— Надеюсь, — прошептала Элайни, не совсем понимая, откуда Шерг взялся.
— У вас тоже есть личные враги, — ухмыльнулся Анапис. Элайни повернулась к нему и сказала: — Я к нему врагом не напрашивалась.
Помолчав немного, она повернулась к Анапису и сказала: — А за помощь спасибо.
Хамми и Бартазар Блут появились вместе и сразу почувствовали недоброе. Проверив симпотами Анаписа и Альмавер, они немного успокоились и спросили Элайни:
— Что случилось?
— Серёжа, представляешь, здесь был Шерг, — сказала она Бартазару Блуту, а он посмотрел на реакцию кота относительно того, что его назвали Сергеем. Хамми промолчал и Бартазар Блут сказал Элайни: — Сейчас я его найду, и он больше не будет тебе докучать.
— Не нужно, Серёжа, — остановила его Элайни, — зачем продолжать войну, которая нам без надобности. Кстати, как он сюда попал?
— Я бы тоже хотел знать, — сказал Хамми, — но мы вряд ли получим вразумительный ответ.
— Хватил о грустном, — сказал Бартазар Блут и сунул руку в карман, — я забыл передать тебе один подарок.
С этими словами он вытянул перстень с голубовато-зелёным камнем и протянул его Элайни. Она надела его на палец и залюбовалась.
— Так похоже на то, что я оставила Байли! – воскликнула она, глядя на Бартазара Блута — Как наше, фамильное.
— Амазонит, — сказал Хамми, вскакивая на руки Элайни. – Только в нем родовая сила. Кто подарил? — спросил он у Бартазара Блута.
— Ты его знаешь, — ответил тот, открывая глифому. Хамми взглянул и удивился: — Харом?
— Кто такой Харом? — спросила Элайни, поглаживая рукой с кольцом рыжего Хамми. На его фоне кольцо смотрелось сногсшибательно.
— Тот, который хотел тебя удивить, — сказал Бартазар Блут и добавил: — У меня ещё один подарок.
С этими словами он вытащил из-за пазухи деревянное, расцвеченное радужными цветными линиями мэтлоступэ[17], устройство для полёта, непременный атрибут каждой фреи.
— Моё мэтлоступэ! — радостно воскликнула Элайни. – Где ты его взял?
— Я его подобрал там, где ты приземлилась, — ответил Бартазар Блут, — только не было случая, чтобы тебе отдать.
Хамми хмыкнул на руках Элайни, но она была рада, так как не видела лжи.
* * *
Через несколько дней зима повернула всё вспять, и за два дня насыпало столько снега, что ступеньки крыльца скрылись совсем, и прямо от дверей шла гладкая и ровная, искрящаяся под солнцем, снежная поверхность. Как всегда, совсем неожиданно, у Элайни начались схватки и Алида, вместе с Альмавер, с которой она успела сдружиться, принялись хлопотать вокруг неё, гоняя Бартазара Блута за чем ни попало. Анапис, как человек бывалый и знающий, находился в ближнем круге советчиков, а Хамми, роясь в головах окружающих, слизывал советы и глубокомысленно выдавал их за свои, чем вносил в данное мероприятие нужную всем суматоху и поднимал значимость каждого участника.
В конце концов, Алида выставила кота из числа помощников, убрав его из комнаты, что не мешало ему через стенку делать Элайни требуемую анестезию. Элайни, чувствуя его помощь и хитрость, вместо того, чтобы тужиться, смеялась, чем вводила Алиду, принявшую не одни роды, в ступор. «Первый раз вижу такую глупую роженицу», — буркнула она себе под нос, принимая на руки кричащую девочку.
— Мне, — потребовала Элайни, прижимая к себе крохотный комочек. Все сгрудились возле койки, а Хамми, проскользнув сквозь стену, устроился на Элайни и принялся вылизывать малышку.
— Нет, что это такое? — возмутилась Алида, и подняла Хамми за шкирку.
— Маргина, — перебила её возмущение Элайни.
— Что? — не поняла Алида и, обернувшись к Элайни, отпустила кота, а тот завис в воздухе, сообразив, что оттуда виднее.
— Мою дочь звать Маргина, — счастливо улыбнувшись всем, сказала Элайни.
— Ты хочешь назвать её, как маму? — спросила Альмавер.
— Тебя смущает имя? — усмехнувшись, поддёрнул Анапис.
— Нет, — покраснела Альмавер и сказала Элайни: — Поздравляю.
— Спасибо, — сказала Элайни, прикладывая девочку к груди. Флорелла, слушая на улице под окном, от избытка чувств пускала слезинки на грудь Бартика, которые, замерзая, сверкали на солнце, как ордена.
А в столице королевства маргов переполох был больше. Барриэт, вздумавшая рожать в тот же день, совсем не ожидала такого события, а её окружение было совершенно безграмотно в данном вопросе. Поэтому, когда у неё начались схватки, обезумевший Варевот, в других делах существо вразумительное, был повергнут в шок и, единственно, что он сделал обдуманно, нагнал пойманных женщин, полагая, что они знают о таких делах больше, чем он.
Кузнец Баруля, отец Барриэт, провёл селекцию и оставил возле дочери троих знающих, остальных выгнал, чтобы не вносили в дело суету, которая не закончилась, а приобрела признаки управляемой. Варевот и кузнец были на побегушках, исполняя мелкие прихоти повитух, так неожиданно ставших самыми важными особами королевства.
Когда через некоторое время, одна из женщин вышла и произнесла: «Всё», — мужчины не поверили: никаких криков и писков они слышали. Они бы ещё больше удивились, если бы знали, что и Барриэт, и остальные женщины не услышали от вновь рождённого мальчика ни звука. Да и своим видов он отличался от других новорождённых, так как совсем не был крохой, а его большие глаза даже пугали своей осмысленностью. Малыш не издавал ни звука, только внимательно всех рассматривал.
— Он что, немой? — растерянно спросила Барриэт у своих повитух.
— Я не немой, мама, я голодный, — сказал малыш и присосался к груди Барриэт. Одна повитуха грохнулась в обморок, а Барриэт, чуть-чуть улыбаясь, поправляла свою грудь, чтобы её говорливому сыну было удобней кушать. Упавшую повитуху вытащили из комнаты и передали оторопевшему Варевоту. Тот передал её кузницу, который предположил ещё более нелепое: «Это что, моя внучка?» — на что Варевот постучал по его голове и сказал:
— Приведи её в чувства.
Баруля облил её кружкой воды, чем заслужил от неё эпитет: «Старый дурак», — и молодка, сердитая на всех, а больше всего на себя, ушла, распространив по всему городу весть, что вновь родившийся сын короля – монстр. Реддик, услышав такие речи, схватил её в охапку и посадил в пустую каморку, намереваясь передать её на суд короля.
Ерхадин, он же Шерг, появился под вечер, был злой, как зверь, и на сообщение Варевота о сыне никак не среагировал, а наказал собирать всё своё войско и, даже, посаженных на местах бойцов. На замечание Варевота о том, что в связи с неожиданным снегопадом все дороги засыпанные, Ерхадин выругался и схватил его за грудь:
— Я не спрашиваю тебя о дорогах, подготовь мне людей.
И ушёл спать в свободную спальню, а о сыне и Барриэт даже не спросил.
* * *
«Куда же он пропал?», — подумала Маргина, собирая симпоты со всей Земли, не понимая, куда Мо мог исчезнуть. Она присела на крышу, решив, что нужно собраться с мыслями и не шебаршиться. «Подумаешь, пропал, — соображала Маргина, — я и сама могу добраться до Миши Столярчука, друга Сергея». С этой мыслью она поднялась и глянула себе под ноги.
— Вот зараза, — громко сказала она, увидев под ногами, внизу, на третьем этаже двенадцатиэтажного дома лежащего в кровати Мо. Рядом с ним, обняв его рукой, лежала дородная молодая женщина. Маргина сиганула вниз и потянула Мо из постели.
— Вставай, Мо, — прошептала Маргина, стараясь не разбудить женщину. Мо не отвечал. Маргина дёрнула его сильней и увидела, что женщина удивлённо смотрит на неё.
— Это мой Мо, — сказала она. Маргина, не спрашивая её, подняла Мо и исчезла вместе с ним в потолке. Женщина лихорадочно включила свет и набрала по мобильному телефону милицию.
— Милиция, у меня жениха украли, — сообщила она в трубку.
— Откуда? — спросил дежурный, кивнув другому, чтобы тот засёк телефон шутницы.
— Из кровати, — сообщила женщина.
— Фамилия? — спросила трубка.
— Мо, — ответила женщина.
— Имя?
— Мо.
— Женщина, что вы заладили, мо, мо, — возмутился дежурный, поняв, что она не шутит, а является жертвой любви. — Имя у него есть?
— Я не знаю.
— Что же вы ложитесь в постель и имени не спрашиваете, — укорил её дежурный и миролюбиво добавил: — Если через трое суток не придёт, несите заявление участковому. Только он вряд ли вам поможет.
И положил трубку. А воровка её жениха тащила за собой по ночному звёздному небу Мо, удивляясь устойчивости отравления хмельными эмоциями.
* * *
Лааки готовились к первому союзу этого сезона между с Лоори и Реесом, занявшим второе место в соревновании женихов. Нельзя сказать, чтобы Реес был рад своему выбору, но дочь вождя была первой в ряду девушек, и он не мог нарушить традицию. А брать он собирался зеленоокую Гаам, но против совета племени идти он не мог.
