Солнце пряталось за горы, и при последних его лучах Перчик посадил флаэсину на остров, в устье реки Вьюнки, впадающей в озеро Сван. Хенк вылез из флаэсины и отправился искать вход в подземную пещеру, где мог находиться Творец[6] данного мира Харом. Перчик шагал сзади за Хенком, с содроганием вспоминая последнюю встречу с Харомом, когда тот подарил Хенку браслет для Байли. Хенк был прав, уж кто и может помочь в поиске Байли, так это Харом. За последние годы остров густо зарос кустарником и деревьями, так что найти заветную дверь им удалось не сразу. Когда, продираясь сквозь кусты, они, запыхавшись, остановившись перед ней, Хенк, взглянув на Перчика, спросил: — Что, пойдём? — а тот, вздохнув, только кивнул головой.
Открыв дверь, они нырнули в её тёмный провал. Хенк зажёг шар, подняв его над головой, и отправился вниз по лестнице, которая, как маятник, петляла справа налево и наоборот, оканчиваясь в крайних точках нишей-переходом. Перчик, отключив эмоции, двигался за Хенком, про себя размышляя, что в иное время и обстоятельства ни за какие коврижки не посетил бы Харома.
Спустившись вниз, они прошли в зал с наклонными стенами, такой же громадный и угрюмый, как и раньше. Хенк, как и прежде, шагал впереди, а за ним в нескольких шагах ступал Перчик, стараясь идти осторожно, точно подкрадываясь к дичи.
Неожиданно Хенк остановился, а Перчик ощутил в голове незнакомую сущность, которая бесцеремонно копалась в его голове.
«Что ты хочешь?» — спросил голос внутри, но Перчик понял, что спрашивают не его, а Хенка.
— Где Байли? — услышал Перчик голос Хенка, а голос внутри заревел так, что чуть не расколол голову:
«Ты претендуешь на мою Фатенот?»
Что ответил Хенк, Перчик не слышал, так как он тут же исчез, к тому же погас светящийся шар. Внезапно Перчика схватило что-то огромное, а потом он ощутил полёт и, неожиданно для себя, оказался снаружи, над островом, откуда, с высоты в два человеческих роста, шлёпнулся на землю, отчего сразу же потерял сознание.
Была уже ночь, когда он поднялся с холодной земли. Одна нога затекла, и он едва на неё опирался, но, всё же, добрался до флаэсины и, перевалившись через борт, двинул штурвал, поднимаясь в звёздное небо и направляясь в Боро.
* * *
Фогги уже находился в Боро и исполнял обязанности Главного Марга, когда Леметрия и Чери добрались в город. Он сидел вместе с фреей Эстатой, маргом Расса и фреей Айлиф и составлял бюджет на следующий год, когда в кабинет засунул голову вездесущий Парк, брат Леметрии, и сообщил:
— Чери и Леметрия прилетели.
Фогги поднялся и отправился встречать жену и Леметрию, немного опасаясь результатов и понимая, что для Чери встреча с Манароис очень тяжёлое испытание. Увидев их ещё издалека, он понял по лицам, что результаты поездки не такие, которым можно радоваться.
Леметрия в общих словах обрисовала поездку и рассказала то, что им сообщила Манароис. Чери молчала, не глядя на Фогги.
Фогги, словно оправдываясь, сказал:
— Ей можно верить.
Чери глянула на него уничтожающее и спросила:
— На каком основании?
— Несколько лет назад, — очень осторожно сказал Фогги, — она сообщила мне, что я буду Главным Маргом.
Чери ехидно ухмыльнулась.
— Что и следовало доказать, — сказала она, — стать Главным Маргом тебе совсем не светит.
— Ты ошибаешься, Чери, — сказал Фогги, положив руку ей на плечо, — я сейчас Главный Марг, а Хенк отправился к Туманному Коту.
— Пусть даже так, — вздохнула Чери, — но она сказала: «Ищи его в воде».
— Это говорит только о том, что Дуклэон жив, — убеждённо сказал Фогги. — Манароис не способна сказать дурное.
Чери злобно на него взглянула, не в силах простить ему мимолётную связь с Манароис, и, развернувшись, отправилась в свой дом, а Леметрия семенила за ней сзади, пытаясь придумать убедительные аргументы, чтобы успокоить подругу, но тревогу в своей душе не могли погасить никакие слова.
Фогги вернулся к фрее Эстате и наказал направить все имеющиеся флаэсины и речные суда вдоль русла Леи и прилегающих рек, чтобы более тщательно их проверить, так как по имеющимся данным дети находятся возле воды. Откуда у него такие данные, Фогги не сообщил, чтобы не вызывать недоумение Эстаты, а она не считала нужным интересоваться чужой тайной.
Чтобы все сведения о поиске могли быстро дойти до Боро, Фогги предложил Эстате расположить фрей на достаточном расстоянии друг от друга для передачи сообщений с помощью марок. Фогги проследил, чтобы все флаэсины отправились по своим маршрутам, и только тогда отправился домой, намереваясь хоть немного успокоить Чери и уложить её спать, так как она всё это время не закрыла глаза ни на миг.
У них дома была Леметрия, и Фогги был благодарен ей за её участие, иначе Чери могла не выдержать и сорваться, а о том, что последовало потом, Фогги старался не думать. Чери выслушала убедительные слова Фогги и собралась сама участвовать в поиске, но Фогги советовал ей оставаться в Боро, куда сведения придут намного быстрей.
Он понимал, что нужно занять мысли Чери каким-нибудь делом и предложил ей вместе с Леметрией дежурить по очереди и принимать сообщения фрей. Чери тут же принялась собираться, но Леметрия приказала ей спать, чтобы отдохнуть, иначе вообще не допустит её к дежурству. Чери со вздохом согласилась и тут же тревожно прикорнула в зале на диванчике.
Фогги и Леметрия вышли на крыльцо, чтобы её не беспокоить.
— Иди и ты, поспи, — предложил Фогги, — а я останусь дежурить.
— Не могу, — честно призналась Леметрия и добавила: — Что-то долго нет Хенка и Перчика.
Точно по мановению невидимой фреи они увидели силуэт флаэсины, опустившейся на близлежащую поляну. Леметрия не удержалась и побежала вперёд, а Фогги, замирая сердцем, шёл сзади, боясь услышать плохие вести.
Через борт неуклюже перевалился Перчик, и в темноте его лицо показалось удивительно угрюмым, но когда Фогги подошёл поближе, то понял, что здесь виновата не темнота: на лице Перчика было написано отчаяние.
— Что случилось? — обеспокоилась Леметрия. Перчик посмотрел на Фогги и произнёс:
— Пропал Хенк.
* * *
Элайни стояла у окна классной комнаты, смотрела на ряд цветущих лип, выстроившихся полукругом вокруг дворца, и диктовала диктант Марго, сидящей за столиком и склонившейся над листом бумаги.
— Пиши... в чистом поле мотыльки...
— Мам, я не успеваю, — ныла Марго, предпочитая прогуляться в чистом поле и погонять мотыльков, а не описывать чужие чувства.
— Марго, будь внимательнее ... в чистом поле мотыльки... — повторяла Элайни, переходя к другому окну, за которым виднелась лужайка, обсаженная со всех сторон невысокими кустами боярышника, а в середине стояла статуя Элайни, которую слепил Сергей. Изваяние было совсем не похоже на Элайни, но на все её шутливые замечания Сергей отвечал одинаково: — Я тебя так вижу.
— Написала? — повернулась Элайни к дочери, но Марго за столиком уже не было. «Убежала!» — возмутилась Элайни, собираясь задать трёпку Марго. Она выглянула в окно, но увидела только Альмавер со своей дочерью, Бони, фланирующую по дорожкам парка в направлении поляны, где обычно садилась флаэсина, и которую обкашивал Анапис, отец Бони. Девочка, увидев отца, заковыляла ножками к нему, но упала по дороге, и счастливое семейство принялось её успокаивать.
Элайни улыбнулась, радуясь за них, нашедших своё счастье здесь, вдали от своего дома, и ставших ей друзьями. Она подумала, как мало нужно для счастья, и, озираясь на свою судьбу, улыбнулась.
Сергей прилетел уставший, побежал к Хвостику и окунулся в нём, смывая ледяной водой все заботы. Посвежевший, он вернулся к Элайни и только тогда её поцеловал. Она с радостью вернула ему поцелуй и прижалась к нему всем телом, ласково поглаживая его голую мокрую спину.
— Вы есть будете? — спросила Алида, сунув голову в дверь, и заметила, широко улыбаясь: — Что, не налюбовались?
— Не смущай нас, Алида, — улыбнулась ей Элайни и на виду Алиды впилась в губы Сергея. Алида с сожалением закрыла дверь, буркнув на прощанье: — Я если что, вам подогрею.
— Может, всё-таки, покушаем? — спросил Сергей, но Элайни потянула его в спальню. Закрыв дверь на ключ, она обернулась к Сергею и прошептала: — Успеем.
Целуя его, она закрыла глаза, изредка нашёптывая ему на ухо: «Как же я тебя люблю!» Растворяясь, друг в друге, они прижимались телами, жалея, что не могут слиться полностью в безграничной нежности и страсти, чтобы в такой миг остаться в вечности навсегда.
Умиротворённые, они лежали, обнявшись, наслаждаясь незримым единением. Элайни гладила рукой грудь Сергей, а он шевелил её золотые локоны, накручивая их на палец.
— Больно! — воскликнула она, и, засмеявшись, оседлала его, прижимаясь всем телом и целую его в губы.
