Дуглас Адамс - Детективное агентство Дирка Джентли

— Боюсь, ваша главная проблема в том, — сказал он, — что ваш нос забит скрепками для бумаг.

Ричард ошалело уставился на него.

— Позвольте вам это доказать, мой юный друг. — С этими словами профессор, протянув руку через стол, вытащил из носа Ричарда цепочку из одиннадцати скрепок и небольшой ластик в форме лебедя.

— Вот он, главный виновник! — воскликнул профессор, подняв ластик вверх. — Бывает, что они попадаются даже в пакетах с овсянкой и могут причинить немало неприятностей. Что ж, я очень рад нашей маленькой беседе, дорогой друг. Не стесняйтесь побеспокоить меня и в другой раз, если у вас возникнут подобные проблемы.

Разумеется, Ричард более никогда не беспокоил профессора по таким пустякам.

Он окинул взглядом стол в поисках знакомых лиц.

Через два человека от себя он увидел декана факультета английского языка и литературы, бывшего когда-то его научным руководителем, но тот ничем не выказал, что знает Ричарда. И немудрено. За все три года учебы Ричард сделал все, чтобы не попадаться ему на глаза, даже отрастил бороду, чтобы быть похожим на кого угодно, только не на самого себя.

За деканом сидел совсем незнакомый Ричарду человек. Он не знал его, как, должно быть, и все остальные. Тощий, он чем-то напоминал странную птицу, к тому же у него был пугающе длинный хрящеватый нос. Слишком длинный и слишком хрящеватый. Этот нос напоминал Ричарду киль той самой австралийской яхты, которая, как утверждали, именно из-за его длины выиграла кубок в регате 1983 года в Америке. Потом было много споров по этому случаю, но к незнакомцу за столом это отношения не имеет.

Сейчас, похоже, с ним никто и словом не перекинулся. Да, никто. А, впрочем, как оказалось, так было всегда.

Каждый, кто впервые встречался с обладателем длинного носа, сначала испытывал легкий шок, а потом был так ошарашен, что о том, чтобы заговорить с ним, не могло быть и речи. А далее, с каждой новой встречей, сделать это оказывалось все труднее. Шли годы, их минуло без малого семнадцать. И все это время бедняга жил в глухом коконе из всеобщего молчания. За столом официанты были уже приучены ставить перед ним отдельную солонку, перечницу и баночку с горчицей, поскольку никто бы не осмелился попросить у него передать соль, перец и прочее с другого конца стола. А о том, чтобы сидеть с ним рядом, никто даже не помышлял, и все по причине его длинного носа.

Другой странностью незнакомца была серия непонятных жестов, которые он периодически повторял на протяжении всего вечера. Он постукивал себя в определенном порядке всеми пальцами левой руки и одним пальцем правой или мог постукивать себя по любой части тела — по костяшкам пальцев, локтю или колену. Прерывая это занятие, чтобы съесть что-нибудь из подаваемых блюд, он в это время странно хлопал глазами и тряс головой. Никто, разумеется, никогда не отважился бы спросить у него, зачем он это делает, хотя любопытство мучило всех.

Кто сидел за длинноносым, Ричарду так и не удалось увидеть.

С другой стороны от себя, за высохшим антропологом, сидевшим за профессором Кроном, Ричард увидел Уоткина, преподававшего античную филологию, человека пугающе черствого и со странностями. Глаза его за толстыми квадратными стеклами очков, казалось, жили своей собственной жизнью, как рыбы в аквариуме. У него, слава Богу, был самый обыкновенный нос и бородка а-ля Клинтон Иствуд. Глаза его вожделенно блестели, скользя по лицам ближайших соседей. Профессор выбирал себе достойного оппонента, чтобы начать диспут. Жертвой стал вновь назначенный директор университетской радиопрограммы «Радио-3», сидевший напротив. Но, к сожалению, он уже был вовлечен в горячий спор, начатый деканом кафедры музыки и профессором философии. Эти двое пытались втолковать обескураженному директору Би-Би-Си, что фраза «слишком много Моцарта», если определить каждое из составляющих ее слов, изначально противоречива и в любом контексте будет лишена всякого смысла, не говоря уже о том, что не может стать частью какой-либо аргументации в пользу любой программной стратегии. Новоиспеченный директор, судорожно сжав в руках нож и вилку, искал глазами кого-нибудь, кто смог бы спасти его. В эту минуту, увы, его взор остановился на Уоткине. К несчастью.

— Добрый вечер, — улыбнулся ему Уоткин, дружески кивнул и, глядя в тарелку с супом, только что поставленную перед ним, застыл над ней. Пусть молящий о помощи немного помается. Он еще не знает, что помощь может обойтись ему почти в полдесятка радиопередач.

За Уоткином совершенно неожиданно для себя Ричард увидел ту, кто своим хихиканьем одобрил фокус профессора с солонкой. Это была маленькая девочка с белокурыми волосами и мрачным взглядом. Ей было не более восьми. Время от времени она раздраженно пинала ногой ножку стола.

— Кто это? — удивленно спросил Ричард у профессора.

— О ком вы? — так же удивленно переспросил его профессор.

Ричард незаметно указал на девочку.

— Видите девочку, — прошептал он. — Совсем маленькая. Это ваш новый профессор математики?

Старик недоуменно уставился на него.

— Вы полагаете? — Он был явно озадачен. — Понятия не имею. Никогда не знал, что такое возможно. Невероятно.

Но все разъяснилось, когда к ней подошел уже упомянутый директор с Би-Би-Си и приказал оставить в покое ножку стола. Ему удалось вырваться из плена спорящих соседей. Девочка, перестав колотить ногой о ножку стола, просто стала болтать ею. Когда же отец снова сделал ей замечание и попросил вести себя хорошо, ему тут же достался пинок. Наконец это удовлетворило девочку и несколько скрасило для нее этот скучный и непонятный вечер, но ненадолго.

Отец тем временем посетовал на необязательность приходящих нянь, которые в последнюю минуту подводят. Но проблемы озабоченного отца мало интересовали профессуру, и разговор на эту тему не получился.

— Совершенно ясно, что открытие музыкальных вечеров композитора Букстехуде[4] сильно задерживается, — заметил профессор музыковедения, обращаясь к директору радиопрограммы. — Надеюсь, вы постараетесь изменить ситуацию к лучшему, — назидательно закончил он.

— О да, конечно, — торопливо заверил его тот и пролил суп. — Э… э… э… вы имеете в виду фестиваль музыки Глюка, конечно?

Девочка, которой все наскучило, снова пнула ножку стола. Отец опять сделал ей замечание, но она, склонив в его сторону голову, о чем-то беззвучно спросила.

— Не сейчас, — тихо, но категорично ответил отец.

— А когда?

— Чуть позже. Возможно. Посмотрим.

Девочка сердито нахмурилась.

— Ты всегда так говоришь, — снова почти беззвучно произнесла она и мрачно съежилась на стуле.

— Бедное дитя, — пробормотал профессор. — Кто из нас в душе не чувствует себя здесь так же. О, спасибо.

Подали суп, и это на время отвлекло его и Ричарда.

— А теперь расскажите мне, — снова заговорил профессор, после того как они отведали первые ложки супа и мысленно, но единодушно пришли к выводу, что это отнюдь не шедевр кулинарного искусства, — чем вы теперь занимаетесь? Что-то с компьютерами, не так ли? И еще это связано с музыкой, как я понимаю. Когда вы были студентом, я думал, что по окончании вы станете преподавать английский и литературу. А прочими делами заниматься будете лишь в свободное время. — Он многозначительно посмотрел на Ричарда поверх ложки с супом. — Постойте, — остановил он его, прежде чем тот попытался ответить. — Помнится, у вас уже тогда было что-то подобное компьютеру. Когда это было? Кажется, в 1977 году, не так ли?

— То, что мы тогда называли компьютерами, были всего лишь своего рода электрические счеты, но…

— Нет, нет, не надо умалять значения такой полезной вещи, как канцелярские счеты, — поспешил возразить профессор. — В умных руках это весьма точный и чуткий инструмент. Кроме того, он не нуждается в электроэнергии, может быть изготовлен из любого материала, какой найдется под рукой, а главное, не выходит из строя в нужную минуту.

— В таком случае делать их электрическими вообще абсурд, — заметил Ричард.

— Совершенно верно, — согласился профессор.

— Прибор, о котором вы говорили, профессор, выполнял не так уж много из того, что не мог бы выполнить человек, и к тому же быстрее и без лишних хлопот, — подтвердил Ричард. — Но, с другой стороны, он вполне заменял ленивого и тупого ученика.

Профессор вопросительно и с иронией посмотрел на него:

— Не знал, что в них испытывается недостаток. С этого места я мог бы попасть хлебным катышем в добрый десяток их за этим столом.

— Не сомневаюсь. Но давайте посмотрим на это еще с одной стороны. В чем истинный смысл того, что один чему-то учит другого?

Вопрос неожиданно вызвал одобрительное бормотание соседей за столом.

Ричард продолжил: