— Да целуй же! — торопила Матушка Гусыня. — Пока ты его не поцелуешь, сказка не начнется!
Но руки Эли обняли пустоту, потому что в этот самый момент я неуклюже свалился на землю, пребольно ударившись спиной.
— Несмотря на усталость, Матушка Гусыня начинает терять терпение! — заявила волшебница. — Или ты немедленно целуешь его, или я творю заклинание.
Я поспешил подняться с земли, рассудив, что у нас больше шансов на спасение, пока мы не заколдованы и наши мысли — в нашей власти. К сожалению, Эли спешила не меньше моего. Заранее сложив губы для поцелуя, она быстро наклонилась ко мне и… ударилась подбородком о мой лоб. Оба мы согнулись от резкой боли. Однако, перед тем как удариться, Эли успела-таки мазнуть меня губами по лбу.
— А ну целуй его! — рассвирепела старуха. — А не то узнаешь, что такое гнев Матушки Гусыни!
— Да я же поцеловала! — оправдывалась Эли, потирая ушибленный подбородок. Я указал волшебнице то место на своем лбу, которого коснулись губы барышни.
Матушка Гусыня недоверчиво помотала головой.
— С такого поцелуя ни одна сказка не начнется, — заявила она. — Нужен настоящий поцелуй, страстный. Ты ведь, кажется, актриса? Ну так сыграй!
Эли отняла руку от подбородка и изобразила улыбку, в которой, впрочем, было что-то от гримасы боли.
— Ах, Вунти, — сладко запела она, — я так давно ждала этого момента!
— Уже лучше, — похвалила Матушка Гусыня.
— Ах, Эли, — ответил я в тон девушке, — э-э… очень рад тебя видеть.
— Гораздо хуже, — пробурчала волшебница. — Ну да ладно, сойдет. Теперь — объятие.
Эли крепко обхватила меня руками. Ее лицо было так близко к моему, что ее кудряшки щекотали мою щеку. К тому же опять стало нестерпимо жарко.
— Прекрасно, — залюбовалась Матушка Гусыня, — а теперь — поцелуй! Хороший, настоящий поцелуй! И подольше!
— Что здесь происходит? — спросил женский голос.
Сердце мое бешено забилось. Я жаждал вырваться из своей клетки и бежать навстречу возлюбленной, ибо я узнал ее. Это была Нори! Я так сильно оттолкнул от себя Эли, что мы оба упали.
— Это еще кто? — спросила Матушка Гусыня, и в ее вопросе было больше любопытства, чем раздражения.
Тем временем моя возлюбленная, сложив руки на груди, оглядывала поляну и ее обитателей. Наконец взгляд ее остановился на упавшей Эли, и она сказала:
— Девушкам не подобает так себя вести.
— А ты кто такая, позвольте узнать! — вновь спросила Матушка Гусыня.
— Я — Нори, — просто и с достоинством ответила моя возлюбленная. — Принадлежу к одной из самых уважаемых семей волшебниц в Западных Лесах.
— Семья волшебниц? Становится все любопытнее и любопытнее, — заметила Матушка Гусыня. — Пожалуй, придется все же сегодня не колдовать, а то мало ли кто еще тут появится!
— Да уж! — решительно воскликнул я, вытаскивая меч из ножен. Не обращая внимания на заполошный крик Катберта, я бросился к своей возлюбленной и встал около нее. За время, проведенное в плену у Матушки Гусыни, я успел узнать, как она коварна и вероломна. Пусть это будет стоить мне жизни, но я должен уберечь Нори от гнусного заклинания этой старухи.
— Вунтвор! — Нори смотрела на меня с нежным удивлением, видимо восхищаясь моей решимостью прийти к ней на помощь. Ее зеленые глаза широко распахнулись, прелестный рот приоткрылся. И тут я не удержался! Я поцеловал ее.
— Ну наконец-то! — воскликнула Матушка Гусыня. — Сказка начинается!
«Если любимая с вами, у вас все получится! Конечно, кое-что может все-таки не получиться, боюсь, что знаю это по опыту, ну в общем, если подумать, то может и совсем ничего не получиться… Нори! Ты куда?»
«Избранные мысли об ученичестве». Вунтвор, ученик Эбенезума, величайшего волшебника Западных Королевств (черновик)
Воздух вдруг наполнился густым дымом, и мы с Нори вцепились друг в друга, чтобы не потеряться. Откуда-то издалека я услышал смех Матушки Гусыни.
— Ах, Вунтвор, — прошептала возлюбленная мне на ухо, — не надо было мне показываться! По крайней мере, сейчас. Но старуха так тебя унижала. Я просто не могла больше видеть, как твоя жизнь ежеминутно подвергается опасности. И потом, когда эта Эли… — Она замолчала, не в силах продолжать.
— Не волнуйся, Нори, — сказал я, стараясь внушить ей спокойствие, которого сам не чувствовал. — Теперь, когда мы вместе, мы все преодолеем.
— Надеюсь, — не очень уверенно ответила Нори. — Бог знает, зачем я ради тебя ввязываюсь во все это! Иногда просто зла на тебя не хватает!
Я посмотрел Нори в глаза сквозь уже рассеивавшуюся дымовую завесу. Когда эта девушка так со мной разговаривала, это значило, что она по-настоящему меня любит. Будь мы в другом месте, уж я бы доказал ей, как много значит для меня ее любовь.
— Проклятие! — Эхо разнесло это слово по всей поляне, и огромный силуэт рыцаря замаячил перед нами. Налетел летний ветерок и разметал последние клочки дыма.
— Как я погляжу, Матушка Гусыня любит специальные эффекты! — сказала Нори.
— Проклятие, — повторил Хендрик, размахивая своей заколдованной Дубиной Головоломом. — Я — первое испытание.
— Хендрик! — удивился я. — Какое еще испытание?
Но рыцарь надвигался на нас, и выжать из него что-нибудь, кроме «проклятие», было невозможно. Я пытался поймать его взгляд, но лицо его не выражало ровно ничего. Наконец я понял: некоторые из нас все еще не выбрались из сказки Матушки Гусыни.
Я поднял свой меч и предупредил:
— Опомнись, Хендрик! Не вынуждай меня на крайние меры!
— Что это вы такое задумали? — призвал меня к ответу Катберт. — Я знал, я чувствовал: сколько бы вы ни убеждали меня в обратном, дело кончится резней!
Хендрик улыбнулся вымученной улыбкой и потряс дубинкой:
— Твой меч слабоват против Головолома!
— Между прочим, он прав, — заметил Катберт. — Тут нужно действовать по-другому. И не применяя оружия.
— Я внесу вас в перечень моих жертв! — грохотал ополоумевший рыцарь.
— Не делай этого, Хендрик! — воззвала к нему Нори. — Если ты нападешь на Вунтвора, тебе придется напасть и на меня!
Что она говорит? Я сделал выпад, не обращая внимания на протестующий визг меча. Мой долг — защитить возлюбленную!
— Проклятие! — Рыцарь наморщил лоб. — Что ж, если нет другого выхода… — Он сделал еще один шаг и занес Головолом над моей головой.
Тут Нори скороговоркой произнесла несколько древних слов и дважды щелкнула пальцами.
Дубинка изменила направление и шмякнула Хендрика по шлему. Послышался гулкий звон.
— Уф-ф, — выдохнул Хендрик и тяжело осел на землю.
— Обыкновенное возвратное заклинание: сила всегда обернется против того, кто ее применяет, — объяснила юная волшебница.
— Куда-то не туда пошло, — пожаловался из леса голос старой волшебницы.
— Теперь понимаете, каково мне пришлось? — отозвался грубый волчий бас.
— Матушка Гусыня так легко не сдастся. Следующее испытание! И вот еще что… — она возвысила голос, чтобы ее лучше слышали на поляне, — если кто попробует выручить Принца с помощью заклинания, то оно будет последним в его или ее жизни!
— Нори! — воскликнул я, испугавшись за свою возлюбленную.
Но юная волшебница только улыбнулась моим страхам.
— Не волнуйся, Вунтвор, — сказала она. — Ты ведь сказал: мы вместе. Что-нибудь придумаем.
И снова нас окутали клубы дыма. На этот раз развиднелось быстрее, и перед нами предстали два демона. Один из них бил в барабан. Второй нерешительно переминался с ноги на ногу. Казалось, он находится в полусне. Наконец демон с поистине ужасающим звуком прочистил горло и неуверенно продекламировал:
Э-э… Гакс Унфуфаду — под гипнозом.
Он видит… э-э… Принца, живого еле.
Принц хоть и худ, но вполне… э-э… годен
к… э-э… употреблению в пищу.
Нори поморщилась:
— Гакс! Что у тебя с ритмом? Думаешь, кто-нибудь испугается такого стихотворения?
— Э-э… — замялся Гакс. Похоже, он действительно находился под воздействием одного из заклинаний Матушки Гусыни. — Не думаю… Э-э… — Он закусил губу, да так, что на ней остались следы от мощных клыков. — Так что вы предлагаете?
— Больше глаголов! — посоветовала Нори. — Ну что это такое — «к употреблению в пищу»? Куда это годится? Тут нужно действие. Что мы делаем с пищей?
— Да-да, понимаю. — От напряжения демон даже высунул огромный зеленый язык. Минуту спустя Гакс забормотал себе под нос:
Гакс Унфуфаду, та-та-та-та,
Он видит Принца, живого еле,
Принц хоть и худ, но та-та-та-та…
Тут Гакс сделал паузу и радостно улыбнулся:
— Да! Так действительно гораздо лучше. — И окрепшим уверенным голосом он провозгласил:
