— Имя, — булькнул мужчина, умиленно поглядывая на творение рук своих деток.
— Не скажу, — я сжала губы, потому что на рудники не хотелось.
— Правда? — хмыкнул он и демонстративно потянулся к кирпичу на полке, взял его, примерился и снова хмыкнул. — Это на крайний случай, естественно. Тогда тебя вообще запишу под первым выдуманным именем. А хочешь, чтобы после срока была возможность вернуться — скажешь имя. Наши доблестные стражи, конечно, могут помочь. Но стоит ли? Они иногда увлекаются и предлагают помощь, даже когда ее уже никто и не просит...
Я зыркнула на ближайшего охранника, который демонстративно наглаживал свою дубинку, и судорожно дернулась. Выбора особо не было, но я все же уточнила:
— А на сколько лет?..
— На рудники? Женщин стандартно продают на пять лет, мужчин — на десять, — деловито ответил мужик.
— И многие доживают?
— Ты точно доживешь, — смерил меня внимательным и очень неприятным взглядом он. — Лицо симпатичное, руки-ноги целые, фигура тоже ничего. Так что пять лет выдержишь, а там вернешься и сразу сможешь податься на статус добродетельной бонны…
— Ч-что? — хлопнула я глазами.
— Милочка, что ты «что-каешь»? Как раз за пять лет уже третьего родишь… Как еще для женщины там выжить? Только так. Или ты и правда хочешь сгноить себя в рудниках? Веселые камни хороши, когда очищены и пролежали на свету хотя бы месяц. Тогда они и стоят… ох, сколько они стоят! Одно месторождение приносит Еронии десятки тысяч гелдов. А вот пыль при добыче разъедает легкие.
Слов у меня не осталось. Даже вопросов не хотелось задавать, например, куда уходят эти гелды, если те же дороги тяп-ляп из подручных материалов ремонтировали мигранты, если в трущобах до сих пор голодали, если ребенок не у каждой матери выживал, потому что кормить нечем, если приходилось браться за самую грязную работу всем — и мигрантам, и местным, потому что чистой толком и не было. Я мысленно горько хмыкнула, потому что и так все было ясно: куда бы ни шли те гелды, явно не в казну.
— Имя-то твое как?
— Лилия Сидорова.
Просто… Ну вот просто — почему так происходит?.. Я знала, что вопрос дурацкий и смысла в нем особо никакого для моей ситуации, но не задать хотя бы себе его не могла.
Впрочем, ясно, почему доволен своей работой этот боно, который отправлял меня если ни на смерть, то на насилие. У него зарплата, семья и хороший домик, детишки обеспечены. И все удовлетворяло гвардейцев — красивые медальки, деньги, страх окружающих и гордость родителей, ведь дитятко выполняло ответвенную работу. То, что они даже не подходили к преступникам, а просто охотились за обычными гражданами — это другое. Министры — тем вообще все замечательно было, тут и спорить нечего.
Богатые слои населения? Им в принципе проблемы никакой. Да, неприятно местами, особенно когда законы ущемляли какую-нибудь их свободу, но в целом дай больше денег — и от тебя отстанут. Особенно если ты возмущаться не будешь. Или выезжай за границу Еронии и возмущайся там.
Но были же еще люди. Бедняки и средний класс, те богатеи, которых тоже шпыняли, торговцы, мелкие предприниматели, король, в конце концов! Вот его величество вообще видно и слышно только по праздникам, как мне рассказывали. О драконе больше известно, хотя его толком никто не видел, только слышал и басни о нем передавал.
А может… Может, и нет никакого дракона?..
Пока я раздумывала, в комнату вбежал какой-то парень с тонкой папкой. Оказалось, мои документы — контракт, прегрешения, разрешения и все такое. Боно послюнявил карандаш и нашел строку в толстенной книге с записями.
— Так. Пять лет. Рудники…
И это было сродни озарению.
— Нет, к дракону хочу, — ляпнула я, шагнув вперед. Толстый боно уставился на меня круглыми глазами, поковырялся в ухе и переспросил:
— Что за бред? Какой дракон?..
— Тот, которым вы тут всех запугиваете. Дракон, который меня сожрать должен согласно условиям контракта. Контракт же у вас, почитайте! Я же переселенка — да, переселенка. Нарушила — да, нарушила. Так какие рудники? Дракон мне положен!
— Совсем чокнулась! — выругался боно. — Я тебе, дуре, о чем говорил? Пять лет — и свобода!
Ага, с тремя детьми… Хорошо, если не умрут эти дети, я не умру в процессе — не сдохну в родах, от какой-нибудь болячки или просто попав под руку «сожителю». Вряд ли народ на рудниках так мил и благопристоен, что встречу я вероятного отца своих детей в кафе за чашечкой латте с электронной книгой в руках, а он будет благоухать парфюмом, почесывать гладко выбритый подбородок и ждать свой континентальный завтрак с черным кофе. Угу, тут такое и в своем мире не встретишь, а что говорить об Еронии! Смешно прям.
— Нет, дракона хочу и точка. Положен дракон — дайте дракона! Имею право! — стояла я на своем. И, кажется, выигрывала?
— Тьфу, дура! — плюнул на пол боно и вытащил из самой дальней стопки тонкую тетрадь, там начеркал мои имя-фамилию и приложил ладонью надпись. — К дракону эту идиотку!..
— Но боно Вигло… Дракон же…
— Знаю, что там бирка «не тревожить», но ничего, ради этой идиотки растревожится! Киньте ее внутрь, в колокол звякните и уходите, если боитесь. Ей все равно не выйти оттуда.
Он сделал мне ручкой «пока-пока», и охрана меня вынесла из помещения. А я… Честно, я еще не поняла, на что подписалась. Мамочки! Неужели меня сейчас сожрут? Я как-то не готовилась к этому… Как-то не ожидала. А где последний обед хотя бы, не говоря уже о времени подумать о своей жизни?
Тащили меня недолго, в конце очередного коридора нас ждала вагонетка — впрочем, ехали мы буквально минутки три, меня даже паника не успела охватить. А потом пришлось по ступеням подниматься вверх, этаж так на пятый. Что, куда — у меня уже голова шла кругом. Поэтому когда распахнулась дверь и меня туда впихнули, а следом заорал колокол, да так, что уши заложило, я просто рухнула на колени и застыла. Очнулась от легкого топота, а когда подняла голову, то увидела пожилого сморщенного человечка. Он смешно шел ко мне, чуть подпрыгивая, пытаясь не наступить на длинную, не по росту ему, мантию с шикарными рукавами, и то и дело протирал лысину платочком. Одежда у него была некогда богатая, но на коленях и локтях вытершаяся, а когда он на мгновение обернулся, чтобы достать этот самый рукав, который ниткой зацепился за неровность стены, то я увидела еще и проплешину в позолоте на ягодицах.
— Да-да, уже бегу, — суетливо бормотал он. Но чем ближе подходил, тем удивленнее становилось его лицо. В итоге он не дошел несколько шагов и ткнул в меня пальцем. — Это что?
— Эм, меня к дракону прислали.
— То есть? — прищурился он и весь сморщился от попытки разглядеть, а так как не вышло, то принялся искать очки по карманам. — Ты — новая уборщица?
Да, хотелось мне ляпнуть, но потом я обвела взглядом окружающее меня пространство и обнаружила, что торчала я в помещении, где некогда была жизнь, но успешно покрылась плесенью. И убирать все это голыми руками… Нет, увольте! Сказала дракон, значит, дракон! Никаких полумер!
— Ну так к дракону. На съедение.
— На съеде… А, хорошо, — пожал плечами старик. — Тогда пойдем.
Он повел меня через несколько небольших комнат — заброшенных, пыльных и дурно пахнущих. Впрочем, ничего необычного, так пахла одинокая старость.
— Что, все так просто? — брякнула я. — А если я вам сейчас по голове дам и сбегу?
— Ты думаешь, одна такая умная? Было таких ой как много, — хихикнул он. — Выйти отсюда можно только через дракона, и только меня он пропустит, я ведь с ним с рождения! Другие же будут сражены его величием, его мощью, силой, кровожадностью!.. Его пасть — это врата в смерть, клыки — тысячи острых ножей. Его хвост — это жало. Его чешуя — броня, которой не знал этот мир. А рев повергает в ужас и останавливает сердце! Узри!..
И я узрела. Моргнула и еще раз узрела. Моргнула и…
Дракон лежал на боку. Это действительно был дракон. Крылья, чешуя, хвост, даже морда большая имелась — челюсти с мой рост длиной, а может, и больше. Здоровенная такая хреновина. Пузатая. Я такое видела у маминого попугайчика, которого она, увы, перекормила: торчащее голое пузцо из меха. Так вот, у дракона между чешуей торчала именно такая складка — жирненькая и мягкая.
