — сказала Фатенот и Сергей настороженно переспросил: — Вы думаете?
Вновь возникшая в окне глея Флорелла требовала продолжения сериала, но воробьи повернулись к ней хвостиками, отчего она поняла, что «кино» уже не будет.
— Спасибо, — сказал Сергей и вышел. Флорик у порога его спросил: — Что там?
— Очень хорошая женщина, — ответил Сергей и, глянув на хлюпающую Флореллу, спросил: — Кто её обидел?
Флорик хмыкнул, а Бартик неодобрительно на них посмотрел и пошёл утешать Флореллу.
— Куда теперь? — спросил Флорик.
— На станцию репликации, — сообщил Сергей.
Они поднялись в воздух и быстро полетели в направлении станции репликации.
Появившийся в комнате прямо из воздуха товарищ Тёмный сообщил для всех:
— Мне тоже нужно спешить, — и направился к выходу из комнаты Фатенот.
— А мы? — спросили воробьи.
— А вы у себя дома, — ответил им товарищ Тёмный и скрылся за дверью.
Онти и Рохо снов превратились в юношу и девушку, собираясь уходить, но их остановила Фатенот:
— А вам связать вашу судьбу? — спросила она, держа в руках их нити.
— Мы сами! — хором закричали Рохо и Онти, и Фатенот со смехом отпустила нитки.
Товарищ Тёмный в это время уже был на станции репликации.
