– Земля, говорит борт номер один. Говорит борт номер один. Как слышите меня? Прием, – проговорил он в микрофон.
– Борт номер один? О, е-мое! – удивился диспетчер. – Слышу вас отлично. Вы где?
– В Караганде! – рявкнул в ответ пилот. – Ты когда-нибудь на радары смотришь? Что ты там видишь, твою мать?..
– А разве мою маму на радарах теперь показывают? – поразился диспетчер, и пилоту ничего другого не оставалось, как снять с головы наушники и швырнуть их в борт кабины.
Ну а что делать? Не вылезать же из самолета, чтобы этому придурку морду набить?!
Старшину, впрочем, в этот диалог никто посвятить не удосужился. Да и вряд ли некогда бравого десантника, а ныне безвестного народным массам «икс-ассенизатора», бойца невидимого фронта имени Малдера и Скалли, могли интересовать переговоры одного идиота с другим. Шныгина куда больше волновало то, какие изменения произошли на базе с того момента, как он был здесь в последний раз. Остановившись на середине трапа, Сергей осмотрелся по сторонам.
После блестящей операции на лунной базе инопланетян, повлекшей за собой исчезновение пришельцев из земной атмосферы, вод и недр планеты, необходимость в строжайшей секретности бункера отпала сама собой. А вместе с ней отпали от постаментов некоторые манекены, изображавшие обитателей колхоза «Красное вымя», частично распались муляжи коров и осыпался бревнами и трухлявой крышей сельсовет. Древесину растащили на подсобные нужды стройбатовцы, надолго укоренившиеся возле базы, как бобры на Ниагарском водопаде, а труха осталась невостребованной и горделивым ковром украшала окрестности переходного отсека, которым теперь никто не пользовался, предпочитая проникать в бункер через аэродром.
Кроме этих перемен, появилось нечто новое и вокруг взлетно-посадочной полосы. Во-первых, самолет теперь не прятали в кустах, маскируя его пятнистой сеткой, а построили ему персональную конуру. Ангар то есть. Затем, видимо, решив, что новоиспеченному строению будет тоскливо торчать в одиночестве посреди поля, собрали поблизости несколько сараев из гофрированного железа и забили их трофейной инопланетной техникой. Что, естественно, повлекло за собой вполне предсказуемые последствия. А именно появление у сараев сборщиков цветных металлов со всей округи.
Разворовывать секретное государственное имущество, а это вам не провода силовых электролиний, само собой, позволять никто не собирался. Поэтому сараи обнесли колючей проволокой в два ряда. Проволоку тоже могли украсть, и для ее охраны пригнали батальон солдат. Которые, в свою очередь, зимовать в палатках отказались. Вот так и появились около аэродрома казармы, штаб батальона, караулка, КПП и прочие хозсооружения армейского быта.
– Бардак! – констатировал старшина, вдоволь налюбовавшись новостройками, и, спрыгнув с трапа, бодро направился к переходному отсеку.
– Товарищ майор, старшина Шныгин для дальнейшего прохождения службы прибыл, – доложил он, останавливаясь перед глазком видеокамеры.
– Вижу, вижу, – буркнул в ответ Раимов. – И что же ты, старшина, всегда опаздываешь? Даже Кедман из Америки уже прибыл, а ты все телишься. Мать твою акушеркой в ветлечебницу! И вообще, Шныгин, кто тебе позволил понижать меня в звании?
– Извините, товарищ генералиссимус, блин, – обиделся старшина. – Меня Президент о вашем повышении не проинформировал, а икону вашу у входа ни фига не повесили, еври бади!
– Поумничай мне еще, из нарядов вылезать не будешь, – отрезал Раимов. – Быстро в штаб, и доложить о прибытии, как положено. Бегом марш, старшина!
Шныгин изобразил вялую трусцу на месте, явно подражая той самой беззубой лошади из анекдота, которая так и «не шмогла». Подполковник что-то невнятно проворчал себе под нос и открыл люк переходного отсека. Сергей, не меняя темпа передвижения, забрался внутрь и мгновенно заблокировал все входные отверстия в организме. Ну, или почти все. Крышка люка вернулась в исходное положение, и старшину тут же окутали клубы газа. Дезинфекция длилась не более тридцати секунд, а затем мощная вентиляция очистила помещение. Теперь доступ в бункер старшине был открыт.
Внутри база практически не изменилась, если не считать того, что совершенно отсутствовал запах свежей краски. Что, впрочем, было вполне понятно. Если раньше двери, стены и потолки стройбатовцам, благодаря совместным спецназовско-инопланетным усилиям, приходилось ремонтировать минимум раз в неделю, то в последние несколько месяцев уродовать бункер было некому. Но теперь ситуация обещала измениться к лучшему. Все-таки «икс-ассенизаторы» вернулись на базу.
Однако некоторые новшества все-таки наблюдались. Если раньше дверь из коридора от аэродромного переходного отсека вела прямо в штаб группы, то теперь новоиспеченный подполковник избавился от ощущения, что живет в проходном дворе. Видимо, усилиями того же стройбата угол коридора был срезан и образовывал правильную дугу, огибавшую святая святых любой воинской части. Шныгин хмыкнул и, секунду полюбовавшись на изменение планировки базы, постучал в штабную дверь. Та мягко утонула в стене, и старшина очутился в резиденции Раимова.
Внутри тоже все оставалось по-прежнему: множество мониторов и пульт управления, отделенный от остальной части штаба стеклянной перегородкой, и дверь, ведущая в личные покои подполковника. Командир группы собственной персоной сидел за пультом управления, спиной к дверям и любовался картинками на мониторах. Шныгин, увидев на плечах Раимова новые погоны, тихо присвистнул, дескать, интересно, а почему меня не позвали обмывать вторые звездочки, и затем заорал:
– Товарищ подполковник, старшина Шныгин для дальнейшего прохождения службы прибыл! Жду ваших распоряжений!
– Слушай, старшина, вот в личном деле написано, что ты в нормальной воинской части служил. А ощущение такое, будто ты всю жизнь только и делал, что охранял пансионат для глухонемых офицеров запаса, – проворчал Раимов и повернулся в кресле. – Чего орешь? Тринитротолуола объелся?.. Да не стой, как хвост у мерина. Вольно! Проходи, присаживайся. Как добрался?
– На какой вопрос сначала отвечать прикажете, товарищ подполковник? – поинтересовался Шныгин, не двигаясь с места.
– Отставить! – рявкнул Раимов. – Забыл, что я просил в неофициальной обстановке называть меня по имени-отчеству? Я смотрю, старшина, ты не рад возвращению? Может, тебя обратно в часть отправить?
– Никак нет, Василий Алибабаевич, – ответил Сергей и прошел на указанное командиром место. – Просто я к вам, еври бади, с душой, а вы мою мать в акушерки. Думаете, ей там больше, чем в бухгалтерии, понравится?
– А, вон оно что. Обиделся, значит? – усмехнулся маленький подполковник и, поднявшись с кресла, хлопнул Шныгина по плечу. Хорошо, что старшина уже успел сесть! А то Раимову бы этот трюк ни за что в жизни не выполнить. – Ну, извини. Просто последняя неделя совершенно бешеная выдалась. Кстати, знаешь, зачем вас тут всех собрали снова?
– Из-за куполов? – ответил вопросом на вопрос Сергей.
– Так точно, – усмехнулся Раимов, но на этот раз горько. – Вот и мне из-за этих куполов уже всю плешь проели. Считают, что это из-за плохой работы ученых, за которых я отвечаю, пришельцы смогли пробраться незамеченными. Впрочем, узнаешь все на собрании. Сегодня вечером. А пока шагом марш в расположение. Отдохни с дороги. Все, свободен. Бегом марш!
Старшина хмыкнул и, пожав плечами, поднялся с кресла. А затем, козырнув командиру, вышел из штаба. На пути мимо лаборатории Шныгина так и подмывало заглянуть внутрь и проверить, ставит ли Харакири канистру со спиртом на прежнее место, но сделать это Сергей не решился. Помня о недреманном глазе майора, старшина горестно вздохнул и потопал в помещения личного состава.
– Мама моя, ридна Украина! – хлопнув себя ладонями по бедрам, заявил Пацук, едва увидев входящего старшину. – И москаля нам вернули. О чем они только думают? Опять мне общество двух идиотов и одного немца терпеть?
– И я, блин, рад тебя видеть, Сало, – хмыкнул Сергей. – Что, в родной воинской части, еври бади, все уже поворовал? Снова сюда вернули под бдительный надзор видеокамер?..
Есаул открыл было рот, чтобы произнести какую-то очередную гадость, но вместо этого широко улыбнулся и, первым подскочив к рослому старшине, крепко пожал ему руку. Кедман с Зибцихом тоже не преминули поприветствовать старого боевого товарища. Причем американец тут же попытался утащить Сергея в спортзал, мяч в корзину побросать, а Зибцих отеческим жестом напомнил, где находятся шныгинские тумбочка и шкаф. Вот старшина и не понял, кто из троих боевых товарищей больше рад его видеть.
Никто из троих сослуживцев Сергея за несколько месяцев, прошедших с момента их расставания, практически не изменился. Лысый череп есаула по-прежнему был украшен роскошным оселедцем, на который любая кобыла, не глядя, поменяла бы свой хвост. Голубоглазый Зибцих только сильнее загорел, а вот голову Кедмана теперь украшала прическа абсолютно невероятных оттенков. Старшина покосился на негра и спросил, указав глазами на голову:
