большим Зверем, чем все мы. Любопытство привело тебя в глушь, и заставило искать, кто будет готов тебя развеселить. Знаешь, ты пока не озверел, мне такие вещи говорил…
— Я не нарочно! И вообще, я даже не помню, что именно говорил! — обиженно тявкнул я. Лена внезапно улыбнулась, и опять погладила по лапе.
— Я знаю. А потом ты вырос. Помогать начал. За пару месяцев выбиться в вожаки… В тебе это было, Лёш. Просто глубоко. Но за что мы любим своего Зверя, что он достанет до любой глубины. А правильно попросишь — ещё и достанет оттуда много хорошего. Тебе он достал Человека.
«Человек» не был с этим согласен, но хвостом вилять не переставал. Особенно, когда его поцеловали в не по-человечески мохнатую щёку, и сказали, с самой лучшей в мире улыбкой:
— Человек — это не внешний вид, а состояние души.
* * *
Кажется, внутреннего Труса усмирить удалось, но не до конца: меня перестало колбасить, и понедельника я дождался без труда. Когда он оживал, так это когда мне на глаза попался дед Костя. Слишком бодрый и довольный! Я этого ждал? Ждал. Так почему мне так жутко от его бодрости⁈
— Так-то, Лёшка, тяжела она, доля вожаковская. Потому-то и мне беспокойно было.
— Поможете с этим справиться?
Дед Костя развёл руками и хитро посмотрел на меня:
— Ишь, умный какой! Не, сам со всем справишься, на то тебя новым вожаком стая и выбрала. Не стыдно к старому-то обращаться?
— Нет. — было почему-то очень обидно, что дед Костя единственный, кто отказывался помочь, и волчья гениальность подсказывала: дело в чём-то ещё. И это «что-то ещё» реально пугало! Не могу спросить прямо — «А что это вы такой весёлый для свергнутого вожака?», да тут и так всё понятно. Ждёт, что я, поджав хвост, испугаюсь и дам дёру! А потом устроит краткую, минут на сорок, речь для стаи, на тему «Вот видите, кого вы себе в вожаки вместо нормальных волков выбираете?»
Сам старый волк смотрел на меня с едва обозначенным любопытством; мысли закрывать я уже умею, а покерфейс держать — нет. Мимика мохнатиков в разы богаче звериной, и мне это нравится! Но помочь мне помогли, старательно не заходя за рамки «критического минимума». Дед Костя достал из кармана ножик. Не мой трофейный, а другой.
— Тяжко будет стае без моей волшбы, ну да Луна рассудит. А напоследок помогу: вшепчу в дверь, коли не удержишь Федьку, беги со всех лап. А он, покуда ножик в двери торчит, не сбежит, как бы ни старался.
Шерсть у меня на загривке опять приподнялась от воспоминаний. Шептун хренов…
— Послушай старшего, ребёнок. Коли оплошаешь — так выживешь хотя бы. Федька он тебе не Сашенька, обормот восторженный, Федьку настоящий Зверь держит. Опасный! Буйный!
Я угрюмо посмотрел на колдовской нож, помощь которого мне предлагали.
— Давайте ножик ваш. Спасибо…
— Не за что, Лёшенька. — кивнул вожак, и довольный ушёл прочь. Лунное любопытство только начало раскачиваться, и сонно махало транспарантом «Какого хвоста я снова Лёшенька?» Но ответ я и сам знал: просто один Обормотень снова получил щелчок по носу.
Эти качели начинают бесить! То я рвусь доказать, что я — самый сильный, и со всем справлюсь, то наоборот — готов сжаться в комок, спрятаться от того, что меня ждёт! Хочется даже не расследовать тайну пугающей весёлости деда Кости, а задвинуть её куда подальше, потому что воображение рисует сцены в лучших традициях сказок Андерсена. А им тут не место!
«Утром и днём к Фёдору в полнолуние не лезь, но ближе к вечеру он становится более открыт для разговоров» — таким был один из советов Льва Леонидовича. А я стоял перед дверью. Интересно, куда дед Костя нож воткнул? Потому что отсюда я его не вижу. Осмотрел всю дверь, нашёл несколько щелей, где ему могло быть место… плюнул, вошёл так. Нет ножа, ну и пёс с ним.
Внутри было темно и пусто; «собеседники» не убираться сюда ходят, только развлечь трёпом. А самому Фёдору по барабану, что на пустых книжных полках в коридоре — пыль, толщиной с пуховый платок. Вперемешку с шерстью: пушистые собаки оставляют примерно в три раза меньше шерсти, чем один трёхметровый оборотень.
Фёдор лежал в углу не то спальни, не то гостиной; без мебели не поймёшь! Из украшений — только подранные обои.
— Здрасьте, дядь Фёдор! Сегодня я с тобой посижу, хорошо? — сказал я. Чёрная меховая громадина зашевелилась, потянулась, и зевнула во всю широту своей клыкастости. Говорить надо о чём-то особенном, или можно, как всегда?
— Знаешь, а я всё равно верю, что эти сны не просто так мне снились. Даже если мне никто больше не верит, ты их хорошо запутал всех. Лев Леонидович про Маленького Оратора рассказал. Ты знаешь, кто он, Оратор? Думаю, тоже был волчонком из стаи Шерлока… Это я так Льва Леонидовича называю, если что. Ну правда похож, а?
— Рр.
В этом коротком рыке не было никакой угрозы. Скорее, как простое «угу». А я продолжил.
— Давай, я расскажу, что вообще в деревне происходит? Потому что у нас весело! С Ленкой всё хорошо, и вообще, баб-Лёна от нас уже внуков ждёт! Мне она, как родная бабуля стала. Правда, моя никуда не лезла, ничем не интересовалась, а баб-Лёне всё интересно, даже Степашкин «ФэйриВерс», представляешь?
— Рр.
Кажется, диалог налаживается! Меня слышат, но не прогоняют, а я почувствовал, как становлюсь смелее.
— Вообще я сам не против, это Лена говорит, что «детей» ей и в нашей стае хватает. А я её слишком люблю, чтобы так вот силой переубеждать. И вообще, я тоже ей помогаю! Ага! Перевязку сделать, или бумаги заполнить, или Виталику голову из забора опять вытащить. Я просто предложил чаще перекидываться, чтобы лучше понимать Зверя, а Виталик то драться лезет, то что-нибудь придумает такое… Вот как думаешь, что такое «Баскетбол»? Это когда вместо мяча корзину берут. Большую такую, с тазик размером. И с очень непрочным дном. Иногда без нашей с Ленкой помощи снять корзину не получается.
«Не зацикливайся на одной теме, твоя задача — поддерживать разговор как можно дольше. В идеале — всю ночь. И ни в коем случае не прикасайся, он приходит в ярость от физического контакта». — всплыло у меня в памяти, но Фёдору, кажется, интересно было это
