Но первым делом я не к Люсе подошла, а направилась к высоченным воротам.
— Ты издеваешься? — прошипела мне вслед Нина. — Это наш шанс! Она своя и может помочь!
— О, нет, сомневаюсь, что с ее помощью будет все гладко, — я мотнула головой. — Лучше сначала продумать все самостоятельно, я тебе говорю.
— Ну и дура, — махнула на меня рукой Нина. — А я пойду и договорюсь. За любую возможность надо цепляться.
— Только не думай меня приплетать! — ответила я ей зло, но она только усмехнулась. Ух, придушить бы эту змею! С одной стороны, она мне, можно сказать, жизнь спасла, когда сказала о драконе, а с другой, что-то мне слишком дорого это спасение обходится. Тащиться вместе с Ниной в пасть желания не было.
Ворота, естественно, были закрытыми — как только диссфор выехал, оставив своих пассажиров, охрана министерства закрыла их. Часть ворот была кованой, металлической, гладкой, часть состояла из плотных частых прутьев, проложенных решеткой, чтобы охрана видела, что происходит внутри двора. Просочиться сквозь прутья было невозможно даже ребенку, забраться наверх тоже — на высоте где-то двух человеческих ростов решетку оплетала колючая проволока или нечто подобное. Но так-то мне не нужно было выбираться — всегда был шанс, что меня вытащат Федро с Ассией, теперь, когда она родила, ее мнение должно было весить даже больше! Но для спасения нужно, чтобы они знали, что меня надо спасать… Может, они знали уже, а вдруг нет?
— Эй, бонна, уважаемая бонна, я здесь! — это я прильнула к решетке и махнула рукой прохожей с ребенком.
Так дико, но министерство наказаний находилось рядом с центром, на границе с оживленным кварталом города, так что мимо заключенных прогуливались беспечно жители, играли совсем рядом дети, а чуть в отдалении на заросшем озерце махали удочками рыбаки. Сквозь решетку виден был королевский замок — изящный, как игрушка из набора Барби, и недоступный, да и никому не нужный. Ну разве что король праздники открывал. Шла мирная нормальная жизнь.
— Мам, а тебя зовут… — потянул ко мне мать ребенок. Но та зыркнула в мою сторону круглыми глазами и тут же отвернулась, улыбнулась ребенку, заслонила ладонью ему глаза, чтобы не смотрел куда не надо, и повела за собой.
— Милый, тебе показалось, смотри лучше, какие цветочки на том дереве, — подпихнула она мальчика идти дальше. — И подумай, какой десерт выберешь на вечер…
Я, конечно, нахмурилась, но руки опускать не стала. Позвала еще статного мужчину в небогатой одежде. И парочку молодых бонн на прогулке. Но на меня не то что боялись смотреть, меня будто бы не замечали. Только раптой залился оглушительным лаем и шипением в ответ на мои вопли. Но его владелец сказал что-то вроде «и чего ты заливаешься, дурашка, тут ничего нет» и потянул животное за поводок. Но, во-первых, я была, и прошел владелец раптоя так близко, что при сильно большом желании я смогла бы вытянуть руку и через решетку достать до него. А, во-вторых, кричала я достаточно внятные вещи — что хозяйка у меня приличная, что я сама никакого закона не нарушала и что за помощь денег дадут.
Но меня как будто не существовало для окружающих! Это магия такая, что ли?!
— Да никакой магии, — хохотнул кто-то рядом. Оказалось, что я свои возмущения вслух выложила.
— Что?
— Никакой магии, — усмехнулся одноглазый мужчина пиратского вида — то есть в камзоле и узких штанах, только попугая на плече не хватало. — Просто привычка не замечать то, что не нужно замечать. Кто интересуется преступниками? Или элемент властных структур, или сам преступник, так заведено. Поэтому лучше не рисковать и игнорировать все. Их можно понять.
— Но я не преступница!
— А по тебе так не скажешь, — скользнул по мне взглядом мужчина, что еще больше заставило меня нахмуриться, ведь выглядела я как самая настоящая приличная бонна, только платье помялось и прическа растрепалась после часов в диссфоре. Но мужчина качнул головой: — Ты за решеткой, значит, преступница. Иного мнения быть не может, поняла, девочка?..
Мысленно я кивнула, а вслух пожелала любителю все объяснить «хорошего дня»: испортил, гад, настроение. Если так все безнадежно, то чего он торчал сам у этой решетки, чуть ли не выпадал по частям наружу. Тоже, небось, свобода манила! Хотя сложно сказать, кому бы не хотелось сейчас оказаться вне этих стен. Ну, возможно, разве что Люсе…
И тут я поняла, что несмотря на то, что Люся, как и все вокруг, жаловалась и даже протирала слезящиеся глаза, она не казалась растерянной. Она не была испуганной или озлобленной. Она играла?..
— …Если мы сплотимся, то все получится, — шептала Люся, когда я, расталкивая людей, пробиралась к ней. — Я и сама знаю тех, кто недоволен. Просто нужно собрать больше людей. Меня выпустят, я ведь беременная, — на этих словах она погладила свой живот, — и дети у меня есть, двое, так что я буду свободна, я смогу передать ваши слова вашим же знакомым!.. Вытащить вас! Вот, записывайте сюда, имена…
На бумажке — мятой и испачканной — было уже с десяток строк, а писала Люся печатными буквами под диктовку — и имена, и фамилии, и место жительства. Возле Люси терлась Нина, что-то бормоча, возможно, мое имя, возможно, место моей работы. Не зря же хихикала и усмехалась все это время. Окружающие как бы прикрывали саму Люсю от любых возможных взглядов охраны, и я даже немного растерялась, не понимая, как пробиться к ней, когда рядом такая толпа. Но вдруг внутренние мелкие ворота стали расходиться в сторону, показались фигуры гвардейцев и кто-то лениво прикрикнул с той стороны:
— По одному на выход!
И если в этот момент все отшатнулись от ворот, сделали шаг назад, то Люся выскользнула из окружения и помчалась наоборот вперед. А я за ней. Потому что чуяло мое сердце, неспроста. Правда, отвлеклась я на Нину, взяла за грудки эту сумасшедшую и потребовала:
— Что ты ей сказала?!
— Как что? — хлопнула ресничками Нина. — Что у тебя хозяйка — добродетельная бонна, всем поможет, всех разместит, а сосед у нее даже мигрантов со сложностями примет, такие замечательные люди, такие сочувствующие!..
И тут я почему-то представила вовсе не толпу мигрантов, которые пытались скрыться от ока власти у Федро, а толпу гвардейцев, ввалившихся в помещение и ломающих вещи. Не просто же так Люся так быстро умчалась вперед — слишком резво для беременной и изможденной узницы.
— Дура! — рявкнула я на Нину и побежала дальше. Фиг со мной, что уж там, печально, конечно, и сердце леденело от страха. Но подставлять своих хозяев я не могла. У них дети, бизнес худо-бедно, они мне помогли… Не для того, чтобы из-за моей дурости какая-то Нина навела на них и соседей, того же Мего, гвардейцев.
У ворот не было никого, даже охраны, за ними оказалось небольшое помещение, как бы предварительного содержания, и коридор. Именно там — у еще одной двери — и стояла Люся.
— Что надо? — она меня не узнала, когда я остановилась рядом и угрюмо посмотрела на нее.
— Список отдай! — приглушенно прошептала я. Хотела рявкнуть, но внутри неприятно заскребло сомнение: а вдруг Люся все же правда хотела помочь, а я все выдумывала. Тогда ни о каком списке не стоило даже упоминать. Но фырканье все расставило по местам.
— А то что? — она уперла руки в бока и довольно на меня посмотрела. Я мысленно сравнила наши габариты, Люся выигрывала. Она же похлопала себя по груди, покосилась на далекий внутренний двор тюрьмы и сказала мне с усмешкой: — Иди-ка ты отсюда. У меня встреча и не с тобой.
— Ты никому не собираешься помогать, да, — нахмурилась я, а Люсино лицо вдруг посветлело:
— О, а я тебя знаю, какие люди! И как тебе местный черный рынок? — она рассмеялась, задрав голову. — Тебя за задницу там схватили или уже после него?..
— Ах ты зараза! — у меня в голове помутилось, я бросилась на Люсю и толкнула ее к стене, рванула за ворот, вырывая кусок ткани, стараясь добраться до бумаги. Люся заорала, вцепилась мне в волосы, чуть ли не лишая скальпа. Мы повалились на землю, я укусила ее за плечо, куда-то пихнула локтем, но руками все же нашарила клочок бумаги, сжала пальцы…
