Генри тем временем двумя пальцами выудил из внутреннего кармана тот самый золотой, что накануне выплюнула машинка, и торжественно предъявил его хозяину дома. Мароу ди Бертолли тупо уставился на профиль царя-батюшки, а Генри с интересом ожидал, когда до него дойдет.
Дошло на третьей секунде. Синьор ди Бертолли надкусил монетку, вновь уставился на миниатюрного Державу Путятича и перевел взгляд на изобретателей. Вот теперь было ясно, что живыми они от него не уйдут.
Близнецы тем временем развлекались вовсю. На вечеринку они явились в черной форме, выданной им полтора года назад гномом-завхозом. Все эти полтора года форма провалялась под кроватью, и сейчас это было очень кстати. Они краснели, заикались, не могли поддержать даже банального разговора о погоде и явно пугались малейшего женского внимания. Эллинг уронил веер одной из девиц, Яллинг сперва облил другую вином, а потом в знак извинения повел ее танцевать, где ухитрился оттоптать ей обе ноги. Для эльфа это было натуральным подвигом. Словом, они вели себя так, будто и впрямь никогда не вылезали из библиотеки, — и при этом девицы вокруг так и роились. «Вот интересно, — подумал настроившийся на философский лад Генри, — кто поймет женщину?» Близнецы и раньше пользовались достаточным успехом, но, во-первых, это было несравнимо с сегодняшними достижениями, а во-вторых, им приходилось прилагать определенные усилия.
«А Яльги бы в этой толпе девиц не было. Она совсем другая. И розовое платье она бы точно не надела. С ее-то чувством вкуса и тактом!»
Генри потряс головой. Он сам толком не понимал, что на него нашло, но в последнее время такие мысли появлялись совершенно из ниоткуда. Сейчас о Яльге Ясице не напоминало вообще ничто, а между тем Генри вспомнил ее так ярко, что мог описать и выбившуюся из косы тоненькую прядь позолоченных солнцем волос, и изящно очерченные брови, и маленькую темную родинку над верхней губой… Генри опять потряс головой. Синьор ди Бертолли смотрел на него с возрастающим испугом.
Чем дальше в прошлое отодвигалась Яльга, тем больше достоинств у нее выявлялось. Раньше она не казалась Генри и вполовину такой… такой совершенной; честно сказать, раньше он считал ее внешность вполне посредственной, а теперь точно знал, что подобной ей девушки не было и нет. Кто придумал лживую поговорку, что все рыжие похожи друг на друга?
От мыслей о Яльге Генри Ривендейла спас синьор ди Бертолли. Амурные дела у него всегда стояли на втором, если не третьем плане, ибо он справедливо полагал, что женщины — это прежде всего большие расходы.
— Друг мой герцог, — зашептал он с неожиданно прорезавшимся эвксиерским акцентом. — Прошу вас последовать за мной в кабинет. Мы не можем дальше надоедать этим прелестным синьорам и в особенности синьоринам нашими скучными деловыми разговорами! Дворецкий проведет туда же ваших достойных однокурсников…
— Они учатся курсом старше, — справедливости ради отметил Генри, но ди Бертолли только махнул унизанной кольцами рукой:
— Как имена этих достойных Перворожденных?
— Не лишайте их чести самим представиться вам…
На этой фразе, самой изысканной, которую только смог придумать Ривендейл, они переступили порог хозяйского кабинета. Это была идеально квадратная комната, обставленная полностью в эвксиерском стиле: стены, обтянутые золотистой тканью, изящная мебель, над рабочим столом — панорама Мраморной бухты. Ривендейл обратил внимание на высокое окно, завершавшееся двойной аркой, — посредине стояла изящная колонна, а стекла были витражными. Кроме того, стоили внимания мраморный стол, украшенный золочеными фигурками путти, и роскошное пресс-папье в виде геральдического льва с раздвоенным хвостом.
— Прошу вас оказать мне честь… — Ди Бертолли самолично пододвинул Ривендейлу стул.
Тот сел, привычно поправив шпагу. В тот же момент в комнату вошли близнецы. От роскоши, куда им случайно довелось попасть, у братьев в буквальном смысле закружились головы. Эллинг молча хлопал глазами, оборачиваясь то к столу, то к окну, то к картине (всякий раз, когда он смотрел на пейзаж, ди Бертолли почему-то начинал нервничать). Яллинг протирал свои очки полой куртки и беспомощно хлопал ресницами. Не знай Генри, что у эльфов к двум рукам и двум ногам прилагается стопроцентное зрение, он решил бы, что бедняга-адепт не видит дальше собственного носа.
— Мои дорогие юные друзья! — Голос синьора Мароу можно было намазывать на дорогие ячменные хлебцы. — В этом кабинете собралось благороднейшее собрание: древность рода дополнена жаждой знаний, столь редким и ценным в наше время товаром!
Яллинг вздрогнул, выронил очки и закрутил головой, словно не зная, где их искать. Синьор ди Бертолли птичкой выпорхнул из кресла, осторожно подобрал очки и бережно вложил их в дрожащую руку эльфа. Яллинг поблагодарил судорожным кивком и тут же напялил очки на нос.
— Не стоит благодарности! — Эвксиерец уже уселся на место и задумался, подбирая подходящую пословицу на эльфаррине. Но тут Эллинг вновь уставился на картину и произнес:
— Какая тонкая работа! Какая изумительная игра тени и света! Как тонко подобраны краски! Ах, синьор, я понимаю, что прошу многого, но не могли бы вы позволить снять…
— Нет! — прорычал ди Бертолли, из птички махом обратившийся в тигруса, но Эллинг, будто не заметив этого, закончил:
— …с нее копию?
Опомнившись, ди Бертолли произнес гораздо мягче:
— Что вы, мой друг! Не стоит трудов! Я распоряжусь, и вам доставят точно такую же: на что вам жалкая копия! Это будет еще один оригинал!
Яллинг и Эллинг как по команде вытаращили глаза. Столь изощренная логика даже им оказалась не под силу. На их лицах постепенно проступало самое настоящее восхищение, и Генри их понимал.
— Но вернемся к делу, — нежно напомнил эвксиерец. — Наш общий друг, благороднейший герцог Ривендейл, поведал мне о вашем чудесном изобретении…
— О котором именно? — уточнил Яллинг, глядя на ди Бертолли сквозь очки.
— О самом главном!
— О синьор, — Яллинг аж подпрыгнул, — так вам нужна дудочка, поющая на семи языках?! Элле, я же говорил, на нее непременно найдется покупатель, — а ты мне не верил!
— Нет-нет, — поспешно отрекся потенциальный полиглот, — дудочка — это в следующий раз. Я говорю о секрете превращения подручных веществ в золотые монеты!
На этот раз близнецы подпрыгнули одновременно. Яллинг вцепился в очки, Эллинг — в сиденье стула; переглянувшись, они уставились на ди Бертолли перепуганным взглядом и хором заявили:
— Да что вы, господин! Знать ничего не знаем, ведать ничего не ведаем! Какая такая машинка?
«Машинка!» Генри прямо-таки видел, как под роскошной сверкающей лысиной хозяина кабинета вертятся шестеренки. Герцог не мог солгать — такие опыты наверняка запрещены, — оба эльфа перепуганы и сболтнули лишку… А монетка-то настоящая, будто выпущенная на монетном дворе!
Или нет?
Извинившись, ди Бертолли вышел в коридор. Генри посмотрел на близнецов и увидел, как Яллинг подмигивает увеличенным очками глазом. Вслух никто ничего не сказал. Эльфы сидели, смиренно сложив ладошки на коленях, но прошло не менее минуты, когда дверь отворилась и на пороге появился Валентин де Максвилль. Близнецы опешили — Генри тоже, причем он-то как раз на самом деле. Зато некромант выглядел спокойнее удава.
Из-за спины Валентина послышался голос ди Бертолли:
— Благородный герцог, я был неправ! Только что я узнал, что в вашей Академии обучается сын Того Самого де Максвилля, и мне остается только снять шляпу и принести извинения! Разумеется, своих детей я отправлю учиться только в вашу Академию, и никуда больше!
Генри представил лицо директора Буковца и порадовался, что пока детей у эвксиерца не намечалось.
Валентин чуть поклонился, храня абсолютную невозмутимость.
— Чем могу служить, благородные господа? — очень спокойно и очень любезно спросил он.
Ди Бертолли порылся в кармане. Эллинг беспокойно наблюдал за его действиями, по-птичьи вытянув шею.
— Я попрошу вас проверить подлинность этой монеты, друг мой. — Эвксиерец подкинул тот самый надкушенный золотой и победно глянул на братьев. — Много ли времени это у вас отнимет?
— Пять секунд. — Валентин уже доставал из внутреннего кармана тоненькую серебряную пластинку. Положив ее на ладонь — мелькнула какая-то руна, — младший сын дома де Максвиллей подул на пластинку. В воздухе над ней возник и истаял герб банка «Максвилль и К°». — Прошу вашу монету…
Синьор Мароу трепетно протянул ему золотой. Близнецы следили за тем, как монета переходит из рук в руки, и на лицах их читалось все большее отчаяние. Валентин чуть поддернул манжеты и опустил монету на середину пластинки. Ее контуры немедленно вспыхнули ярким синим сиянием.
