Алексей Молокин - Гоблины в России (СИ)

Тем временем к ночному клубу подкатила платформа с Медным Гоблином. Шустрые рабочие при помощи подъемного крана ловко установили Парфена на заранее подготовленный пьедестал посередине поляны у входа в ночной клуб, закрепили ступни анкерными болтами и с головой накрыли изваяние белым покрывалом. Из-под покрывала немедленно донесся недовольный голос:

— Ноги освободите, сволочи. И тряпку с глаз уберите, а то не видно ничего.

Абдулла извинился перед гостями и побежал улаживать конфликт. Братья, устав уже удивляться чему бы то ни было, понемногу выпивали и закусывали, а в это время со стороны монумента доносились невнятные возгласы.

— А как я в народ сходить буду с пришпиленными ногами, ты подумал? И девочек зажал, сволочь немытая! Где девочки? Я тебя спрашиваю, чурек остроухий, зеленой плесенью покрытый?

Ответов несчастного Абдуллы и вовсе не было слышно, но по размахиванию руками, чувствовалось, что на беду свою связавшийся с мелким российским политиканом эльфийский криминальный авторитет, долго сопротивляться не сможет, или, говоря попросту, «и раунда не выстоит». Тем более что, судя по всему, на празднике «Урукхай» без Медного Гоблина обойтись было нельзя, а вот без эльфа, тем более черного, очень даже можно.

Наконец Абдулла с Парфеном договорились. Взмокший эльф наскоро опрокинул пару рюмок «драконовки горькой» и убежал по делам, оставив братьев дожидаться ночи и посоветовав ни в чем себе не отказывать, поскольку они почетные гости, и все такое…

Братья посидели немного, потом погуляли вокруг клуба, окрестности которого напоминали насильственно облагороженную саванну, познакомились с местными барышнями, в общем, с толком провели время до полуночи, когда и начался великий гоблинский праздник «Урукхай».

— А где Ванька с Даниилом? — спросил Василий удивленно рассматривая высокую стройную эльфийку, протягивающую ему пузатый бокал с чем-то красно-бурым.

— Васьюша! — нежно просвистела эльфийка, трогательно вытягивая трубочкой зеленоватые губы, — Выпей очуха, уже вечер, пора вставать. Мне надо работать.

Васьюша не глядя, глотнул из бокала, скривился и принялся собирать разбросанную по комнате одежду. Очух подействовал практически мгновенно, не хуже электроопохмела, поэтому гусляр быстро собрался, отыскал под кроватью свои электрогусли и, чмокнув нечаянную подружку на прощание в оливковую щечку, вышел на балюстраду, опоясывающую ночной клуб «Урукхай» по периметру, где его уже ожидали вполне очухавшиеся к этому времени Даниил с Иваном.

Фиолетово-лиловые тропические сумерки уже поглотили остров в Междуземье. На поляне перед парадным входом были расставлены белые пластмассовые столики за которыми сидели многочисленные гости клуба. Немного в стороне, чем-то похожие на юных пионеров перед принятием в комсомол или активистов демократических молодежных движений на выездном слете, топтались виновники торжества — юные гоблины из хороших семей, достигшие, наконец, половой зрелости.

Над толпой молодежи, рассыпая трескучие искры, горели чадные факелы.

Из саванны доносилось слитное уханье барабанов судьбы и торжественно-грозное пение:

— Знакомая мелодия! — встрепенулся Василий, перебросил гусли на грудь и ловко втерся в общее звучание, не нарушив, впрочем, ни гармонии, ни ритма, а, напротив, придав древней музыке разухабистое очарование кадрили, то есть, немного очеловечив.

Тут же из темноты вывалился Абдулла, одетый в богато изукрашенную робу, кивнул братцам, одобрительно подмигнул Василию и увлек всю троицу к накрытому столику, расположенному неподалеку от ступней Медного Парфена. Усадив гостей, эльф махнул рукой официанту — низкорослому хоббиту в белом смокинге и босому, и скрылся в густой, как осьминожьи чернила темноте. Наверное, присоединился к другим эльфам, которым по правилам, официально присутствовать на Урукхае не полагалось, и даже более того — было весьма опасно. Поэтому эльфы наблюдали за праздником так сказать нелегально, то есть, на время официальной церемонии прикинувшись орками или другими уважаемыми представителями гоблинского народа. Конечно же, фальшивые клыки и накладные когти никого не могли обмануть, но, тем не менее, традиция, хотя бы формально была соблюдена. А это, знаете ли, самое главное.

Тем временем, барабаны судьбы приблизились настолько, что, казалось, грохотали совсем рядом с местом проведения Урукхая, обозначенном горящими каким-то особо кровавым огнем факелами. Факелы, казалось, светили только внутрь поляны, все пространство снаружи словно исчезло, проглоченное ночью. Казалось участники и зрители предстоящего действа очутились внутри непрекращающегося мерно грохочущего обвала, из которого не было выхода наружу.

Внезапно грохот умолк, но пространство отнюдь не разомкнулось, напротив, тишина отгородила поляну Урукхая от окружающего мира еще более плотной стеной. Василий озадаченно посмотрел на внезапно замолкшие электрогусли и на всякий случай пощелкал выключателем. Гусли молчали. Братья с ужасом обнаружили, что могут выпивать и закусывать, могут смотреть по сторонам, но не могут издать ни единого звука. Над их столиком сгустился из темноты и беззвучно вспыхнул бледно-кровавый, медленно сжимающийся и разжимающийся пузырь формой и размерами, похожий на человеческое сердце.

Даниил молча показал братьям на другие столы. Над ними один за другим загорались большие и маленькие светящиеся фигуры. Над столами, где расположились орки, пульсировали темно-кровавые сгустки, над теми, где сидели хоббиты, горели небольшие голубоватые огоньки, кое-где пульсировали странные фиолетовые кольца и мохнато-зеленые клочья света — кто там сидел, рассмотреть не было возможности. Да, откровенно говоря, и страшновато было.

Одновременно из постамента Медного Парфена выплеснулись разноцветные огненные языки, мгновенно сожравшие укрывавшую идола ткань. Схлестнувшись над макушкой истукана, огненные языки оторвались от постамента и сплелись в стремительно крутящееся кольцо цвета побежалости, повисшее наподобие нимба над ушами Медного Гоблина. Кольцо поднялось еще немного, вращаясь все быстрее и быстрее и замерло в пространстве, заключив идола в радужный стакан света, в котором, словно чаинки кружились и падали по спирали вниз лохмотья пепла, оставшиеся от сгоревшего покрывала.

Братья аж рты раскрыли, увидев Медного Парфена во всей его языческой красе. И было от чего!

Более всего сейчас бессмертное творение человеческого скульптора-монументалиста напоминало статую матроса на станции метро «Площадь революции». Только голого, хотя и не вполне. Обнаженные чресла Парфена были перепоясаны чудовищным патронташем из красной кожи, в ячейках которого располагались дюжины две крупнокалиберных патронов, торчащих, как бы, пулями вверх, что, в общем-то, не слишком противоречило революционным традициям.

Тем временем в круге света появилась внушительная темная фигура, облаченная во что-то вроде древнеегипетского передника, тяжело сверкающего грубо коваными золотыми пластинами. Фигура подняла могучую руку, и сразу появился звук. Гусли загудели недоиграным остатком звона.

— Великий Орк! — услышали братья чей-то выдох.

— Слава Великому Орку! — грохнули гости так слитно, словно неделю перед этим репетировали в какой-нибудь оркской театральной студии.

— Слава Великому Орку! — тоненько отозвались молодые гоблины из под своих скворчащих факелов.

Великий Орк опустил руку и все замерли.

Справа от Великого Орка обнаружилась шеренга тоненьких и темных женских фигур под покрывалами из пальмовой рогожи, а слева выстроилась такая же шеренга посвящаемых гоблинов с факелами в руках.

Великий окинул собравшихся яростно горящим взглядом, воздел обе руки к небу и проревел:

— Урукхай!

И тотчас же из темноты справа выступила женщина, поднялась на пьедестал идола и выдернула из патронташа то, что братья сначала приняли за крупнокалиберный патрон. Держа это в одной руке, женщина взяла за руку молодого гоблина из левой шеренги и пропала с ним во мгле, засунув ненужный факел в освободившуюся ячейку патронташа.

— Урукхай! — опять взревел Великий Орк.

— Урукхай! — отозвался молодой басок из темноты.