Воздух, который просачивался через окно, пах дождем, и Клара задышала глубже. Мысль о дожде вернула ее в настоящее, и она поняла, что комната — это ее тюрьма. Пахло яблоками, а еще слежавшейся пылью и старостью. Клара встала и ощупью пошла вокруг комнаты, начав от запертой двери. Возле двери стояла невысокая парта, поверхность которой говорила о том, что ею пользовались годами. Кто-то — наверное, мальчик, представила Клара, — вырезал на столешнице свои инициалы: «Дж.» и «Б.». Интересно, как его звали? Был ли он узником, как она, — или, может, пользовался партой при более благоприятных обстоятельствах? Клара нашла свою сумку и поставила ее на парту.
Дальше обнаружился шкаф с кольцом в дверке. Он был пуст, если не считать одеяла на верхней полке, пахнувшего сырой шерстью, и ночного судна внизу. Рядом находился комод с зеркалом, на нем — тяжелый кувшин, полный воды, и стеклянный стакан. Клара понюхала воду и только потом рискнула наполнить стакан и попить. Яблоки, числом два, лежали на тарелке рядом с кувшином. Не съесть ли одно? Вряд ли мистер Клингхаймер привез ее в Лондон для того, чтобы отравить. Это лишено смысла, если исходить из заверений мистера Клингхаймера. Клара надкусила яблоко, оказавшееся очень вкусным, и пошла дальше по комнате — ощупала высокие дубовые стенные панели, кусок ковра на полу, стеганное, с атласным верхом, покрывало кровати, набитое пером. Ей захотелось прилечь.
Когда они с Шедвеллом пересекали мост, направляясь из Айлсфорда в Лондон, она сидела в экипаже, горюя по Матушке Ласвелл, и в ее голове возник отчетливый образ Финна Конрада. Счастливый Финн читал книгу, которую она дала ему, и ее сердце возрадовалось — прилив надежды хлынул в нее. В ее видении Финн сидел возле чистого потока, где в ясном вечернем свете играла рыба. Это был тот самый ручей, где Шедвелл заставил Клару найти под песком тот ужасный ящик.
Она знала, что ручей тот самый, потому что достаточно часто видела его девочкой — когда еще могла видеть мир, а не призрак мира, который различала сгибом локтя. А потом они проехали мимо мальчика, шагавшего по обочине с фонарем и парой кроликов. Сердце Клары забилось от мысли, что это Финн, что он пришел за нею, но, присмотревшись — в ярком свете фонаря она видела довольно ясно, — поняла: это кто-то другой. Мальчик скоро исчез из виду.
Теперь присутствие Финна снова возникло в ее разуме, как и мамино. Может, это просто ее горячее желание — желание, которое обрело форму и цвет? Пока Клара размышляла об этом, заиграла флейта — так красиво, что это совершенно не вязалось с атмосферой старого дома. Музыка доносилась откуда-то сверху, оттуда, где раньше ей слышались шаги. Потом раздался удар грома, словно флейта вызвала его с неба, и Клара услышала, как застучал по ставням дождь — звук, который убаюкал ее.
* * *
Финн Конрад, толкая перед собой тележку, нагруженную пирогами со смородиной и с мясом, купленную целиком у разносчика на Флит-стрит, возле таверны «Олд Белл», медленно продвигался по Уайтфрайарз-стрит к Лазарус-уок. Он нашел дом двенадцать и, проходя мимо, быстро поглядел сквозь его широкие, кованого железа ворота: особняк, четыре-пять этажей, много комнат, обилие украшенных труб и фронтонов. Обширный передний двор с мощеным подъездом был безлюден, по крайней мере, пока Финн туда заглядывал, а за распахнутой дверью большого каретного сарая виднелись элегантная берлина и черный брогам, понизу расписанный белыми завитками. Именно про этот экипаж говорила Матушка Ласвелл.
Финн дошел до конца улицы по проезжей части, игнорируя мощеную дорожку, тянувшуюся вдоль облицованной гранитом стены. Дом неприветливо глядел на парнишку дюжинами окон — некоторые были забраны декоративными железными решетками. Финн задумался, что это могло бы значить — зарешеченные окна. В любом случае ничего хорошего. Он продолжал размышлять, оценивая, насколько опасна попытка пробраться в дом богатого человека, где его могут изловить, приняв за обычного вора, и отправить на виселицу, в сравнении с кошмаром не сделать ничего для спасения Клары, когда есть шанс. Да он скорее умрет, чем упустит его!
Зарешеченные окна свидетельствовали, что в прошлом в особняке содержались узники, а это означало, что они могут быть там и сейчас. Финн описал петлю по узкому переулку — мимо галантерейных витрин, табачных лавок и аптеки, — затем, выйдя за пределы видимости дома, прошел по Миддл-Темпл-лейн, снова сделал круг по Уайтфрайарз-стрит и Лазарус-уок и вернулся. «Пироги мясные, смородиновые, два пенни штука!» — выкрикивал он время от времени для приличия и даже остановился, чтобы продать пару.
Финн еще раз прокатил тележку мимо больших ворот — заперты, сомнений нет. Посмотрел, не попробовать ли перелезть через стену — достаточно легко, но рискованно при дневном свете. Потом заметил, что двор особняка начали мести, и остановился на тротуаре, вознамерившись, как сказал бы военный, занять пост наблюдения. Хорошее место для торговли, по крайней мере, пока не приказали убираться.
Он подпер колеса тележки и угостился одним из пирогов, который оказался первосортным. Мимо по мостовой шли люди, утро тянулось своим чередом Лазарус-уок соединял Тюдор-стрит и Темпл коротким перешейком, так что торговля шла бойко, и Финну скоро стало казаться, что он сумеет возместить часть денег Матушки Ласвелл, потраченных на тележку. Однако низкие тучи, летевшие по небу под южным ветром, не оставляли сомнений в том, что скоро начнется дождь. На улице становилось все меньше народу. Финн порадовался, что выбрал место у стены и купил ночью куртку, которые неплохо прикроют его от дождя.
Посыпались капли, а затем двойной удар грома распорол небо — и дождь полил всерьез. Финн втиснулся между стеной и тележкой, укрываясь под прилагавшимся к ней зонтом. Неторопливо сжевал второй пирог, гадая, что же делать дальше, а затем и третий — стоит набить живот перед потенциально очень длинным днем. Час назад притвориться торговцем выглядело отличной уловкой, но сейчас, когда риск промокнуть существенно вырос, Финн предпочел бы какой-то другой вариант.
Ветер крепчал, угрожая унести зонтик в соседнее графство, и парнишке пришлось вцепиться двумя руками в ручку и выставить купол против мощного воздушного потока. Из-за края зонта Финну было видно, как по улице медленно тащится крытый фургон, запряженный парой лошадей. Видом фургон походил на маленький деревянный домик на колесах с плоской односкатной жестяной крышей. Шаг за шагом, и вот уже видна надпись на стенке — «Уолхэм: товары и доставка». Возница прятался от дождя под холщовым навесом, являвшимся продолжением крыши и стенок фургона, но, когда лошади встали у ворот особняка, вынужден был вылезти наружу. Это оказался долговязый малый в красном котелке, похожий на паука — сплошь локти да колени; двигался он проворно. Открыв замок ворот извлеченным из кармана ключом, возница распахнул створки, угрюмо глянув на Финна — похоже, с удовольствием прогнал бы пинками на соседнюю улицу, — и снова залез на облучок, чтобы загнать фургон во двор.
Когда экипаж проезжал мимо, Финн вдруг понял, что лучшего шанса не будет. Он должен немедленно сделать что-то для Клары — или вообще все будет без толку. «Смерть или слава», — прошептал он себе под нос, видя, что улица почти пуста.
Скрытый фургоном, Финн выпустил зонтик, который тут же унесло ветром, в два прыжка вскочил на подножку, вцепился в задвижку на деревянной дверце, распахнул ее и нырнул внутрь. Пол перед ним неожиданно скользнул вперед на пару дюймов, и Финн, отчаянно пытаясь сохранить равновесие, все же упал. Затем пол остановился и покатил назад, будто на колесах, что было совсем странно. И еще фургон был освещен бледно-зеленым светом. И пахло тут, как в нечищеном стойле, хотя увидел Финн не животных, а человека! Перед ним предстал сам доктор Нарбондо, которого Финн впервые встретил полтора года назад в Айлсфорде и которого несколько дней спустя видел в последний раз падающим в расщелину на полу собора Оксфордских мучеников. Обнаружить его здесь, в плоском металлическом ящике, лежащим на чем-то, что напоминало огромные светящиеся грибы, было немыслимо. Веки Нарбондо были полуоткрыты, однако глядел он в никуда.
