– Святая бабочка!
– Оракул предстал передо мной в своей светлой ипостаси: в виде близорукой пожилой женщины с крашеными волосами и бородавкой на носу. Оракул очень сентиментальна. Она пишет иронические детективы и обожает истории со счастливым концом. Из ее рук я получила рецепт Паутичьего зелья, предназначенного, чтобы возрождать дакини.
– Оно же было утеряно в веках?
– Теперь нет. Слушай же!
Майя достала лист пергамента и принялась читать:
Среди девяти скал,
Восьми заповедных трав
Пожарь омлет из семи яиц
На жире шести паутиц.
Им накорми дакини,
Чтоб стал он сильней отныне,
Пяти головастиков сердца
Его возродят до конца.
Отыщи беды причину,
Причини беде кручину.
– «Кто шагает дружно в ряд, – задумчиво продолжил Намса, – головастиков отряд»… Это тебе скальный геккон надиктовал?
– Нет, уродливый крылохвост. Это настоящий древний рецепт. Яйца имеются в виду конечно же паутичьи.
– А головастики?
– В них недостатка не будет: это место просто кишит ими. «Причини беде кручину»… Скажи, как я могу отличить человека, превратившего тебя в дакини?
– Я дам тебе его ауру.
Дакини бросил Майе комок радужного сияния. Та задумалась:
– Мне нельзя открывать третий глаз перед головастиками… Это напугает их и выдаст меня. А, придумала! Я прочитаю третьим глазом все личные дела детенышей.
Она хлопнула в ладоши. Призрак заколебался, словно пламя свечи. Сквозь него стали видны стены и угрюмый мрак тоннелей.
– Команидор! – позвала Майя. – Помогите мне, команидор.
Появился Алексей Семенович:
– Вы уже все, Майя?
– Да. Намсу, боюсь, сейчас утащить не получится. В скором времени мне придется вернуться сюда опять.
Когда они ушли, Велька выглянул из стенной ниши. Та вслед за ним. Прятались подростки в нескольких метрах по коридору от пещеры с дакини.
– Мамочки, – прошептала Та, – она же теперь на нас охотиться будет.
– Трусиха, – бросил Велька с презрением, – как и все девчонки.
– Да? А сам? Когда скелет выскочил, кто стал за меня прятаться?!
Велька задохнулся от возмущения:
– Да ты что! Я тебя спасал!
– Спас один такой! И не иди за мной. Сама путь найду!
Гордо выпрямившись, девочка зашагала в темноту. Почти разрядившийся браслет тускло мигал у нее на запястье.
Велька почесал в затылке. Девчонок не поймешь… Он открыл лючок подзарядки пистолета, выбросил старый аккумулятор и вставил кресильон в освободившееся гнездо.
Окошко зарядов загорелось зеленым. У Вельки стало тепло на душе. Теперь он не один. Кресильон скоро проснется и что-нибудь придумает.
После этой прогулки Тае не очень-то и попало. Нет, должно-то было очень: день проболтаться черт-те где голышом, превратить ночную рубашку (подарок благодетельницы) в веревочки, одеяло порвать – практически нервущееся. Фрося и за меньшее съедала живьем.
Но вышло иначе.
Когда Тая вернулась домой, ее встретила непривычная тишина. Алексей Семенович одиноко ужинал в холле первого этажа. При этом он горбился, вздыхал и был похож на вымокшего под дождем воробья.
– Добрый вечер, папенька. – Тая сделала книксен, и одеяло при этом нескромно распахнулось. – Приятного вам аппетита.
– Спасибо, – отвечал полковник. – Доча, мне нужно с тобой поговорить.
Тая чинно, словно бальное платье, огладила одеяло и уселась за стол. Носик ее брезгливо сморщился: от сложенных на столе коробок несло тухлятиной.
– Позвольте осведомиться, папенька, – спросила она, с трудом вспоминая обороты ослябийской речи, – откуда доносится это непрезентабельное амбре?
– Вот, полюбуйся, – полковник пододвинул коробки. – Реблягу-аши семнадцати сортов.
– Как сие понимать, папенька?
– Так и понимай. Ефросинья заказала на всю семью реблягу-аши. Вот счет из ресторана. Вот записка.
В записке Фросиным почерком сообщалось, что отныне семья переходит на новую диету. Пора, мол, брать на вооружение достижения науки чужих доминионов.
Таины глаза округлились:
– Обалдеть, папенька!
– Это еще не все. Пойдем. – Полковник поманил ее пальцем: – Пойдем-пойдем.
На цыпочках они вышли на задний двор. Там им открылась и вовсе удивительная картина. Посреди грядок с сельдереем восседала Фрося.
Но какая!
В цветастом саронге. С браслетами на голых руках и ногах. Окруженная птицами и зверями: попугайчиками, мышами, ящерками. Из пруда выглядывали любопытные рыбьи мордочки.
– …и вопросил пророк Полиграф, – донеслось до Таи, – где двери?.. Двери где?.. Но сторож зоопарка оказался нищ духом и ответствовал: «Вот же они, человече. Или слеп ты, что не зришь очевидного?»
– Проповедует, – шепнул Алексей дочери. – Зверям и птицам проповедует.
Тая кивнула. Текст этот она слышала не раз: то была притча из «Книги шуток и реприз Полиграфовых», канонический текст.
– …и вновь вопросил Полиграф: «Да нет! Двери где? Тлоны, тобатьки, тутлики?»
Фросины слушатели затявкали, засвиристели, закурлыкали. Даже карпы в пруду булькнули одобрительно.
– Она что, – также шепотом спросила девочка, – вроде этого?.. Франциска Ассасинского?..
– Ассизского, доча. – В глазах полковника читалась растерянность. – Подойдем ближе?
Но ближе подойти не удалось. Из травы выскочил попугайчик-часовой и отчаянно заверещал. Звери прыснули в разные стороны. Фрося оглянулась, и Таю ждало очередное потрясение.
Лицо благодетельницы блестело, словно намазанное ваксой. Черные короткие волосы курчавились, в носу медью сверкало кольцо. Более наблюдательный Алексей Семенович успел заметить, что чернота распространяется по телу жены неравномерно: лицо темное, а шея еще нет. Голые руки и ноги сияют белизной.
Полковница кротко улыбнулась и погрозила язычникам пальцем. Миг – и она унеслась в небо, словно гигантский кузнечик.
– Мать кинкара! – только и смог вымолвить полковник. – Что это было?
– Н-не знаю. Я правда ни при чем!
Отец и дочь переглянулись.
– Может, поищем следы? – предложила Тая.
– Давай.
Следы скоро нашлись. Отпечатки Фросиных сапог вели в заброшенный сад – обратно домохозяйка шла босиком. Полковник с дочкой протиснулись в пролом в стене. Там, среди истоптанной травы, валялась уже знакомая Тае шкатулка. Бабочка-инжектор сидела на яблоневой ветке, равнодушно складывая и раскрывая крылышки.
– Вот оно, – полковник поднял шкатулку. – Все ампулы пусты.
– А что здесь написано?
– Это… – Вопрос застал полковника врасплох. Он замялся, не зная, как сказать. Наконец ослябийская правдивость победила: – Это асурские геном-трансформеры. Помалкивай об этом, ладно?
Девочка кивнула. Алексей Семенович повертел одну из ампул в пальцах:
– «Обратное колено кузнечика». Понятно, отчего она так сиганула…
– А это?
– «Язык птиц и зверей».
– Ой, а вот еще такая же! А это?
– «Непредсказуемый облик». – Полковник попытался вспомнить, в какой цвет последний раз красилась Ефросинья. Вроде в рыжий… Оставалась последняя ампула. Один из асуроглифов Алексей Семенович узнал сразу: «лицо». Остальные два переводились как «Истинный Полдень» – мифическая пятая сторона света.
– История… – Полковник обернулся к дочери: – Только никому, хорошо?
– Да что я, маленькая, па? – обиделась та. – Можно я книжку в твоей библиотеке возьму?
– Бери. – И Алексей Семенович вздохнул, обрадованный, что так легко отделался.
На вечер Тая устроилась на подоконнике своей комнаты. Усталая крепость отходила ко сну, разогретые за день камни отдавали тепло в надвигающуюся ночь.
«А Велька сейчас в кубрике, – подумала она. – Все-таки нехорошо в корпусе… Все по струнке, по-военному, и родителей рядом нет. Пусть даже таких, как Фрося».
Зря она с ним так…
«Ничего, – мелькнула сердитая мысль, – ему полезно. Выпендриваться меньше будет. Помучаю денек-другой и прошу».
От этих мыслей Тая повеселела. Влезла в аську, поболтала с подругами. Туманно («у нас с одной девчонкой такое случилось!») обсудила сегодняшние события. О подземельях, скелете и Фросе, конечна, ни слова – что она, дурочка? Зато о Вельке посплетничали всласть. Каждый шаг обсудили, все фразочки и интонации. Выходило странное: не то Велька безумно влюблен и только ждет, как бы признаться, не то играет с ней, словно с куклой. Ирка даже стихи написала:
Клятвы мужские – коварства обман,
И ты им не верь ни на грош.
Целует и ластится, а сам
Только и думает коварную ложь!
Хорошие стихи. Ирка вообще лучшая на свете поэтесса. Вот только Тае что делать? Так и не придумав ничего, она отложила ноутбук в сторону и взялась за книжку, которую отыскала в библиотеке отца.
Это были «Истории и сказки о дакини», перевод с асурского. В предисловии говорилось, будто книжка предназначена для асурят младшего школьного возраста. Бр-р-р! Если в детстве такое читать, заикой станешь. «История об отрубленной руке», «Девочка – пожирательница головастиков», «Дакини сорока островов», «Мобильник с деревянной карточкой», «Мертвый журнал».
